«Рыцарь русской литературы»
Николай Головкин
4 сентября 2023 года – пятнадцать лет со дня кончины выдающегося деятеля русской культуры, литературоведа и богослова Михаила Михайловича Дунаева (1945-2008).
Михаил Михайлович Дунаев (1945-2008) – автор более 200 книг и статей. Он внёс большой вклад в исследование творчества и биографии многих классиков русской литературы. В своих лекциях, выступлениях, интервью, статьях, книгах профессор Дунаев говорил, что без чтения нашей литературы будет куда труднее понять и святоотеческое предание. В своём цикле лекций о христианстве в русской литературе профессор Дунаев рассказывал о великих русских писателях: Пушкине, Лермонтове, Гоголе, Льве Толстом, Достоевском, Лескове, Чехове, а также о русской литературе XIX века в целом. Студенты МДА с глубокой благодарностью называли профессора Михаила Дунаева «Рыцарем русской литературы».
* * *
Его основной труд – 6-томное издание «Православие и русская литература». Это издание основано на курсе лекций, прочитанных Михаилом Михайловичем в Московской Духовной Академии. Впервые в литературоведении профессором Дунаевым было осуществлено систематизированное религиозное осмысление особенностей развития отечественной словесности, начиная с XVII века и кончая второй половиной XX века.
«Одним из первых в России М.М. Дунаев начал рассматривать историю русской литературной классики с точки зрения духовных критериев Православия, – вспоминает доктор филологических наук Алексей Маркович Любомудров, которого связывали с Михаилом Михайловичем многолетняя дружба и тесное научное сотрудничество. – Итогом работы стало многотомное издание «Православие и русская литература». Это поистине фундаментальный труд. Грандиозен его объем – около 200 печатных листов. Он уникален как по охвату материала (не пропущены писатели второго и третьего рядов, а классикам отведены разделы, сопоставимые по масштабу с монографиями), так и по глубине анализа.
<…> Дунаев показал, как отечественная литература запечатлевала религиозный опыт русского человека – и светлый, и тёмный, и спасительный, и опасный для души. Опыт веры и опыт безверия.
«Искусство, и литература в частности, – отмечал Дунаев, – может в необозримом пространстве души замкнуться в тех областях, где душа соприкасается с телесным естеством, но может возвыситься и до сфер, пограничных с пребыванием духа. Такова в высших своих достижениях русская литература»».
* * *
Говоря о Лермонтове, Михаил Михайлович рассказывал о его отношении к христианству, о том, как оно повлияло на произведения и судьбу поэта, об авторских системах образов, новаторских приёмах, литературных подходах и многом другом.
«<…> Лермонтов, подобно Пушкину, и вслед за Пушкиным, сознавал своё пророческое служение, – отмечал профессор Дунаев в фильме «Лекция о творчестве М.Ю. Лермонтова». – Даже тоску свою он именовал порой именно пророческой.
Незадолго до таинственной гибели поэт создал последнее стихотворение, в котором прямо заявил о себе как о преемнике Пушкина в исполнении «долга, завещанного от Бога».
Внутренняя связь этих строк с пушкинским «Пророком» несомненна: Лермонтов избирает не только то же название, но и тот же ритмический рисунок стиха, а главное – он делает своего «Пророка» как бы продолжением того повествования, которое начато и не завершено Пушкиным: пророк возвращается туда, где начиналась его духовная жизнь, в пустыню, к истоку событий, ибо люди оказываются недостойными открываемых им истин правды и любви.
Мотив нежелания осуществлять пророческое служение вызван недостоинством тех, на кого оно должно быть обращено. Эта мысль у Лермонтова слышалась и до «Пророка» в стихотворении «Журналист, читатель и писатель» (1840).
В «Пророке» Лермонтова мы ясно чувствуем гордыню презрительного к миру одиночества. Мотив одиночества слишком слышится и во всей его поэзии. Это одиночество обусловлено конфликтом с окружающим миром, конфликтом, в котором постоянно пребывает поэт. Мир предстоит слишком неприемлемым для него, одиночество оказывается вынужденным, и едва ли не постоянно звучит в лермонтовских стихах <…>».
В фильме «Роман-пророчество». По роману М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» профессор Дунаев давал такую оценку роману и его герою:
«Роман «Герой нашего времени» – первый в истории русской литературы реалистический роман с глубоким философским содержанием. В предисловии к роману Лермонтов пишет, что его роман – это портрет «не одного человека, а портрет, составленный из пороков всего нашего поколения в полном их развитии».
