Наш дом – это клирос

Есть что-то поистине прекрасное и столь же необыкновенно таинственное в пении церковного хора, что-то, что настраивает душу на разговор с Богом. «Прихожанин» обратился к художественному руководителю и главному регенту Праздничного хора Данилова монастыря Георгию Сафонову с просьбой рассказать о том, как сложился этот необыкновенный коллектив, который хорошо знают ценители искусства хорового пения далеко за пределами обители и который с радостью слушают не только прихожане монастыря, но и светская публика самых известных в стране концертных залов.

Георгий Леонидович, если бы Вас попросили дать краткое описание Праздничного хора Данилова монастыря, то что бы Вы сказали? Какие отличительные особенности упомянули бы?

Прежде всего, следует отметить, что Праздничный хор Данилова монастыря – это особенный коллектив, имеющий богатую историю. Известно, что он возник тогда же, когда возник Данилов монастырь – самая древняя обитель на московских холмах, – в 1282 году. Изначально это был церковный хор, но к концу XIX века он преобразовался в хор концертный. А после своего возрождения в 1989 году стал и концертным, и богослужебным. Наш хор сохраняет богослужебные хоровые традиции как Данилова монастыря, так и Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Мы духовно связаны с этой обителью и тщательно сохраняем ее наследие. Также мы тесно связаны духовными узами с Киево-Печерской, Почаевской и Александровско-Невской лаврами и некоторыми другими монастырями России.

Следует назвать еще одну особенность нашего хора – он состоит из светских музыкантов. И это тоже давняя традиция нашей обители – приглашать для украшения праздничных богослужений людей, имеющих музыкальное образование и красивые голоса. Музыканты на время пополняли братский  хор, и пение получалось невероятно красивым – его высоко ценили в Москве.

На сегодняшний момент в Праздничном хоре Данилова монастыря певчие имеют музыкальное образование, которое они получили в различных вузах России. Это люди крещеные, у которых есть желание петь на клиросе и которые своими голосами могут украсить концертные выступления хора. Ведь, начиная с 1989 года, наш хор, помимо основной богослужебной деятельности, путешествует по городам России и мира в качестве концертного хора, представляя просветительские программы, рассказывающие об истории государства Российского, Русской Церкви, певческом русском искусстве, показывая публике различные стили мировой классической хоровой музыки. В нашем репертуаре есть самая разнообразная музыка: духовная и светская, русская и западная. Трудно перечислить всё, что мы поем. Проще сказать, чего мы не поем… Мы не поем эстрадную популярную музыку.

И надо добавить еще вот что: все без исключения участники нашего хора являются именно клиросными певцами.

Что Вы имеете в виду?

Дело в том, что многие хоры, которые позиционируют себя как монастырские или носят такое название, по сути своей таковыми не являются. Часто людей для таких хоров набирают под какой-нибудь музыкальный проект и для торжественности представляют хором какого-либо монастыря. Публика воспринимает их именно как монастырских певцов, хотя они вовсе не клиросные певцы. Возвращаясь из концертной поездки, они разъезжаются по своим домам, забывая о храме до следующего турне. А наш дом – это клирос, здесь мы практически живем. Со службы мы отправляемся в концертную поездку, а возвращаясь, едем в Данилов монастырь на службу.

Вы сказали, что участники хора – люди светские. Братия монастыря не поет в хоре?

Раньше в хоре были насельники монастыря, но сейчас уже нет. Дело в том, что монашествующих в самом монастыре находится не так уж много – значительная часть братии проживают на подворьях и в скитах. Кроме того, если монашествующие будут петь на клиросе, то кто же будет служить и выполнять различные монашеские послушания?

