Жизнь на дорогах смерти, или Как рождается вера. Истории «из-за ленточки»

Елена Кучеренко

Имя главного героя изменено по его просьбе

Недавно я рассказала о чуде с иконой Божией Матери, которое произошло в одном из военных госпиталей ЛНР.

Икону ту наш друг Михаил приобрел когда-то на Афоне в Ивероне и отвез в Луганскую область. Прошло совсем немного времени, но он успел снова побывать и на Святой Горе, и там, где сейчас война – вновь с гуманитарной помощью. Только уже в другом госпитале.

Я очень рада, что мне посчастливилось услышать его новые рассказы. Рассказы о том, как в это страшное трагическое время в людях рождается вера, о маленьких (или больших) чудесах, о мужестве, о разных встречах, о радости и боли. И мне кажется, все это нужно фиксировать, запоминать, делиться этим. Ведь это наша история, в эпицентре которой мы все по воле Бога так неожиданно оказались.

* * *

На этот раз Михаил находился на Афоне десять дней. Это было не просто паломничество. Он вез с собой огромные списки воинов – живых, раненых, погибших. Молитва об этих людях и стала целью поездки на Святую Гору. И благословением священника, которое он выполнял.

Я знала, что Михаил полетит туда. Поэтому передала ему имена своих знакомых, которых мобилизовали, знакомых и родственников моих друзей... И тех, кто приходил в наш московский храм перед отбытием в зону военных действий, их всегда видно...

Михаил со своими спутниками побывали в нескольких монастырях Афона.

– В сербском Хиландаре были, – рассказывал он. – Сербы очень любят русских. Молятся за нас. В Зографе тоже побывали. Там произошел очень интересный случай. Приехали украинские раскольники. Зашли в лавку, а там такой боевой монах послушание несет. И говорят: «Ну что там у тебя есть продать нам? Вот это давай... И это... И мощи нам открой!» Он спрашивает: «А вы кто?» «Мы с Украины», – отвечают. –  «Московский Патриархат?» – Они лица скривили. «Все понятно, – сказал монах. – А ну идите за мной»...

В Зографе есть место, где в XIII веке раскольники сожгли православных христиан за то, что те отказались служить униатскую литургию. Туда он их и повел:

– Вот смотрите, что сделали вы!

Эти люди тут же развернулись и уехали из монастыря.

* * *

– Литургия у нас была на Покров Пресвятой Богородицы, четырнадцатого октября, – рассказывал Михаил. – Накануне мы легко поднялись, была хорошая погода... Ночевали там же – в храме Преображения Господня. А когда утром вышли на улицу, то поняли, что находимся в облаке. Влажность, ветрище дикий... То ли дождь, то ли снег, то ли град... Высота больше 2000 метров над уровнем моря. Но при этом чувствовалось, что это не просто козни природы. Это Богородица на Покров накрывает Святую Гору Своим омофором. У нас на Покров обычно снег выпадает, а там – облако...

Закончилась Литургия, прочитали акафист Архангелу Михаилу, помолились, и наш друг со своими спутниками спустились вниз. Затем побывали в Ивероне.

– После той истории с иконой я не мог не побывать там, – говорил Михаил. – Помолились на акафисте. Он читался на греческом языке. Но «Кирие элейсон» и «Аллилуйя!» мы все различали.  Все остальное – словно на одной ноте...

Приложились к Иверской иконе, поблагодарили Владычицу. Я взял еще маленьких иконок, чтобы раздать в ЛНР. Добрались до Русского Пантелеимонова монастыря. Рассказал игумену Евлогию о чуде с иконой, он благословил написать об этом, чтобы как можно больше людей узнало. Я ему ответил: «Уже все написано! Так что слава Богу!».

Отец Евлогий дал Михаилу освященного масла для госпиталя – несколько бутылок от мощей и чудотворной иконы целителя Пантелеимона. И маленьких иконок. Всё везде в Михаилу давали  бесплатно – во всех монастырях.

– Сербы, такие: «Ты туда едешь? На, бери! Всё бесплатно!» – рассказывал он. – Я на Афоне практически ничего не купил из того, с чем потом поехал в ЛНР. Все мне жертвовали...