Печорин жил в первые годы после разгрома декабрьского восстания. Это тяжёлые для России годы. Лучшие люди казнены, сосланы в сибирские рудники, другие отреклись от своих вольнодумных идей. Чтобы сохранить в себе веру в будущее, найти в себе силы для деятельного труда во имя грядущего торжества свободы, нужно было иметь благородное сердце, нужно было суметь увидеть реальные пути борьбы и служения истине.
Подавляющее большинство мыслящих людей 30-х годов составляли как раз те, кто не сумел или не успел ещё обрести эту ясность цели, отдать свои силы борьбе, у кого укоренившийся порядок жизни отнимал веру в целесообразность служения добру, веру в грядущее его торжество. Господствующим типом эпохи был тот тип человеческой личности, который известен в истории русской общественной мысли под горьким названием «лишнего человека». Печорин всецело принадлежит именно к этому типу <…>».
Очень актуально для нашего времени, для нашей страны – не так ли?
Ведь и теперь, после роковых 1990-х, гражданам России, в первую очередь молодёжи, так трудно найти себя в жизни, реализовать свои способности.
«<…> Творцом своей судьбы и единственным своим судьей Печорин считает только себя, – подчёркивал Михаил Михайлович Дунаев. – Перед своей совестью он постоянно отчитывается, свои поступки он анализирует, пытаясь проникнуть в истоки «добра и зла».
Историей жизни Печорина Лермонтов рассказывает о том, что путь индивидуализма противоречит природе человека, её запросам. Подлинные радости и подлинную полноту жизни человек начинает обретать лишь там, где отношения между людьми строятся по законам добра, благородства, справедливости, гуманизма».
* * *
Говоря о Достоевском, Михаил Михайлович рассказывал о его отношении к христианству, о том, как оно повлияло на произведения и судьбу писателя, об авторских системах образов, новаторских приёмах, литературных подходах и многом другом.
«Любимый и почитаемый Достоевским святитель Тихон Задонский, – отмечал профессор Дунаев, – писал: «Христос есть красота для человека». С таким пониманием Достоевский не расходился никогда. «Христос – 1) красота, 2) нет лучше, 3) если так, то чудо, вот и вся вера…» – читаем в Записных тетрадях 1876-1877 годов, десятью годами позднее работы над «Идиотом». В убеждении этом писатель оставался постоянен. Поэтому, когда в романе появился тезис «мир спасёт красота», – он был равнозначен повторению истины «Христос есть Спаситель мира».
* * *
Основной труд профессора Дунаева, который упомянул Алексей Маркович Любомудров, – 6-томное издание «Православие и русская литература».
Обратимся к главе X – Фёдор Михайлович Достоевский (1821-1881).
С самого начала этой главы Михаил Михайлович обращал наше внимание на главное в творчестве Достоевского: ««Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла...» – такое признание можно прочитать в последней записной тетради Ф.М.Достоевского. Не в этих ли словах его – ключ к пониманию всего наследия писателя? Здесь ясное указание и на путь, и на итог пути, каким он прошёл в жизни. Проблема веры и вообще для всякого человека – важнейшая: каждому нужно верить хоть во что-то, иначе пустота. Когда же твёрдость веры соединится с полнотою Христовой истины, нет человека богаче духовно. Вне Православия Достоевский постигнут быть не может, всякая попытка объяснить его с позиции не вполне внятных общечеловеческих ценностей малоосмысленна. Конечно, некоторые истины можно извлечь из творческого наследия писателя и вне связи с его подлинною религиозною жизнью – Достоевский для того слишком многоуровневый писатель, – но: без скрепляющей всё основы всякое осмысление любой проблемы останется и неполным, и шатким, ненадёжным.
Состояние утверждённости в вере не обретается человеком с рождением, ради того требуется потрудиться сердцем и разумом. То есть в глубинах сердца вера, быть может, и укоренена бессознательно, но сознание предъявляет и свои права: сомневается, ищет, отвергает даже несомненное – и мучит, мучит и себя и сердце своего обладателя, и выплёскивает личную муку в окружающий мир. Вера и безверие – их тяжкий, смертоносный порою поединок в душе человека – есть вообще преимущественная тема русской литературы, у Достоевского же все противоречия доведены до крайности, он исследует безверие в безднах отчаяния, он ищет и обретает веру в соприкосновении с Горними истинами.
