«А давай заварим чаю!» Будни под обстрелами

Елена Кучеренко

Мне часто говорят, что я пишу о какой-то «ненастоящей» войне. О подвигах, о героях, о каких-то удивительных людях, чудесах... А война – это страх, боль, смерть, ложь и расчеловечивание. Война – это то, чего не должно быть никогда. 

Я согласна – никогда! И война – это огромная беда и тьма тьмущая, которую не принять и к которой не привыкнуть. Это съехавшие мозги и разрушенные судьбы. И расчеловечивание, да.

Но именно для того, чтобы не сойти окончательно с ума, и хочется в этой тьме найти тех самых удивительных людей. Или самых простых, но которые не расчеловечились. И я ищу.

Ищет этих людей и Михаил – тот самый наш друг, который ездит в ЛНР. Главный наш рассказчик военных историй. В этот раз он привез мне большое количество аудиозаписей, где «лица войны» сами рассказывают о себе. Наверное, целый цикл наберется со временем. И он снова будет посвящен удивительным и самым простым людям, которые не расчеловечились в этой боли, крови и грязи. А еще чудесам, происходящим на войне, и «непарадной» ее стороне…

* * *

Старший санинструктор с позывным Док.

Ему сорок два. У него на гражданке семья, а за плечами война в Чечне. Но, кажется, что при виде диктофона этот суровый и смелый человек волнуется больше, чем во время артобстрелов. Михаилу стоит больших трудов его разговорить.

Когда была объявлена частичная мобилизация, мужчина сам пришел в военкомат.

– Я понимал, что и по срочной службе, и по категории (у меня «А», и я – медик), и по здоровью, и по тому, что я ветеран боевых действий, я, скорее всего «в списках», – рассказывает он. – Поэтому повестку не ждал. Сразу пошел уточнять – подпадаю ли? Озвучил, что если медики нужны, то буду рад быть полезным – и военным, и всем нуждающимся в такой моей помощи. Там же получил повестку, и вот я здесь...

Правда, в госпиталь Док попал не сразу.

 – А я хотел оказаться там, где от меня больше всего пользы. Хотел спасать раненых ребят. Делать все возможное, чтобы сохранить им жизнь и здоровье. Но меня почему-то записали сначала разведчиком-санитаром. А по военному билету, и по «срочке», и по опыту я – старший санинструктор. И дело не в должности, а в том, чтобы от тебя был толк. Я не снайпер, не мотострелок и никогда ими не был. Безусловно, надо будет, сделаю и это. Но, мне кажется, если бы мы все были на своих местах, все было бы проще.  Врач не ходил бы в разведку, снайпер не варил бы кашу в роте материального обеспечения. И солдаты вовремя получали бы горячую еду и медицинскую помощь. Понятно, что здесь не отель и не курорт, а блиндажи и окопы. Но если солдат не накормлен и не здоров – это не солдат!

Но в итоге, ему все же удалось оказаться на том самом своем месте.

Он часто ездит «за ленточку» эвакуировать раненых. Там это обычное дело. Пока едут, общаются – если те в сознании. Слышит разные истории.

Очень запомнился Доку офицер. Он был ранен в бедро, руку и еще получил осколочное ранение в шею.

Оказалось, трое подчиненных этого офицера попали под минометный обстрел. Сам он находился в этот момент в безопасности, но бросился их спасать.

– И вот он и несколько его солдат два с половиной километра тащили на себе трех «трехсотых» – молодых ребят, только-только отслуживших «срочку», – рассказывает наш герой. – Дотащили, погрузили на «мотолыгу» и отправили в пункт эвакуации. А пока все это делали, ранило и самого офицера.

Вообще Док говорит, что таких настоящих мужиков там много:

– И я горжусь тем, что имею возможность помогать им. Ребята, проведя долгое время в окопе, в сырой одежду, без еды, с одной бутылкой воды на двоих, под обстрелом, не падают духом, не бросают раненых, спасают товарищей. Когда они сами получают ранения, больше переживают за тех, кто остался на позициях, чем за себя.

Он говорит обо всех этих людях и скромно молчит о себе. Но Михаилу удается «вытащить» из него воспоминания о войне в Чечне. Было это в 2001 году.

– Мы находились в инженерно-разведывательном дозоре и попали под обстрел. Был тяжело ранен мой сослуживец. Как медик, я под прикрытием пополз к нему и увидел, что у него упал бронежилет, и спина разорвана в районе грудной клетки. Возможности наложить повязку или жгут у меня не было, и я просто прижал рукой его артерию к позвоночнику. И держал так тридцать минут, пока мы ждали эвакуацию. Он остался жив, я потом узнавал.

* * *

Парень с позывным Офис

Ему всего двадцать лет, и он «альтернативщик». Это когда вместо года срочной службы можно выбрать два – альтернативной гражданской. И, странный парадокс – альтернативой году «срочки» он выбрал два года на войне.

В конце июля прошлого года Офис закончил медицинский колледж, подписал контракт и отправился на войну.