Следует упомянуть еще одну особенность хора. Смена поколений в нашем коллективе происходит достаточно редко. Здесь поют люди с большим опытом. Мы давно уже привыкли друг к другу, и это позволяет решать многие задачи. Я знаю, чего можно ожидать от каждого из певчих, а они знают, чего я хочу от них. В других монастырях нередко остро стоит проблема текучки кадров и регенты хватаются за голову: «Ой, у меня певцы сменились. Что делать?!» Даже покойный отец Матфей (Мормыль) сетовал: «Вам хорошо! У вас постоянный состав, а у меня – студенты. Первый год они ничего не могут, во второй год начинают что-то понимать, к третьему году становятся полноценными участниками коллектива, а на четвертый – у них практика и их посылают служить в какой-нибудь храм. В результате у меня получается какой-то одногодичный хор». А в нашем хоре молодые ребята приходят на место пенсионеров только в том случае, если люди по здоровью уже больше не могут петь в хоре. Поэтому основной состав нашего хора сохраняется уже более 20 лет!

Георгий Леонидович, а можете подробнее рассказать о хоре. Скажем, сколько в нем человек?

У нас на клиросе сейчас поет 28 постоянных певцов. Этим составом мы поем и на богослужениях, и на концертах. Кроме того, в нашем коллективе есть свои скрипачи, альтисты, баянисты, балалаечники, гитаристы, ударники и другие музыканты. Поэтому нам не нужно никого приглашать к себе специально. При необходимости одни ребята играют на инструментах, а другие поют. В нашей команде есть свои чтецы, звукорежиссеры, те, кто занимается подбором слайдов, нот и т. д. Всё, что нам нужно сделать, мы можем выполнить силами нашего коллектива. Поэтому, кстати, любому новичку будет у нас непросто.

Почему?

Во-первых, репертуар нашего хора большой и достаточно сложный. Человеку, который имеет даже очень хорошее музыкальное образование, трудно будет сориентироваться, особенно если учесть, что мы поем не по нотам, а по словам. И во время службы поем до трех обиходов…

Поясните, пожалуйста.

Обычный хор во время богослужения поет один обиход. Мы же поем до трех обиходов: так называемый старый обиход, который пришел к нам из Лавры и который поют многие мужские хоры. Поем и так называемый новый обиход, который мы составили сами. Это гласы, в свое время расписанные архимандритом Матфеем и диаконом Сергием Трубачевым в Лавре в традициях Московской школы. Еще некоторые гласы мы составили сами, а другие взяли из Киевского распева. Таково было распоряжение нашего досточтимого владыки Алексия, епископа Солнечногорского, наместника Данилова монастыря, чтобы мы отличались от будничного хора. В Даниловом монастыре есть несколько хоров. Хор регентских курсов, детский хор, молодежный хор, братский хор, который тоже состоит из светских музыкантов, но поет по будням. И наш Праздничный хор. Итого пять хоров.

Вот наш владыка и благословил, чтобы Праздничный хор пел по-праздничному. Поэтому мы и составили праздничный обиход. Мы начинаем с обычного, общепринятого, обихода, потом поем составленный нами новый обиход, который многие уже называют «Даниловским», а в заключение – третий обиход: он включает в себя оригинальные напевы – подобны – и распевы различных монастырей России, которые мои ребята освоили и легко поют во множестве и по словам.

Простите, Георгий Леонидович, а петь по словам сложнее, чем по нотам?

Во много раз сложнее. Ноты написаны, и ты по ним поешь. Этому обычно учат певцов. А вот когда нот перед глазами нет, а есть слова и какой-то напев, ты начинаешь его петь, ты его помнишь, он даже где-то внутри у тебя заложен и не раз уже спет, но всё равно это невероятно сложно. Одного года, двух-трех лет недостаточно – надо попеть на клиросе лет пять, чтобы всё это почувствовать. А в последнее время мы пытаемся правильно позиционировать подачу слова. Это требует полного отключения от нот, чтобы человек не думал о том, какие ноты он поет, а думал о смысле слов.

А почему в хоре именно 28 человек?

28 – это четыре партии по семь человек: тенора первые, тенора вторые, баритоны и басы. Самые высокие – первые тенора, средние голоса – вторые тенора и баритоны и наконец низкие голоса – басы. Мужской хор по диапазону может выполнять задачи смешанного хора, то есть петь за женские голоса, и в этом большое преимущество мужского хора перед хором смешанным.