Михаил вернулся с Афона в Москву и через день уже уехал волонтером в ЛНР.

* * *

– И вот что еще я хочу сказать, – делится Михаил. – Тогда, на Афоне, я очень хорошо понял одну вещь. Никакого самочиния быть не должно. Нужно положиться на волю Божию. И осознавать, что ты – лишь орудие в Его руках. Не гордиться, если что-то получается, не превозноситься... Просто делать свое дело и молиться. Не рассуждать – кто прав, кто виноват, а помогать ближнему. И не всегда этот ближний может оказаться приятным тебе человеком.

Так, положившись на Господа, Михаил загрузился гуманитаркой, закупленной на триста тысяч, которые они со знакомыми собрали. В основном это были куртки раненым, ну и другое... Иконы, масло, святая вода... И в машине, доверху набитой всем этим добром, поехал к своим друзьям-врачам, которые работают у линии фронта. Оставил автомобиль на границе в «промежуточном» госпитале, перегрузил с товарищами все это в военный ПАЗик и отправился «за ленточку».

– Когда я туда приехал, я был, честно говоря, очень удивлен, – вспоминал он. – Такой встречи я не ожидал. «Мы дни считали до твоего приезда», – говорили мне парни. Я был и обескуражен, и смущен, и мне было радостно, что ребята меня ждали. Это было очень трогательно!

В первый же вечер, когда все легли спать (в одиннадцать часов или в двенадцать), у Михаила зазвонил телефон:

– Ты не мог бы окропить святой водой место, где мы находимся? Этот наш госпиталь. Разведка донесла, что нас засекли, и по нам возможен удар «хаймерсами».

«Хаймерсы» – это высокоточные ракеты. Но это все и без меня уже хорошо знают...

– Я сразу подрываюсь, – рассказывал Михаил, – хватаю крещенскую воду. Хожу, кроплю. Читаем вместе с ребятами акафист Пресвятой Богородице. Всех их тоже окропил, раздал им иконки... Они очень воодушевились, успокоились... Начались длинные ночные разговоры – обо всем, и о духовном тоже. Мужики там прямо жаждут этого. Они словно не могут «напитаться» этим. Потому что в окопах есть смерть, вечность перед глазами, но нет ни храмов, ни священников. Последние есть, конечно, но их мало. А они, ох, как нужны там! И так получилось, что я оказался в роли какого-то «медиатора», который пытается настроить их на духовную жизнь.

* * *

В госпитале Михаил с ребятами сделали молитвенный уголок. Набрали в тазики песок, чтобы можно было ставить свечки. Он их тоже привез с собой – килограммов десять свечей. Иконы развесили... Спасителя, Серафима Саровского, Сергия Радонежского, Матроны Московской, целителя Пантелеимона... Иверскую, конечно. Не ту – из предыдущей истории. Она так и осталась в госпитале, где произошло чудо с ракетой. А эта новая тоже прибыла с Иверона.

На небольших бумажках Михаил написал коротенькие молитвы и повесил рядом с иконами. Например: «Святителю отче Николае, моли Бога о нас»... Или об упокоении. Там мало кто знал даже такие молитвы. Ведь до войны большинство этих людей церковной жизнью не жили и даже не задумывались ни о чем подобном.

– Моя задача заключалась в том, чтобы поддержать наш медицинский отряд, чтобы ребята не падали духом, – говорил Михаил. – Чтобы они старались воцерковиться... Это очень важно на войне! Очень!.. Мы каждый вечер вместе читали или акафист Пресвятой Богородице или акафист святителю Пантелеимону... Или я читал вечернее правило, а ребята слушали... Начинаю читать... Сначала со мной один человек, потом – два. К концу оборачиваюсь – весь отряд стоит. Это было очень... даже не знаю, как сказать... до мурашек просто... И мне очень радостно, что меня там приняли, как своего. Я же, в отличие от всех, находился в «лайтовых» условиях. Я не военнообязанный, не раненый, не врач. Я – волонтер. Более того – друг командира. Мы вместе учились. Но, тем не менее, отношение ко мне было не как к «околовоенному мажору», а как к своему. И ещё. Я вот тогда молился: «Господи, дай мне исполнить Твою волю! Не как я хочу, а как Ты!» И получилось все намного лучше, чем я даже предполагал. Мне удалось сделать намного больше, чем я себе запланировал. Я мог поддержать и медиков, и ребят в госпитале, практически к каждому раненому я мог подойти, сказать какие-то слова, подарить иконку святого. С этими иконками очень интересно получилось.

