Свечкины прыгают в прорубь
Если ты приближаешься к проруби, чтобы прыгнуть в нее, то приближаться, топтаться на снегу и морально готовиться ты можешь как угодно долго, хоть два часа. Главное, ноги не отморозь. Но прыгать все равно придется мгновенно, в одну секунду. И в этом есть свои плюсы. Как говорится, семь бед – один ответ. Или пан – или пропал. Или что-то в этом роде…
День переезда настал.
Почему именно сегодня?
Потому что вовсю шел Великий пост 1994 года и уже приближался к своему завершению. Дня через два-три начиналась Страстная седмица, время особых молитв и особой сосредоточенности. И потому отец Геннадий, духовник Свечкиных, решил: или прямо сейчас – или уж после Светлой.
После Светлой пасхальной недели – это значит еще недели три, а за это время растают и станут непроезжими для тяжелых грузовиков дороги к новому дому, поскольку они грунтовые. А это значит – ждать потом еще месяц, пока они подсохнут! А все уже смотрят, все уже вопрошают: когда, наконец, вы квартирку-то освободите?..
В общем, сегодня переезд – и точка.
Конечно, Свечкиных не бросили в такой момент их друзья. Человек пять-шесть крепких и самых близких приятелей (вместе с самим хозяином) олицетворяли, что называется, грубую мужскую силу. Впрочем, и всем остальным хватало работы, даже детям.
Количество вещей поражало и угнетало. Вещи заполнили три больших грузовика, не считая мелочи, которую везли на легковушках. Неужели все они, эти вещи, необходимы? Неужели нельзя прожить, по крайней мере, без половины из них? Впрочем, во время погрузки и разгрузки не до этих лирических мыслей. Разбираться будем потом, а сейчас – бери, неси, укладывай, вытаскивай, неси осторожнее, укладывай плотнее (это из другой комнаты! А это вообще наверх!). Думать некогда, надо делать дело.
(А вы заметили, что нам вообще хронически некогда думать? Что нам все время надо делать дело, которое очень часто заканчивается с нулевым, если не с отрицательным, результатом? А может, если бы мы могли подумать вовремя – нам не пришлось бы, как минимум, тратить время и силы на это бесполезное дело?)
Эпопея началась утром, закончилась, как и следовало ждать, довольно поздно вечером.
Наконец все вещи занесены в дом, коробки более или менее растащены по комнатам – детская, спальня, гостиная, кабинет… В кабинете сели после окончания работы за стол. Женщины приготовили закуску, а уж что касается выпивки – она нашлась как-то сама собой, как это обычно бывает в нормальной российской компании.
После трудового подвига все были слегка возбуждены и воодушевлены. Тосты произносили прежде всего за хозяев, за то, чтобы им счастливо жилось в новом доме, за то, чтобы поскорее привести все в порядок… Ну, в общем, как и полагается в подобных случаях.
Наконец помощники разъехались по домам. Свечкины всей семьей дружно валились с ног от усталости. Уложили детей в детской, устроили импровизированное ложе в самой маленькой, шестиметровой комнатке – и легли. Новый дом погрузился в сон…
Что это?.. Откуда в Москве эти крики петухов и гоготанье гусей?.. Или это мне снится?.. А это как будто овца блеет?.. Что это такое, простите?.. Нет, точно сон… Но почему как будто наяву?..
Примерно так можно передать первый миг внутреннего монолога Петра Петровича после пробуждения. И вдруг – его как будто ошпаривают кипятком, и он все вспоминает. Мы не в Москве!.. Мы уехали из Москвы!.. Навсегда… Рогожино… Теперь мы будем здесь жить… Нет, неправильно… Теперь мы здесь живем… Уже живем…
Что мы сделали?.. Зачем?.. Ведь это же – абсолютно новая, абсолютно иная и абсолютно чужая жизнь, про которую мы ровно ничего не знаем!.. Как же мы могли решиться на это, безумцы?..
Чистый как слеза ребенка, беспримесный, совершенный ужас охватывает моего дорогого Петра Петровича. Он вдруг не просто осознает, он чувствует, он проживает всей своей душой, что вчера закончилось все, что было прежде. Закончилось навсегда и бесповоротно. И вот сейчас, через несколько минут, надо будет начать новую жизнь. Настолько новую, что это как бы и не жизнь вовсе, а… А что? Правда, что?..
Ну ведь не смерть же, в конце-то концов!..
Дети уже проснулись и хотят есть и гулять. Уже одно это способно привести в чувство реальности любых нормальных родителей.