Почему именно 28 человек? Могло бы быть и больше. До революции хор Данилова монастыря насчитывал до 150 человек. Когда после революции повсюду закрывали храмы и монастыри, в Данилов монастырь из разных мест начали стекаться певцы, и притом чуть ли не лучшие голоса Москвы и Подмосковья. Наша обитель стала последним бастионом веры, который противостоял Советской власти: здесь служили известные архиереи, лучшие диаконы.

Данилов монастырь просуществовал до 1930 года и последним был закрыт в Москве. Интересно, что он стал первым действующим монастырем столицы в постсоветское время. Когда началось возрождение Даниловой обители, у нас на клиросе на Рождество и Пасху собиралось до 70 знаменитых приглашенных певцов. Игумен Товия (Глазырин), первый регент вновь образованного хора (январь 1989), сумел поднять его на очень высокий уровень исполнительского искусства. В 1991 году, буквально через полтора года после организации  хора, наш коллектив получил гран-при на конкурсе в Будапеште. Это дорогого стоит – в хоре тогда пели замечательные ребята: выпускники Московской консерватории, Хоровой академии имени Свешникова, Гнесинской академии… С 1989 года еще несколько лет Данилов монастырь оставался первым и единственным действующим монастырем Москвы… Потом открывались другие обители, люди растекались по другим храмам и монастырям. Кстати, и хор Данилова монастыря чуть ли не в полном составе был уведен в Новоспасский монастырь. При новом наборе хора в июне 1991 года я как раз и попал на монастырский клирос.

Вы спрашивали: «Почему в хоре именно 28 человек?» Это связано с материальным обеспечением: 28 человек – это то количество людей, которое в настоящее время монастырь может обеспечивать материально, и то минимальное количество людей, которые могут обеспечивать богослужения и концертную деятельность в разных ситуациях. Ведь помимо того, что мы постоянно поем в Троицком соборе Данилова монастыря и храме святых отцов семи Вселенских Соборов, мы также поем в резиденции Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Много у нас выездных служб: в детском приемнике-распределителе на Алтуфьевском шоссе, подшефных детских домах; поем для солдат в воинских частях и для заключенных в местах лишения свободы. Нас приглашают на освящение храмов и архиерейские богослужения в различных храмах Москвы – всюду, где нужно представить красивое клиросное пение. Два-три раза в год мы поем в Кремле во время Патриарших богослужений. И, когда к Святейшему приезжают делегации в его резиденцию в Даниловом монастыре, нас приглашают для обеспечения встречи делегатов и служения благодарственных молебнов и поминальных служб.

Кто же поет по будним дням в Даниловом монастыре?

Будничный хор. А мы поем в пятницу, субботу и воскресенье плюс праздничные службы.  На нас также первая седмица Великого поста, родительские субботы, Светлая седмица до Радоницы, Страстная седмица. Богослужения комбинируются с гастрольными поездками. Нередко выпадает по 4–5 концертов в неделю, и тогда половина наших ребят уезжает на гастроли, а вторая – остается в обители.

Петь на концертах легче или труднее, чем на службах в храме?

На концертах ребятам приходится сильно выкладываться. Иной раз случается по два концерта в день плюс репетиции перед концертом. Певцы сильно устают. Сразу после концерта летим домой, и, прилетев, скажем, в семь утра в Домодедово, мы уже к девяти приезжаем в обитель и поем на службе. Но, как говорят ребята, «это наш крест».

Георгий Леонидович, пожалуйста, расскажите немного о себе. Как Вы сами попали в хор Данилова монастыря, как стали регентом?

То, что я стал регентом такого уникального хора, как Даниловский Праздничный, это, конечно, большая удача, оказавшаяся для меня полной неожиданностью. Я родился и вырос в Минске, в советской Белоруссии. Прошел все стадии развития светского человека того времени от октябренка до члена партии. С семи лет пел в хоре мальчиков средней специальной музыкальной школы при Белорусской государственной консерватории, потом был музыкально-педагогический институт имени Гнесиных (ныне Российская академия музыки), затем – аспирантура.