В отряде было три Олега. И матушка из храма, куда ходит Михаил, дала ему иконки благоверного князя Олега Брянского, преподобного Сергия Радонежского и несколько иконок преподобного Виталия Александрийского.

– Я тогда еще подумал: «Зачем мне Виталий Александрийский? Редкое имя»... В последние годы я Виталиев не встречал.

Но случилось так, что в отряде был раненый парень по имени Виталик. А когда позже Михаил возвращался в эвакуационном автобусе с позиций (подробнее об этом будет ниже), с ними был доброволец Виталий. Он был некрещеный, но хотел креститься и искал подходящий для этого случай. Случай этот представился в необычном месте. Михаил крестил его мирским чином прямо там, на ходу. Сказав, чтобы потом, когда появится возможность, он пошел в храм и рассказал об этом священнику.

* * *

Да, Михаил побывал и на позициях – на линии соприкосновения. Это окопы, блиндажи...

– Ехали мы туда на «Линзе». Это бронированный медицинский автомобиль. Я в каске, бронике... С нами начмед, охрана. Охрана всегда сопровождает раненых с позиций. И на первом же блокпосту произошла интересная история... По рации передали: «Идет начмед и батюшка». «Я – не батюшка», – говорю... – Да ладно, будешь батюшкой! – отвечают.

Встретили их два бойца. Михаил сразу вручил им иконки, пояски с девяностым псалмом. Спросил, есть ли крестики? У обоих были, но один сказал:

– Но я не крещеный.
– А как тебя зовут?
– Марат.

Рассказал, что вырос в мусульманской семье, но крестик носит.

– Хочешь, я тебя покрещу?
– Конечно, хочу!

Михаил крестил его мирским чином: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа»:

– Теперь ты будешь Максимом! И когда придешь в храм, обязательно скажи батюшке, что мирянин крестил тебя. Он все «доделает» как нужно...

Это был первый крестник Михаила.

Приехали на другую позицию. Один – Руслан, второй – Матвей:

– Мы хотим креститься.
– Ну вот вам крестики.

Михаил и их крестил мирским чином.

На третьей позиции то же самое.

– К морпехам заехали... Там все в блиндажах. Окопы роют. Строят оборонительные рубежи. «Хочу креститься!» – говорит один. Кирилл... Раздал крестики, иконки.

Встречали нас везде очень тепло: «Вот здесь покропите, там помолитесь...» Окропил блиндажи, окопы... Там все очень быстро происходит. Никто не дает тебе времени посидеть, поговорить – засекут движение. С той стороны быстро корректируют огонь и могут накрыть. Так что бегаем от окопа к окопу... Гуманитарку раздали – резиновые сапоги, пенки, чтобы тепло было ребятам спать. Хотя в блиндажах в принципе тепло. Буржуйки топятся...

Побывал Михаил и на месте, где по нашим военным попали из минометов. Их обстреляли во время сна. Два человека погибли. Там он прочитал литию мирским чином, а на обратном пути в автобусе ему встретился тот самый Виталий.

* * *

– На следующий день в госпитале ситуация... Привозят очередную партию раненых. Я подхожу, раздаю иконки, мажу ребят маслом от иконы целителя Пантелиимона. И вижу – сидит паренек, ждет рентген.

– Ой, а вы вчера были у нас на позиции! – обрадовался  парень Михаилу. – Вот крестик, вы мне его подарили...

– А чего здесь делаешь?
– У меня подозрение на пневмонию.
– Выздоравливай! Молодец, что крестик носишь...
– Только я не крещеный.
– Так чего ж ты вчера не сказал? – удивился Михаил.
– Все быстро произошло, я даже не успел.
– Хочешь креститься?
– Конечно, хочу!