У всякого художника его жизненный поиск сопряжён с творческим – общеизвестно. Духовный опыт, способный обогатить каждого в его смятенном искании, – что может быть ценнее при соприкосновении с творчеством великого художника? Не принимая его, этот опыт, полностью в себя, – это и невозможно: он всегда индивидуален – каждый в силах с благодарностью извлечь из него соответствующее собственным потребностям.
Творчество искусительно. Оно – величайший дар Божий человеку – способно увлечь в бездны гордыни, в сатанинскую мысль о равенстве всякого творца с Творцом-Зиждителем мира. В такой соблазн срывались многие художники. Достоевскому это хорошо было известно, и не по стороннему опыту. Кому как не ему, с его-то страстностью внутреннею, не знать было прельстительных крайностей, от каких трудно уберечься художнику. Следы такого знания приметны на всём его писательском пути. Ценность опыта Достоевского – в преодолении искушения сбиться с пути соработничества Творцу, создавая измышленный образный мир, безблагодатный в основе своей.
«...Особое значение имеет то, – писал протоиерей В.В. Зеньковский, – что Достоевский с такой силой поставил проблему культуры внутри самого религиозного сознания. То пророческое ожидание «православной культуры», которое зародилось впервые у Гоголя и которое намечало действительно новые пути исторического действования, впервые у Достоевского становится центральной темой исканий и построений». Эта проблема теснейше связана со стремлением Достоевского к воцерковлённости всей русской жизни, чему посвящён основной пафос его творчества <…>».
По словам профессора Михаила Дунаева, «высшее проявление русского начала Достоевский видел в Пушкине – всегда сознавая в нём идеал русского миропонимания».
«В «Дневнике» за 1877 год (в феврале), – отмечал в этой главе Михаил Михайлович, – Достоевский писал: «По-моему, Пушкина мы ещё не начинали узнавать: это гений, опередивший русское сознание ещё слишком надолго. Это был уже русский, настоящий русский, сам, силою своего гения, переделавшийся в русского».
Мысль о Пушкине формировалась в сознании писателя настойчиво. В июле того же года он утверждает: «В Пушкине две главные мысли – и обе заключают в себе прообраз всего будущего назначения и всей будущей цели России, а стало быть, и всей будущей судьбы нашей. Первая мысль – всемирность России, её отзывчивость и действительное, бесспорное и глубочайшее родство её гения с гениями всех времён и народов мира. <...> Другая мысль Пушкина – это поворот его к народу и упование единственно на силу его, завет того, что лишь в народе и в одном только народе обретём мы всецело весь наш русский гений и сознание назначения его. И это, опять – таки, Пушкин не только указал, но и совершил первый на деле».
Тогда же в Записной тетради Достоевский отметил для себя: «Пушкин был первый русский человек. Он первый догадался и сказал нам, что русский человек никогда не был рабом. И хотя столетия был в рабстве, но рабом не сделался».
В Пушкинской речи, произнесённой на торжествах при открытии памятника поэту летом 1880 года, Достоевский не просто выразил своё понимание пушкинского творчества, но указал на заложенную в нём основу всечеловеческого единения. «Я просто только говорю, что русская душа, что гений народа русского, может быть, наиболее способны, из всех народов, вместить в себе идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия. Это не экономическая черта и не какая другая, это лишь нравственная черта, и может ли кто отрицать и оспорить, что её нет в народе русском?»».
* * *
«Дунаев, – отмечает Алексей Маркович Любомудров, – не был кабинетным учёным, отрешённым от мира. Напротив, всегда стремился к активной просветительской работе, записывал аудио и видеолекции, по его сценариям и с его участием сняты более десяти фильмов». Так, на сайте профессора Дунаева мы можем увидеть, например, его интереснейшие фильмы-лекции – «Лекция о творчестве Ф.М. Достоевского» (части 1-я, 2-я и 3-я). Особое внимание хочется обратить на авторский фильм профессора Дунаева «Их воскресила любовь». По роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» (режиссер В. Шкурко, 2004, части 1-я и 2-я).
В этом фильме Михаил Михайлович подчеркивал, что отрывок из Евангелия о воскрешении Лазаря, помещённый Ф. М. Достоевским в роман «Преступление и наказание», несёт в себе основную идейную нагрузку: «...ради этого отрывка роман написан! ...Соня читает Раскольникову о последнем чуде Христа, которое тот совершил перед арестом и Страстной неделей. Великое чудо! Лазарь умер четыре дня назад, тело его начало уже разлагаться. И тем не менее Христос воскрешает Лазаря, говоря: для человека невозможно – для Бога всё возможно!