При этом я видел себя исключительно музыкантом светским и даже руководил светскими коллективами. Всё было стандартно до момента, как мне предложили креститься. Я ведь с детства был не крещенным. Это событие произошло в моей жизни, когда мне исполнилось 24 года. Правда, я был членом партии и помню, как спросил батюшку, имею ли я право креститься. А мудрый священник, как будто в будущее глядел, мне на это ответил: «Давай сделаем всё, как нужно. А партия – она сегодня есть, а завтра, может, ее и не будет».

Где Вы крестились и кто Вас крестил?

Крестился я в очень хорошем, знаковом месте – Переделкине, в храме Преображения Господня. Этот храм считался Патриаршей резиденцией, и там находилась чуть ли не единственная купель, в которой взрослого человека могли крестить с полным погружением в воду. А крестил меня нынешний настоятель того храма архимандрит Владимир (Зорин), известный служитель Церкви.

После Крещения мой крестный повез меня в Лавру к отцу Матфею (Мормылю), светилу в мире регентского дела. И вот отец Матфей сказал мне: «Благословляю тебя петь на клиросе». Вот так постепенно, через тернии к звездам, пройдя через несколько храмов, я попал в Данилов монастырь. Хотя на этом пути у меня было немало чудес и искушений, но, если обо всем этом рассказывать, наш разговор получится слишком длинным. Одним словом, благодаря своим певчим друзьям, в 1991 году я попал сюда, в хор Данилова монастыря. В течение трех лет был певцом до тех пор, пока в 1994 году священноначалие не поручило мне управлять этим хором. И вот уже 25 лет я регент Праздничного хора нашей обители.

Надо сказать, что, еще учась в последних классах школы, а потом переехав в Москву, я увлекся собиранием различных хоровых записей. Я работал в камерном хоре «Виват», который основал мой учитель, заслуженный артист России Игорь Андреевич Журавленко. Мы пели духовную музыку, причем пели ее еще в 1982 году, когда духовная музыка была под запретом. Так постепенно я приобщался к этой культуре.  

А в классе по дирижированию в институте имени Гнесиных мое духовное воспитание проходило под руководством замечательного педагога, заслуженной артистки России Марии Афанасьевны Бондарь, ученицы самого Николая Михайловича Данилина. Он был последним регентом Синодального хора. Отсюда, кстати, у меня любовь к Московской Синодальной школе, и себя я считаю данилинским учеником в третьем поколении по классу дирижирования и очень этим горжусь. Во время учебы в академии я очень увлекся духовной музыкой. Даже диплом писал по знаменному распеву: «Знаменный распев как памятник русской певческой культуры IX–XX веков». Так что Господь, как я думаю,  меня постоянно направлял. Вот это сочетание – хор под руководством Журавленко, учеба в институте у Марии Бондарь, Крещение и последующий разговор с отцом Матфеем – было очень важным на моем пути.

Каким голосом Вы сами поете, Георгий Леонидович?

Сначала пел первым тенором, потом сорвал голос, и он у меня пропал. Меня вылечил покойный ныне отец Валентин Чаплин, замечательный человек, священнослужитель, гомеопат и фониатр (специалист, занимающийся лечением голосовых связок. – Ред.). Он показал мне некоторые специальные упражнения, вдобавок я принимал назначенные им гомеопатические средства. И голос ко мне вернулся. И тогда отец Валентин сказал, что мне надо петь своим голосом.

То есть у Вас не тенор?

На самом деле у меня лирический баритон. Но в Гнесинской академии не смогли окончательно определиться, какой у меня голос: кто-то считал, что тенор, кто-то – что баритон. В итоге меня повели как тенора.

Когда Вы управляете хором, Вы сами поете?

Конечно, пою! Это обязательное условие клиросной практики. Это заповедали нам греки. Главный человек – на греческом он называется «доместик», у нас это понятие переводится как «главный певец» – может даже не двигать руками, но он обязательно должен петь сам, и только тогда за ним «пойдут» остальные. Это главное в системе хорового пения.