Михаил взял воду, еще одного помощника. И начал. Только уже более обстоятельно, чем на позициях.

– Он и «Символ веры» за мной повторил. И я его уже большим количеством воды окрестил. От души так, – смеется Михаил. – Мальчик Денис. Тоже теперь у нас новоначальный. Вот такая жизнь на фронте. Конечно, ребята очень ждут священников. Мало ведь батюшек на фронте, а у парней тех –  живая вера. Я уверен, что их молитвы скорее до Бога доходят, чем наши. Потому что Господь рядом с ними. И Богородица, и все святые Его. Хотя, конечно, странно это все и сложно для понимания. Люди стреляют друг в друга. Смерти кругом. Не укладывается в голове. И Бог тут же... Как это может быть?  Но прямо чувствуешь Его присутствие.

* * *

Поступил в госпиталь не очень тяжело раненый парень. Михаил, как обычно, подошел, помазал его маслом, подарил иконку. Привычное все...

– Помолитесь за моих ребят! – попросил пацан. – Меня ранили, эвакуировали, а мои там попали в окружение.
– Конечно, помолюсь! Я и батюшкам всем отправлю, чтобы тоже молились. Только ты мне имена скажи.
– Вы знаете, – смутился парень. – Мы недавно только в группе, и даже не успели толком познакомиться. Знаем только свои позывные. А имен не знаем.
– Ну, давай позывные...

А позывные забавные – Кролик Джо, Таджик, Самаритянин, Анаконда. И тому подобное…

– Хорошо-хорошо, – заверил Михаил. – Сделаем.

Отослал он все это батюшкам:

– Простите, отцы, – пишу. – Имен нет, только позывные. Они в окружении, нужно помолиться...

Никто из священников мне не отказал. Просьба моя как-то быстро разлетелась по группам. И сегодня буквально мне приходит сообщение от одной нашей прихожанки. Она состоит в молитвенном чате. И туда написала тетя одного из тех пацанов с позывными. Они вышли из окружения, созвонились с родными. Ребятам дали трехдневный отпуск, они подлечились, отоспались и снова поехали «за ленточку». И очень всех благодарили за молитвы. Вот так тесно переплетаются судьбы людей. И наши «дальние» вдруг оказываются нашими ближними.

* * *

Было, конечно, и грустное, трагическое...

В госпитале Михаил участвовал в реанимации парня. Медиков было четверо. Полчаса они пытались «завести» пацана, по очереди делали непрямой массаж сердца. Но он скончался... Это было очень больно для всех.

Потом Михаил сказал реаниматологу:

– Вы понимаете, что вы – святые люди! Вы столько жизней спасли!
– Да мы в ад попадем! Ты не знаешь, сколько мы потеряли! – отвечает тот.
– Но ты осознаешь, что это воля Божия? В конечном итоге все в Его руках. Да, нам сложно понять, почему этот мальчик погиб, а тот, который был в критическом состоянии, выжил... Но для тебя самого важно, где ты был в этот момент. Твое сердечное расположение к этому человеку. Нашему, или украинцу, которые туда тоже попадают. Важно, что ты не просто констатировал смерть, а начал делать этот непрямой массаж сердца. И делал его до боли в руках и спине…

Михаил говорит, что с реаниматолога этого пот лился градом, как, впрочем, и со всех там. Пока «качают» – пульс есть. Перестают – нет. И все по новой.

* * *

– Там реально святые люди работают, – говорил мне Михаил. – Под минами, под обстрелами вывозят раненых. Везут в госпиталь: «Быстрее, быстрее!» Чтобы спасти жизни. На лбу у раненых написано время наложения жгута. Чтобы было ясно, когда его можно ослабить, чтобы не было некроза тканей... Такое все... Лечат не только своих, но и чужих. В одном госпитале целый этаж был отведен под раненых ВСУ, которых тоже подбирали. И никто никакой разницы не видел. Свои или чужие... Все сейчас пациенты. Правда, был забавный случай. Слышу – шум, крики... Привезли нашего горячего кавказского парня, тоже раненого. И тот, узнав, что в госпитале раненые ВСУ, рвался выяснить с ними отношения. По-мужски, так... Но ему не позволили, конечно.

