Как садовник ушел воевать, или Простая история о непростой жизни

Елена Кучеренко

Мне очень интересны истории о том, почему мужчины идут добровольцами на фронт. Наверное, есть и женщины, просто я о них не знаю. Разве что о двух, но они не военные-добровольцы, а волонтеры. Одна приехала вслед за мобилизованным женихом и начала сама возить «гуманитарку» в зону СВО. Другая тоже начала собирать и возить, но у нее воюют муж и сын.

Ладно – мобилизованные. Им, независимо от их убеждений, деваться всё равно некуда. Повестка-то пришла. Хотя, справедливости ради – деваются. А вот что толкает туда людей, которые могли бы спокойно сидеть дома, и никто слова бы им не сказал? А там не игрушки, там смерть вообще-то. И сколько народу уже полегло...

* * *

Говорят, что многие пошли за деньги. Может и так. И я сама такие истории знаю. Кто-то без работы сидел, у кого-то – ипотека. Только в итоге от того, у кого ипотека, вернулась ровно половина. Обе ноги полностью оторвало. А другой погиб. И ехидничали соседи – жену свою, вдову теперь, до конца жизни своей смертью обеспечил. В их деревне эти «похоронные» – огромные деньги. Только нужны они ей такой ценой? Судачат, что там всякие зеки, наркоманы, те, кто не нашел себя в мирной жизни. Пусть так. Но мне кажется, что те, кто сидят в своих теплых домах и судачат, должны в ноги им поклониться. Потому что людей хватает, и не объявляют опять мобилизацию. Пока, по крайней мере. 

Кто-то пошел, потому что мобилизовали родных. Например, отец поехал добровольцем вслед за сыном. Потому что Отец! А там – в огне его ребенок. Пусть взрослый, курящий, пьющий. Но ребенок... А кто-то пошел отомстить за лучшего друга, который погиб. И сам провоевал всего несколько дней. Тяжело ранен. Слава Богу – жив.

Кто-то идет по идейным соображениям. Не смог остаться в стороне, когда такое происходит. Всякие истории, в общем, есть. А недавно мне рассказали еще одну. И я даже не знаю, о чем она больше – о том, как человек пошел на СВО или о том, как он пришел к Богу. 

* * *

Я тогда сидела в чайной нашего храма и занималась какой-то своей статьей. Специально приехала, чтобы дома ни на что не отвлекаться и спокойно дописать. Но, видимо, была «не судьба», потому что туда пришел пить чай один наш прихожанин. Молодой парень по имени Семен. Потом я поняла: слава Богу, что пришел и отвлек меня. У меня появилась история. 

Оказалось, Семен работает охранником в другом храме. Я не знала. И как любой храмовый сторож, встречает совершенно разных людей. Хороших и не очень. Здоровых и тоже не очень... Как сказал мне однажды охранник в Оптиной пустыни: «Если бы все здесь были нормальные, нас бы тут не было». Но как ни крути, всех этих людей – приятных нам и не очень, – привел туда Господь. 

Так, больше, наверное, десяти лет назад привел Он в храм, где трудится Семен, Федора. 

– У нас на подворье была не засаженная ничем территория, – рассказывал Семен. – И настоятель решил устроить на этом месте липовую аллею. Никто не понимал, какие нужны саженцы и где их вообще брать. Сотрудники наши позвонили по первому попавшемуся объявлению, и человек, представившийся Федором, сказал, что разбирается в растениях и привезет нам липы. И через какое-то время, правда, привез. Липы были доставлены, но оказалось, что никто в храме не знает, как их правильно высаживать, чтобы они прижились.

– Это же даже не огурцы на даче поливать, – говорил мне Семен. – Тут саженцы. Нужно хорошо понимать – что да как. И Федор, узнав, что у нас некому этим заниматься, сказал: «Не вопрос, я все сделаю!» – И как-то очень быстро у нас была посажена аллея лип.

