Свечкины и стихия огня
Но кто сказал, что укоренение всегда происходит безболезненно и незаметно? Не знаю, как там у растений, но у людей довольно часто, чтобы укорениться на каком-то новом месте, приходится пройти через самые разнообразные испытания. Испытания физические, моральные, а порой – и духовные. Ну, знаете, как инициация у первобытных народов или в современных тайных обществах вроде масонских.
Новая жизнь начала испытывать Свечкиных с самых первых дней их рогожинского житья. Испытания эти шли то попеременно, то параллельно, то просто сыпались на их бедные головы беспорядочной кучей. Но для удобства читательского восприятия (а мы ведь пишем для читателя и должны заботиться о его удобстве) попробуем как-то систематизировать все эти события по разрядам и видам.
Одно из видов свечкинских испытаний так и можно назвать – испытание огнем.
…Поначалу Петр Петрович еще пытался каждый день ездить на работу в центр Москвы из своего Рогожина. Шестьдесят километров до кольцевой, километров двадцать от кольцевой до центра – нормальное расстояние, вполне достаточное, чтобы понять, на что ты променял свое московское жилье. А если учесть, что пробки и тогда, в середине 90-х, бывали немаленькие, а заправка на протяжении шестидесяти км была одна (и на ней чаще всего никакого бензина не было!), то картина тогдашней автомобильной жизни рисуется вполне выразительная.
Нет, конечно, бензин в стране был – по МКАДу и по всем трассам стояли десятки и сотни бензовозов с заправочными пистолетами (в Москву их все же не пускали). Но что это был за бензин! Это оттуда, из девяностых, сохранились до наших дней бесчисленные реальные истории о том, как одна-единственная заправка на такой передвижной АЗС приводила к капитальному ремонту, а то и полному списанию двигателя…
Это я к тому, что в то время доехать из Рогожина до Москвы было делом не совсем легким, и об этих поездках Петр Петрович до сих пор вспоминает с некоторым содроганием.
А пока отец семейства пытался ежедневно ездить на работу, семья оставалась в Рогожине одна. Соответственно и все бытовые дела ложились на их плечи. И вот однажды, когда Анна Ивановна пыталась зажечь котел АГВ (это, кто не в курсе, такая отопительная система, работающая на газе), из дымохода вдруг полыхнуло пламя!
Что в таком случае могла сделать женщина с тремя маленькими детьми, которые расширенными от ужаса и неподдельного любопытства глазами смотрели на огонь, который горит прямо из стены?
Правильно, она так и сделала.
И вот вся женско-детская часть семьи Свечкиных бежит по улице и кричит: «Пожар!..»
К счастью, один из ближайших соседей оказался в это время в своем саду. Услышал – и бросился на выручку.
Как выяснилось в очередной раз, у страха глаза велики, а вообще-то победить такой пожар было делом не таким уж трудным, особенно для мужчины. Но при этом, осмотрев дымоход, сосед дал совет: дымоход почистить, чтобы не случилось чего похуже. И поэтому в самом ближайшем времени Петр Петрович соорудил лестницу, обвязался веревкой и полез на крышу чистить дымоход. Странно, что в этом дымоходе была хоть какая-то тяга: ветки, из которых галки соорудили в нем свои гнезда, Петр Петрович выносил ведрами и мешками…
Очевидно, что это испытание огнем Свечкины выдержали. Но судьба уже приготовляла им следующее.
Как-то раз Анна Ивановна учила окрестных детишек рисовать (она была преподавателем рисования и живописи еще в Москве и имела, кстати, свои многолетние наработанные методики). Дети приходили к ней с удовольствием и очень не любили потом расходиться после занятий. Но хочешь не хочешь, а идти домой все же нужно. И вот дети потихоньку расходятся по домам, к тому же в небе собирается гроза, а Анна Ивановна решила успеть до грозы прополоскать недавно постиранное белье и вышла во двор.
И вдруг страшный грохот буквально прибил ее к земле. Поднявшись, она почувствовала себя так плохо, что пошла в дом и легла на диван. Молилась и слушала, как кто-то невидимый за окном ломает с треском сухие макароны. Кто ломает? Где? Какие макароны, наконец?..
А через минуту к ней в дом стали прибегать только что ушедшие ученики с криками: «Пожар!..» Что было делать? Анна Ивановна собрала всех своих и соседских детей, они вместе встали перед иконами и начали молиться, кто как умел.
На этот раз пожар был реальным и очень близким.
Оказывается, страшный грохот, прибивший Анну Ивановну к земле, был разрывом шаровой молнии, которая зажгла хозяйственные постройки у соседей через дом от Свечкиных. Слава Богу, сам жилой дом не пострадал, поскольку окрестный народ весьма оперативно прибежал на подмогу. А треск макарон был треском пламени, сжигавшим шиферную крышу сарая.
