Промысл Божий
Жил на свете тиран Спевсипп. При нем неотлучно находился философ Поликарп, который на все, что бы ни случилось, говорил: «Это хорошо!» Однажды они вместе отправились на охоту. Поликарп заметил зайца, который показался за спиной Спевсиппа, натянул тетиву лука и... случайно отстрелил тирану ухо. «Не сердись, царь. Это хорошо», – по обыкновению сказал философ. «Нет, Поликарп, это нехорошо!» – отвечал взбешенный царь и велел бросить Поликарпа в темницу.
Прошел год. Тиран Спевсипп выступил с войском против варваров, но проиграл битву и попал в плен. Сначала варвары хотели принести царя в жертву своим богам, но потом увидели, что у него не хватает одного уха. Ущербный человек не годился для жертвоприношения, и Спевсиппа отпустили за выкуп.
Вернувшись на родину, он повелел выпустить из темницы Поликарпа. «Благодаря тебе я выжил, – сказал царь. – Прости меня!» Философ ответил: «Я случайно отстрелил тебе ухо, и это было хорошо, ибо иначе варвары принесли бы тебя в жертву. А ты бросил меня в темницу, и это было тоже хорошо, иначе бы я отправился на бой с варварами вместе с тобой».
Эта притча была любимой у исторически реального философа по имени Пиррон. «Смотрите, – любил повторять он, – вот заболевший ребенок, которому дают горькое лекарство. Он скорбит и плачет, почитая себя несчастным, ибо не знает, что в лекарстве его благо. Но и взрослый порой стремится к вредному для себя и сопротивляется полезному, полагая, что знает добро и зло. Мудрец же ничего не желает и ни от чего не уклоняется. Ибо все, что происходит с нами в жизни, лишь переменная в формуле, значение которой можно установить только после того, как формула дописана до конца».
«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». Эта фраза Тютчева могла бы стать очень точным эпиграфом к жизнеописанию Пиррона. Этот мудрец жил в полном соответствии со своими принципами. Он всегда переходил улицу, даже не посмотрев по сторонам, полагая, что он не в состоянии знать, какое событие в его жизни пойдет ему на пользу, а какое повредит. В результате его часто переезжала телега. Он ничего не желал и ни от чего не устранялся, а потому не испытывал ни страха, ни огорчения. Не страдал он от несбывшихся ожиданий и не опасался грядущего, как простые смертные. Мудрец испытывал к жизни только одно по-настоящему сильное чувство – любопытство.
В своей книге «Несвятые святые» архимандрит Тихон (Шевкунов) рассказал об удивительном человеке, который был русским епископом за границей и руководствовался в жизни принципом Пиррона. Ему тоже было хорошо знакомо и понятно пирроново любопытство. «Раз за разом я видел, – пишет отец Тихон, – как владыка Василий (Родзянко) с какой-то особой готовностью и с предвкушением открытия чего-то очень важного для него в буквальном смысле отдает себя в послушание каждому, кто обращается к нему». И такое его отношение к жизни приводило к удивительным событиям.
Как-то летом в начале девяностых в один из приездов епископа Василия в Москву к нему пришел молодой священник и предложил Владыке послужить у него на приходе. Ни важные дела в столице, ни то обстоятельство, что храм неизвестного ему священника располагался за шестьсот километров от Москвы, не остановил епископа. Верный своему правилу, он немедленно согласился и через некоторое время уже трясся в машине на глухой дороге по пути к затерянной в костромских лесах деревушке.
Неожиданно машина остановилась. На дороге буквально несколько минут назад произошла авария – грузовик на всей скорости столкнулся с мотоциклом. На земле в пыли лежал мертвый мужчина. Над ним в оцепенении стоял юноша. Рядом курил понурый водитель грузовика. Молоденький мотоциклист, зажав в руках шлем, плакал – погибший был его отцом. Владыка подошел и обнял молодого человека за плечи: «Я священник. Если ваш отец был верующим, я могу совершить нужные для его души сейчас молитвы». «Да, да! – подхватил молодой человек. – Он был верующим! Сделайте, пожалуйста, все что надо! Отец был православным. Правда, он никогда не ходил в церковь – все церкви вокруг посносили... Но он всегда говорил, что у него есть духовник!» Из машины уже несли священническое облачение. Владыка не удержался и осторожно спросил молодого человека: «Как же так получилось, что ваш отец не бывал в церкви, а имел духовника?» «Да, так получилось, – отвечал юноша. – Отец много лет слушал религиозные передачи из-за границы. Их вел какой-то епископ Василий Родзянко. Этого батюшку папа и называл своим духовником. Хоть сам никогда в жизни его не видел». Владыка заплакал и опустился на колени перед своим умершим духовным сыном.
Какова вероятность такой встречи? В жизни епископа Василия было великое множество подобных удивительных «совпадений». Очень часто он, следуя своему принципу, оказывался там, где совершалось таинственное и великое дело. Причем становился не просто свидетелем этого дела, но его соучастником.
Оба мудреца – Пиррон и епископ Василий – с любопытством всматривались в свою жизнь. И это оправдано тем, что их судьбы, в отличие от простых судеб миллионов людей, были по-настоящему интересны. Но почему? Почему жизнь одних становится предметом творческого вдохновения биографов, писателей и художников, а судьба других совершенно заурядна? Очевидно, тот, кто пытается стать великим человеком по своему плану, кто наивно руководствуется принципом «твоя судьба – в твоих руках», терпит поражение. И наоборот, человек, который смиренно живет по принципу «делай, что должен, и будь, что будет», подхватывается и увлекается мощной силой, управляющей мировой историей.
«Постепенно я стал догадываться, – пишет архимандрит Тихон, – что через это смиренное послушание владыка Василий научился чутко слышать и постигать волю Божию. От этого вся его жизнь становилась таинственной, но постоянной и совершенно реальной беседой с Богом, познанием Промысла Божиего, где Бог говорит с человеком не словами, а обстоятельствами жизни».
Смиренный человек, усердно исполняющий свое призвание, непременно становится орудием Божиим в нашем мире. Собственно, об этом и пытаются рассказать нам жития святых. Хороший художник не стремится изобразить то, что и без него можно увидеть, – лес, реку или море. Сезанн не яблоки рисовал – он яблоками хотел изобразить нечто недоступное взору и открытое лишь уму. Так и подлинным предметом жития святого является не сам святой, а таинственный Промысл Божий.