* * *

А еще на том подворье росли цветы. За ними ухаживали сами прихожане – ну кто как умел и на добровольных началах. Христа ради. И однажды решили они посадить розы. Позвонили опять Федору и попросили помочь. 

– Приехал он, привез розы, посадил, – рассказывал Семен. – Через время еще что-то привез и посадил. И так само получилось, что во время всех этих сезонных сельскохозяйственных работ, когда надо подстригать, прививать, сажать, полоть, он начал нам безвозмездно помогать. А дальше и с другими хозяйственными делами – замок поменять, плитку положить, посылку собрать для нуждающихся. Руки у него золотые. И так остался у нас на приходе. Хотя человек он был совершенно нецерковный. Как он сам рассказывал – в детстве его крестили, но креста он не носил. И несмотря на то, что и с батюшкой общался, и на приходе вращался, не исповедовался, не причащался. О вере, да и о себе особо ни с кем не говорил. Считал, наверное, что Бог у него в душе.  

Отвлекусь немного. Вспоминается мне садовница нашего уже подворья, Галина Михайловна. Она трудилась у нас лет, наверное, тридцать. Чуть ли не со дня освящения  храма  после советского времени. И ни разу не исповедовалась и не причащалась. Если она заходила внутрь, то только чтобы поставить цветы в вазы. А так все время на улице. Я не знаю, почему. 

Потом с Галиной Михайловной случился первый инсульт, после которого она так и продолжала бегать у нас по подворью и сеять, поливать, окучивать и так далее свои растения. Потом – второй. А дальше она оказалась в каком-то пансионате для стариков. Родственники отправили. Потому что ухаживать за ней было некому. Муж и сын у нее, вроде бы, давно умерли. Было ей в тот момент под девяносто. 

Я еще всё думала, почему Господь ее держит на этой земле. Она же, наверное, понимает, что находится в доме престарелых. А потом оказалось, что один наш батюшка ее там исповедовал и причастил. Впервые в ее жизни. И скоро она ушла. Вот для этого, наверное, и держал Галину Михайловну Господь. Ждал. 

Но вернусь к Федору. Несмотря на эту свою нецерковность, он не только надолго задержался на приходе, но стал там своим, родным даже.

– Его наши прихожане все очень любили, – рассказывал Семен. – Хоть и мало о себе рассказывал, но много для других делал. Никому в их личных, неприходских просьбах никогда не отказывал. Помогал всегда с удовольствием. Глаза у него добрые-добрые. Очень такой веселый, вечно шуточки-прибауточки. Очень он любил людей, это было видно. Единственное, где-то год назад у Федора случился конфликт с одним нашим священником. И они всё никак не могли прийти к какому-то взаимопониманию.

* * *

Так Федор и существовал. На подворье, в окружении цветов, лип, хозяйственных работ и любящих прихожан. Но без Бога. Или с «Богом в душе». А потом случилось удивительное. В тот день Семен как раз дежурил. Помимо функций охранника он еще помогал в самом храме. Записки в алтарь отнести, еще что-то. 

– И тут зашел Федор, – рассказывал он мне. – Подошел ко мне: «А сегодня Причастие будет?» – Я даже растерялся. Он же никогда ни к каким таинствам не приступал. «А тебе зачем?» – спрашиваю. «Надо!» –  отвечает. Из алтаря вышел батюшка, отправился исповедовать. Федор как-то весь собрался, и я понял, что он будет исповедоваться. И очень долго он исповедовался. Батюшка много с ним говорил, около часа, наверное. Потом – служба. Смотрю, Федор к Чаше подходит, потом к запивке идет. Причастился! Это чудо какое-то было! А еще на нем в тот день была чуть расстегнута рубашка, и я увидел крест. Который он раньше не носил. 

Ну а дальше обычный, казалось бы, день. Прихожане – кто на работу, кто по домам разошлись. Батюшки – по требам.  Сотрудники храма своими делами занялись. И Семен с ними. Федор – своими... Наступил вечер. Храм закрывался.