Это, наверное, трудно одновременно и петь, и регентовать…

Трудно. Потому что надо еще и слышать, как поют другие члены хора. А это действительно непросто: когда ты сам поешь, себя ты слышишь лучше, чем остальных участников коллектива. Но здесь, на клиросе, я научился и петь, и дирижировать. Хотя бывает, что люди мне не верят и говорят: «Ты же не слышишь, как поет хор! Ты же просто не можешь этого слышать, когда сам поешь». «Могу, – отвечаю, – и очень хорошо слышу каждого хориста».

Георгий Леонидович, вижу у Вас здесь бесчисленные папки, как я понимаю, с нотами. О широте репертуара можно судить по названиям: кроме духовных песнопений, я вижу у Вас и песни военные, и романсы, и вальсы, и народные песни…

Как я уже говорил, мы поем всё, кроме поп-музыки. Наш репертуар постоянно пополняется. В этой музыкальной библиотеке собрано свыше двух тысяч музыкальных произведений. В одних случаях сами организаторы нам что-то заказывают, а порой составляешь программу и чувствуешь, что чего-то не хватает, начинаешь искать, перебирать и находишь. Раньше сидел по библиотекам, теперь благодаря интернету значительно проще найти нужную песню.

Эту библиотеку я собирал годами, кроме, конечно, богослужебной. Но у меня еще немало неразобранных произведений, – это мои переложения, которые я делал в академии Гнесиных. Но до них пока руки не дошли.

А в этих папках собраны уже готовые произведения, подобранные для хористов. И отдельно репертуар для солистов, с которыми мы пели: Штоколов, Образцова, Архипова, Маторин, Казарновская, Ведерников, Пьявко… В папках с пометкой «Соло» можно подобрать ноты для каждого певца под его тембр, чтобы показать солиста в выгодном свете.

С концертными программами Ваш хор ездит, наверное, по всему миру?

Сейчас мы ездим больше по России и иногда в Европу. А вообще наш хор объехал полсвета: Америка, Австралия, Канада, Европа. Не были только в Юго-Восточной Азии и Африке.

И как Вас принимали?

Иностранцы – очень благодарная публика. Их так научили с детства: хорошо ли, плохо ли музыкант исполнил произведение, они всё равно аплодируют. В России не так: аплодисментов может и не быть, даже если ты на концерте из кожи вон лезешь. Наша публика более разборчива, многое слышала в разных исполнениях, на всё имеет свое определенное мнение, особенно в больших городах. Но если российским слушателям что-то понравилось, то это, действительно, успех! 

Как я понимаю, Ваш хор – это живой организм. Идеальный состав, обширный репертуар практически на все случаи жизни, красота богослужебного пения и востребованность у светской публики... Каким Вы видите будущее своего коллектива? Как именно хотелось бы развиваться дальше?

Нет предела совершенству. Наш репертуар постоянно обновляется и расширяется, появляются новые задачи. Если хор остановится в своем развитии, он может умереть – обязательно нужен прогресс. Наш прогресс заключается в поиске стиля воспроизведения, то есть на клиросе мы занимается словом, а этим можно заниматься вечно. Слово составляет основу богослужения – множество текстов, которые не повторяются: один год – одни тексты, другой год – другие. Когда появляется что-то новое, я вижу, как ребята напрягаются, пытаясь это осмыслить. Открываем новые школы, а для этого необходимо большое количество материала. Иногда необходимо пропеть какое-то произведение несколько раз, чтобы оно прижилось. И, если произведение приживается, мы его оставляем в репертуаре.

А что касается концертов, то раньше они были обычными: реплики ведущего чередовались с музыкальными произведениями… Потом я стал сам вести концерты, а сейчас мы перешли на театрализованное действо: помимо пения, читаем отрывки из прозы или поэзии, показываем слайды, включаем фонограммы колокольных звонов, гуслей и пр. Это позволяет нам представить зрителям рассказ на какую-нибудь конкретную тему, скажем, появления певческого искусства на Руси. Последняя программа, которую мы подготовили, – «Русь называют святою». Мы рассказываем, кто такие россы, откуда вообще пошла Русь. Другими словами, наши концерты – это сочетание песен, стихов, прозы и движения. Мы придумали новую форму – хоровой духовный  театр. И в этом деле мы еще только в самом начале пути.

Петр Селинов

Фото: Сайт хора Данилова монастыря