Раскольников ведь и есть умерший Лазарь. Он не старуху убил, себя убил. Он мёртв духовно.
Если этот отрывок из Евангелия не заметить, как объяснить, что способно Раскольникова воскресить? Достоевский прекрасно понимал, что воскрешение человека, народа – процесс долгий. Своими силами ни человек, ни общество не воскреснут...».
Очень актуально для нашего времени, для нашей страны – не так ли? Ведь и теперь, после роковых 1990-х, гражданам России, в первую очередь молодёжи, в среде которой есть, увы, те, кто принимает наркотики, совершает тяжкие преступления, так трудно найти себя в жизни, реализовать свои способности.
* * *
«Некоторые люди в порыве благочестия, – подчёркивал Михаил Михайлович в одном из интервью, – готовы видеть что-то неприемлемое для себя в чём угодно, вплоть до нашей классики. Я много раз слышал, как говорят: зачем нам читать художественную литературу, она погружает нас в мир греха. Зачем Достоевский, мы лучше будем читать святых отцов! Но, как правило, те, кто не хочет читать Достоевского, и святых отцов не очень читают. В отрицательном отношении к литературе есть гордыня: мол, я уже выше этого, – и непонимание того, что культура необходима человеку. В человеке тело, душа и дух. Перекос в любую сторону ничего хорошего не даст.
<…> Любую мысль мы только тогда поймём, когда она накладывается на наш опыт. Вот написано «не убий». Тут, конечно, лучше собственного опыта не иметь. Достаточно прочитать по-настоящему «Преступление и наказание», пережить это в себе, чтобы понять: убийство вызывает внутри такой ад… Даже читать страшно, такое это жуткое состояние. Я считаю, что русская литература необыкновенно много даёт человеку, в том числе – правильное постижение отрицательного опыта.
Отчасти прав был Михайловский, когда сказал о Достоевском: «жестокий талант». Но если человек по-настоящему прочитает Достоевского, он лучше поймёт святых отцов. А человек, который ограждает себя от сферы культуры, душевной жизни, он и святых отцов не поймёт – потому что это будет для него просто набор скучных поучений».
* * *
Научная и педагогическая деятельность профессора Дунаева были отмечены высокими наградами. 14 октября 2000 года награждён медалью преподобного Сергия Радонежского I степени за усердный труд и в связи с 55-летием. В 2003 году удостоен 1-й Всероссийской премии «Православная книга России» в номинации «Автор года». 14 октября 2005 года награждён орденом преподобного Сергия Радонежского III степени за усердные преподавательские труды и в связи с 60-летием.
* * *
Михаил Михайлович скончался 4 сентября 2008 года на 64-м году жизни после тяжёлой и продолжительной болезни. 6 сентября состоялось отпевание по православному обряду в домовом храме Московского государственного университета во имя святой мученицы Татианы, где Дунаев нёс послушание алтарника. На отпевании было прочитано послание Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.
* * *
«Рыцарь русской литературы» – Михаил Михайлович Дунаев отошел ко Господу в расцвете сил. Профессора Дунаева уже 15 лет нет с нами. Но вот уж поистине: у Господа все живы! Наследие Михаила Михайловича востребовано людьми разного возраста – и специалистами, и теми людьми в России и за рубежом, кому интересна русская литература, русская культура. И этот интерес удаётся удовлетворять, несмотря на скромные тиражи книг Дунаева, границы государств, через которые и людям, и книгам ещё сложнее передвигаться ныне в связи с санкциями против России. Но выручает интернет. В сети, слава Богу, пусть и не всё, но хоть что-то можно найти из того огромного духовного богатства, что оставил нам Михаил Михайлович. Так, на сайте профессора Дунаева мы можем увидеть, например, его интереснейшие фильмы-лекции. 6-томное издание «Православие и русская литература», о котором в своё время из-за неординарности представленных здесь материалов шли жаркие дискуссии в среде литературоведов и богословов, давно уже стало библиографической редкостью. Но на него непременно ссылаются коллеги и ученики профессора Дунаева. Будем же читать и перечитывать русских классиков, помня о том огромном вкладе, который внёс в изучении этого духовного богатства профессор Дунаев.
РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!