– Народ отнесся к этому по-разному. Родные, конечно, переживали. Кто-то крутил у виска: «Ты что, дурак?!». Кто-то поддержал, кто-то восхищался: «Ух ты! Молодец! Я тоже так хочу!»... Некоторые из последних были даже младше меня. С одной стороны, это хорошо, но с другой – это все же какой-то юношеский максимализм, – говорит он. – Ребята иногда не понимают, что их здесь ждет. И когда они столкнутся с действительностью, им будет очень сложно.

Парень отходит от темы и начинает рассуждать вообще о начальной военной подготовке, даже в мирное время. А она очень хромает.

– Когда я учился, у нас было два старых автомата, отдельные части от которых мы при сборке забивали молотком, потому что сами они не вставали на место. Понятно – медицинский колледж... Учатся в основном девочки, им это не нужно.  И никто не учитывал, что может случиться то, что случилось. А до этого кто-то откосил от армии или, правда, не попал по здоровью. И сейчас их, не дай Бог, мобилизуют таких. В тридцать или сорок лет у мужиков есть хоть какой-то жизненный опыт. Но вот эти мальчишки, видевшие только сломанный автомат...

Офис говорит, что юношеский максимализм был и у него. Но это быстро «поправили».

– С самого начала я слышал: «Не переживай, там тебя всему научат». Попадаю дальше: «Ой, не переживай, там научат». В какой-то момент я понял – могут и не научить. Но, слава Богу, мне очень повезло, я попал к прекрасным командирам. Но не факт, что другим так повезет. Меня «вводили в курс дела» не резко. Два месяца – это был вообще только «быт», никаких военных действий, что порой даже вызывало досаду.

Офис вспоминает о своем первом боевом опыте.

– Это был минометный обстрел. Не то, чтобы очень страшно, но нервозно. Мы были в доме втроем.  Самый опытный – ближе к двери. Над нами летали украинские снаряды, потом прошла информация, что в тыл к нам, где были посадки за домом, просочилась БМП противника. И не понятно – то ли наши проворонили, то ли они все так грамотно обставили. В общем, такое неприятное состояние. Я просто сидел и слушал выходы и приходы. И вдруг товарищ говорит: «А давай заварим чаю!». И ты, такой: «Как можно в этот момент думать о чае?!..» Но, с другой стороны, все равно ничего сделать невозможно, хотя бы чаю выпить.

К нам периодически привозили раненых. Много всякого мы тогда наслушались: «У нас колонну разворотило! Там все горит!» Потом мы сами ездили по той дороге. Одна БМП, к сожалению, правда, сгорела, вторая была повреждена. А колонна состояла из нескольких десятков машин. То есть большая часть проехала. Но, видимо, на того человека очень подействовали паника и суета, и он так эмоционально нам все рассказал.

Было время, когда в той местности шли особо ожесточенные бои.

– Но для меня тогда это был какой-то «день сурка». Раненые, раненые, раненые... Очень впечатлило и запомнилось, когда снайперы с той стороны прицельно стреляли по гениталиям наших солдат. Запомнились лица пострадавших ребят...

Помнит он и одного нашего снайпера. Ему было уже за пятьдесят. Получил легкое ранение, отказался от эвакуации:

– Там есть снайперша, которая так стреляет по нашим ребятам. И пока я ее не сниму, я никуда не уеду.

– Потом его привезли уже с тяжелым ранением, но он все равно уехал. И вернулся только когда ему удалось ее «снять», – рассказывает этот двадцатилетний парень.

Я слушаю это, и мне хочется все забыть и никогда больше ничего подобного не слышать... Но это наша сегодняшняя реальность. Такие страшные будни войны.

Слава Богу, Михаил переводит разговор на другое – на будущее. В котором Офис поступит в медицинский институт и станет врачом общей практики. Так он мечтает. И не будет в этом нашем общем будущем никаких снайперш и минометных обстрелов...

* * *

А это о чуде. Но не о наших «мирных» чудесах, от которых сладко на душе, а о таком суровом военном чуде, от которого холодеет внутри. Рассказал эту историю священник.

– Был момент, когда в наших православных чатах появилась просьба о молитве за двух воинов, – начал он. –  Очень просили молиться именно в определенный день и определенную ночь. Потому что по имеющейся информации польские наемники готовили штурм наших позиций, где и находились эти ребята. И как-то быстро эта просьба разлетелась по молитвенным группам. Молилось огромное количество людей. Ну молились и молились. И я молился... А обратной-то связи нет. Поэтому я ничего о происходящем не знал. Но мне было интересно, а как там ребята? Проходит дня четыре, и я читаю в новостях, что именно в ту ночь, когда просили особо молиться, и в том месте, о котором шла речь, правда, готовилась атака поляков. Они – с тяжелой бронетехникой, а наши – только со стрелковым оружием. И в самый последний момент подошли наши «Ураганы» и сорвали штурм. Он просто не состоялся. И потерь у нас не было. Я тогда отметил про себя силу молитвы. Особенно, когда молится огромное количество людей.

Я слушаю все это... Пишу... Знаете, когда читаешь такое в православных книжках: «Когда-то Господь защитил... Когда-то Богородица прогнала поляков с Псковской земли...» Как-то все это воспринимается проще и радостнее. А когда именно сейчас, в эту секунду, льется кровь и наших, и не наших. Это очень сложно вместить. По крайней мере, мне. Хотя прошел уже целый год...


РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!


Добавить комментарий


Защитный код
Обновить