Михаил говорит, что там, на войне, много «святых». Не только среди врачей. Очень запомнился ему один парнишка-сапер. Шел первым, а за ним – целое подразделение. Он увидел растяжку, схватил ту гранату и держал ее в руке, пока все не прошли. В итоге, ему оторвало кисть.

– Зато он спас своих друзей. И сам выжил. Когда его увозили, он был в сознании. И, если можно так сказать, в хорошем настроении. Потом ему ампутировали все пальцы... Настоящий герой. И таких людей там очень много...

Не может забыть Михаил и молодого лейтенанта. По ним выстрелил танк, его ранило в живот, но он пошел проверять своего сержанта. Тому осколок попал в ногу.

– Я обязательно вернусь, вернусь туда, – повторял этот раненый лейтенант. – Как там мои солдаты без меня?!

Был там и еще один мальчик Дима, который за несколько дней до обстрела (по ним попали «хаймерсами») начал раздавать свои вещи. Кому-то перчатки, кому-то куртку, кому-то рюкзак. Очень странно себя вел. Его спрашивают:

– Дим, ты зачем все раздаешь?
– Да мне не надо...

И в ночь обстрела все легли спать, а Дима сидел на кровати одетым.

– Дим, ты чего не ложишься?
– Да я посижу ещё...

Когда начались обстрелы, он выбежал, и ракета упала рядом с ним. Умер он почти сразу...

– Вот так человек предчувствовал свою смерть, – говорит Михаил. – Потому и раздавал свои вещи...

А вот еще про предчувствие. Производилась эвакуация раненых с позиций. И был там молодой капитан с ранением головы.

– Перед отправкой на фронт нас окропил святой водой батюшка, – рассказывал капитан, – прочитал молебен. Ну мы и поехали. До сегодняшнего дня я на позиции ходил очень легкомысленно – без броника, без каски. А сегодня я вспомнил того батюшку и почему-то и бронежилет, и каску надел. Не успели расположиться, как нас обстреляли из минометов. Осколок попал мне в голову. Если бы был без каски, меня бы убило моментально.

* * *

На обратном пути домой Михаил с товарищами еще заехали в город, который находится достаточно далеко от линии фронта, в монастырь. Спросили – не нужно ли чего. Насельники попросили несколько богослужебных книг. Потому что у них нет сейчас снабжения – от всего отрезаны. В следующий раз им тоже повезут гуманитарку.

– И еще книги о вере нашим раненым, – говорит Михаил. – Они их очень ждут. Там, конечно, нет времени читать. Но хоть немного...

Мы еще долго говорим с Михаилом о его поездках в ЛНР, о том, как они повлияли на него самого...

– Жизнь там идет своим чередом, как это ни странно, – говорил он. – Жизнь на дорогах смерти... Я сам об этом много думаю. Я рисковал. Я «подставлял» свою семью. У меня жена, дети, теща. Я – единственный мужик. Но они без меня справились. Женщины всегда справляются. А о себе могу сказать: мне уже пятьдесят лет, но там я обрел новых друзей. Это странно, конечно, в таком возрасте находить друзей. Но все шестьдесят человек – пацанов или девчонок (а там есть и девушки) – теперь мои друзья. И я уверен, что в любой момент они отдадут за меня свое сердце, свою жизнь, закроют собой. И, знаешь, что ещё... Все эти страстишки, которые терзают нас в миру – осуждение, гнев, зависть, гордыня, дрязги разные... Там это все уходит на второй план. Потому что люди живут совершенно другими категориями. Война многому учит. Человек быстро освобождается от всего лишнего, наносного. Ты обнажен перед Богом, потому что прямо сейчас ты можешь погибнуть и предстать перед Создателем. И ты это понимаешь. Война – это страшный суд... Так что слава Богу за все! Смысл этих слов ты начинаешь особенно остро ощущать именно там. А здесь... Здесь мы сидим в своих теплых домах и с умным видом рассуждаем о текущей ситуации.