Анна Ивановна поспешила вызвать пожарных (в доме Свечкиных не только все коммуникации были центральными, но еще и телефон имелся, что по тем временам было далеко не рядовым обстоятельством!). Пожарные приехали довольно быстро, но огонь тем временем тоже не дремал. Поэтому профессиональным борцам с огнем оставалось только залить пеной остатки догорающего сарая, составить акт о возгорании (или как там это у пожарных называется?) и уехать восвояси с чувством хотя бы частично исполненного долга…
Думаю, что все эти неординарные события ускорили решение Свечкиных освятить их новый дом как можно быстрее. Но кого еще было звать для этого важного дела, как ни своего духовника, отца Геннадия? Ведь именно с ним они советовались, именно он благословил их в конце концов на переезд.
И вот день назначен, отцом Геннадием взято все необходимое для освящения дома (святая вода, свечи, карандаш, чтобы нарисовать крестики на стенах, – специальных наклеек для этого дела тогда еще в храмах не продавали), и Свечкины везут своего духовника в Рогожино.
Места рогожинские отцу Геннадию очень понравились. Но самое главное – он был поражен домом. Как только он вышел из машины и пошел по дорожке, он с удивлением воскликнул: «Так он у вас кирпичный, капитальный!..» На это Петр Петрович даже с некоторой обидой возразил: «Батюшка, да ведь мы же за него трехкомнатную московскую квартиру отдали, да еще и с бетонным гаражом!..» На что отец Геннадий несколько смущенно ответил: «Ну да, ну да… А я-то ведь думал, что он у вас бревенчатый, обычный деревенский домик…»
Позже в разговорах со мной Петр Петрович не раз вспоминал этот на вид незначительный эпизод, который для него, наоборот, стал весьма символичным. Поначалу вспоминал даже с некоторым возмущением: ну как он мог подумать, что московское новое жилье с гаражом они могут отдать за какой-нибудь деревянный деревенский дом? Что, если Свечкины, то обязательно окончательные идиоты?..
Потом его возмущение прошло, а в воспоминаниях появились элегически-ностальгические нотки: вот какие были у нас духовники в то время! Для них, горящих подлинным духовным огнем, настолько неважным было материальное начало мира, что они попросту не знали рыночной стоимости того или иного объекта недвижимости…
Но прошли еще годы, и в воспоминаниях Петра Петровича появились нотки, которые, честно говоря, лично мне не очень нравятся и отчасти настораживают.
Смысл этих последних его размышлений примерно такой: наши духовники, горящие духовным огнем, и нас учили вообще не обращать внимания на материальную сторону. Но где они теперь, где это горящее поколение? Почти все они ушли рано, Бог прибрал их молодыми.
А теперешние отцы, вплоть до самых высоких, так сильно уважают богатых, так почтительны к возможным спонсорам и так порой невнимательны к нам, так и оставшимися бедными, что возникает вопрос: так чему же вы нас учили? Разве я, Петр Петрович, не мог вместе с тысячами других стать в девяностые годы если не олигархом, то вполне состоятельным человеком? Ума, или уж во всяком случае хитрости, у меня бы достало. Возраст – сорок с небольшим – тоже позволял начать новое дело и новую жизнь. Но ведь я верил Евангелию и верил вам! Так почему же теперь я вижу порой это неподдельное почтение на ваших лицах, когда вы смотрите на богатого человека?..
Еще раз повторяю: мне эти мысли Петра Петровича не нравятся и вообще – не близки. Ну да, мы видим несколько фигур олигархов из девяностых, которые все еще на плаву. А сколько их было расстреляно, сожжено, отравлено и просто закатано в асфальт? И ведь не рядовых стреляли, а тех, кто чего-то достиг! Кто посчитал эти бесчисленные жертвы периода первоначального накопления? И кто знает, от чего спас того же Петра Петровича его духовник, оберегавший его от занятий тогдашним российским бизнесом, в котором надо было обязательно воровать и убивать – или быть обворованным и убитым?
В общем как человек со стороны я спокойно и доходчиво могу все объяснить Петру Петровичу. Могу показать, в чем он заблуждается и как надо оценивать тревожащие его факты на самом деле. А про себя еще могу подумать при этом со сладким иезуитским сожалением, что вот испытания духовным-то огнем он, пожалуй, и не выдержал.
Но должен признаться, что, когда я это делаю, мне иногда становится противно самого себя. Как некоего внешне благочестивого книжника или фарисея, что ли…
Потому что на самом-то деле я Петра Петровича понимаю. Я, как и он, знаю, что это такое – не иметь денег на самое необходимое для своей семьи, когда другие не знают, куда эти самые деньги девать. И поэтому бывает просто по-человечески больно. Потому что наши горящие духовники учили нас правильно: к богатым надо относиться так же, как к бедным. А к бедным – так же, как к богатым. И потому что лицеприятие – это точно не евангельское понятие. Точнее, анти-евангельское. И когда эти качества и понятия вплетаются в современную церковную жизнь, это больно для верующего человека.
Но, с другой стороны, духовная жизнь – это путь кризисов. А значит, легко все равно не будет никогда. И тут мы с Петром Петровичем согласны давно и крепко.
Вот только непонятно, когда каждому из нас надо смиряться до зела, а когда – восставать…