Чтобы дети могли поесть, надо вспомнить, где у нас продукты, в каких ящиках кастрюли, и куда вчера второпях засунули вилки и ложки. Газ на кухне горит, вода из крана течет, канализация, как я уже говорил, центральная.
Чтобы дети могли погулять… Да, с этим сложнее. В конце марта на улице вокруг дома грязь вперемежку со снегом, в загоне лают две хозяйские овчарки, которых Олег Яковлевич обещает забрать буквально со дня на день и которые пока что того и гляди грозятся вырваться из загона…
Впрочем, пока хватает дел и внутри дома. Разборка начинается, естественно, с кухни как самого насущного помещения. Повесить и поставить кухонные шкафы, включить холодильник, разобрать продукты, установить стол и стулья, чтобы можно было нормально обедать…
Да, стены грязные, обои оборваны, на потолках трещины, двери и окна стоило бы выкинуть сразу, но… Но где же взять на все это денег? Ничего, пока поживем так (главное сейчас – вещи разобрать), а скоро сделаем ремонт… Денег нет, вы говорите? А мы займем! В крайнем случае – возьмем кредит в банке, сейчас все так делают… В общем за полгода вполне можно все привести в порядок!
Когда Анна Ивановна в очередной раз сказала своей маме (и теще Петра Петровича) эти слова о ремонте, который они осуществят за полгода, та грустно посмотрела на нее и ответила: «Аня, вы за полгода хотя бы вещи разберите…» Забегая вперед, скажем, что разобрать за полгода вещи Свечкины, конечно, не успели…
Но шок проходит, а жизнь продолжается. И в этом ее великая мудрость и удивительное совершенство. Ведь даже самая несовершенная жизнь по сути своей совершенна. Именно потому, что она – жизнь.
На второй или третий день Анна Ивановна отвела старших девочек в школу, поговорила с учителями, уладила все формальности. А на следующий день Санечка и Танечка пошли в школу вдвоем, без мамы. Да и с какой бы стати они пошли с мамой, если в Рогожине все дети, даже первоклассники, ходили в школу самостоятельно! А за что тревожиться и чего бояться, когда нет ничего такого, о чем можно было тревожиться?.. (И это было первое зримое и ощутимое отличие от столицы, где девочек надо было каждый день водить в школу и из школы, которая находилась буквально через дорогу.)
Еще через несколько дней Олег Яковлевич забрал наконец своих овчарок, и четырехлетний Ванечка смог выходить во двор и гулять там целыми днями с короткими перерывами на завтрак, обед и ужин (и это было второе ощутимое отличие).
Параллельно обустройству Свечкины потихоньку знакомились с соседями, которые почти все оказались на удивление доброжелательными. Соседям, конечно, нравилось и то, что нашлись москвичи, которые так критически отнеслись к своей московской жизни и, наоборот, совершенно некритически и даже слегка восторженно относятся к жизни их, рогожинской. Людям вообще нравится, когда другие вдруг возьмут и полюбят то, что любят они сами. Как говаривал еще кто-то из героев Достоевского – ты не меня полюби, ты мое полюби!.. А может, это был герой Гоголя?.. Боюсь соврать…
Итак, прорубь, в которую прыгнули-таки Свечкины, оказалась не такой холодной, не такой глубокой, в общем, не такой смертельной, как это представлялось поначалу. Мало того, когда они достигли дна и встали на него, выяснилось, что теперь они как раз и стоят на той самой земле, на которой стоит их дом и на которой они так и хотели стоять, еще когда только мечтали о больших переменах.
…И все бы ничего, и все бы даже очень неплохо, если бы Петр Петрович не потерял как раз в это время свою работу, о чем я упомянул чуть выше. Впрочем, и Асю Филипповну, его тогдашнюю начальницу, за это нечего винить: работал Петр Петрович в этом московском журнале в последние месяцы и вправду спустя рукава – все его мысли и чувства были заняты совсем другим, вы понимаете, чем.
Но даже если никого ни в чем не винить – работа-то потеряна! А работа, помимо всего прочего, что в ней есть интересного, еще означает зарплату. То есть какие-никакие деньги. И хотя окончательно пропасть Петру Петровичу друзья не дали, и один из старших друзей взял его в свой коллектив, эта зарплата была уже не та.
Зато на работу надо было приезжать всего раз в неделю, по средам, – и это было громадное облегчение. И теперь у Петра Петровича было свободное время, чтобы хорошенько познакомиться с соседями.