– Обычно он так шутливо, легко со всеми прощался: «Чао-какао!» или «Всем чмоки!» – что-то такое. А тут какая-то тяжесть чувствовалась. «Ну всё! Я пошел», – сказал он. И пауза странная повисла. Но всё равно никто на это особого внимания не обратил. Ну, попрощался человек и попрощался. Может, у него настроение плохое. Или, наоборот, спокойное после Причастия. Не до смеха. 

На следующий день Федор в храм не пришел. Не пришел и через день. 

– А день на третий-четвертый настоятель сказал нам, что Федор подписал контракт и ушел добровольцем на СВО.

Было это летом. 

* * *

– Для нас всех это был шок, – рассказывал Семен. – Садовник и на СВО... Он же по цветам, не по оружию. Да и лет ему прилично. Не знаю, сколько точно, но на вид – пятьдесят – пятьдесят пять. Небольшие залысины с сединой. Хотя, конечно, подтянутый, даже сухой по телосложению. Как так получилось? Почему? 

Как водится на любом приходе, начали обсуждать, вспоминать. Кто-то вспомнил, что еще зимой Федор спрашивал, как ему восстановить военный билет. Что-то с ним случилось. Другие говорили, что якобы у него на СВО воюет какой-то родственник, и вот он хочет быть там рядом с ним. Третьи как-то узнали, что в одну из чеченских кампаний Федор воевал в каких-то элитных войсках. Так что он – человек не случайный. Хотя тоже не похоже. Садовник и садовник. А кто-то даже предположил, что очень долго, всю жизнь жил он без Бога. И вот как-то его Господь к Себе призвал, что сподобился даже он исповедоваться и причаститься. И пошел, чтобы искупить эту свою прошлую безбожную жизнь. А другие решили, что это возможная смерть на поле боя повернула мужчину к Богу. В любом случае, никто до конца ничего не знает. Кроме Федора, Бога и, возможно, батюшки. Который его почти час в тот день исповедовал. 

– А я вспомнил, как месяца за три-четыре до своего отъезда на войну он меня спросил: «А как на исповедь попасть?» – рассказывал Семен. – «Ну как... Садишься вечером берешь листок бумаги и пишешь, в чем тебя совесть укоряет. Где соврал, где украл, кого обидел...» – «Ну это же, наверное, страшно вот так свои грехи батюшке рассказывать?» – «Но ты же перед Богом исповедуешься, не перед священником»... На том тогда и закончилось. Потом однажды он меня спросил про Причастие: «А что там в Чаше?» – Я решил, что неподготовленному человеку просто так говорить, что там Тело и Кровь Христовы не стоит. Он не поймет. И еще решит, что мы все тут больные. И я сказал: «Там хлеб и вино, которые претворяются в Тело и Кровь». – «А... Ну мне нельзя. Я не пью!» – Видимо, он в свое время много пил. Я ему попытался объяснить, что это другое. Но он как-то с сомнением на меня посмотрел. Видимо, вот так зрел человек, зрел.

Семен вспоминал еще об одном моменте. Когда Федор ушел на войну, священник, с которым они повздорили, был в отпуске. И им так и не удалось помириться, попросить прощения друг у друга. 

– Теперь получается, что Федор воюет в том числе и за того батюшку, а тот за него молится в алтаре. Все промыслительно. ...А еще он иногда присылает нам маленькие весточки. Писать у него возможности нет, шлет короткие голосовые сообщения. В одном из них он говорил: «У меня всё хорошо. Но если я кого-то обидел, задел, простите меня, пожалуйста». Он всегда людей любил. Но если раньше он прикалывался, а кто-то обижался, он говорил: «Ой, ты что, шуток не понимаешь?» – А теперь такое преображение с человеком происходит. Война меняет людей. 

Вот такая простая история. О простом садовнике и его непростой жизни... А еще, наверное, о том, что в каждом человеке скрыты глубины, о которых мы можем даже не подозревать.

РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!