Провалы дистанционного образования

Аркадий Малер

Вся история европейского образования Нового времени (Модерна) это история инволюции от школы как пространства воспитания человека в традиционных христианских ценностях к школе как пространству простой передачи информации, имеющей все более утилитарное назначение.

Конечно, духовная деградация школы началась не сама по себе, она лишь отражает общий глобальный кризис культуры новоевропейского мира, отказавшегося от христианства как своей мировоззренческой основы и оказавшегося в ценностном вакууме, потому что любые секулярные ценности, сколь бы пафосно они ни провозглашались, в реальности остаются лишь ни на чем не основанными благопожеланиями.

К концу ХХ века виртуальность  секулярных ценностей, как в либеральном, так и в коммунистическом изводе, стала уже слишком очевидна даже для их сторонников, и последним словом новоевропейской цивилизации стало постмодернистское отрицание любых ценностей как таковых. Причем не просто отрицание, а нарочитое высмеивание, коим пронизана вся постмодернистская культура. Однако ценностный релятивизм Постмодерна некоторое время еще оставался уделом определенных богемных кругов, потому что основные структуры воспроизводства культуры оставались прежними – академии, университеты, школы, творческие студии, даже СМИ – сохраняли привычную централизацию и иерархию, где любые идеи и знания переходили от учителя к ученику и проходили необходимую институциональную рецепцию. Чтобы ситуация Постмодерна действительно стала тотальной, требовалась соответствующая, радикально новая технология, подрывающая монополии иерархических институтов на передачу идей и знаний, и уравнивающая любых субъектов культурного процесса – включая образовательный – в общем информационном хаосе. Виртуализации ценностей соответствовала виртуализация технологий, и такая технология появилась: как тоталитарным системам ХХ века значительно способствовали электронные средства централизованной пропаганды (радио и  телевидение), так наступлению постмодернистского хаоса наиболее способствовало открытие Интернета, где каждый сам себе и академия, и школа, и СМИ, и где сама идея какой-либо иерархии и централизации в принципе невозможна.

Как очень точно заметил знаменитый канадский культуролог и теоретик медиазависимого мира, как «глобальной деревни», «абсолютно обеспечивающей несогласие по всем вопросам», Маршалл Маклюэн: «Способ передачи сообщения уже сам по себе является сообщением». Поэтому одна и та же информация, сказанная учителем ученику в официальной обстановке школьного класса или просто переданная по СМС, воспринимается совершенно по-разному. Потому что для человеческого сознания и, в еще большей степени, бессознательного, важно не только, что сказано, но и как сказано, в какой форме, в какой атмосфере, с какой интонацией. Особенно, когда речь идет об образовании подрастающего поколения, где иерархические отношения учителей и учеников также неизбежны, как иерархия родителей и детей в семье. Разумеется, с самого  начала XXI века Интернет стал уже не просто одной из удобных или неудобных технологий передачи информации и общения, это теперь главная технология, пронизывающая практически все сферы человеческой жизнедеятельности, и можно быть уверенным в том, что всевозможные формы интернет-зависимостей будут только возрастать, включая рост так называемого дистанционного или онлайн-образования, оказавшегося наиболее востребованным в связи с пандемией коронавируса в 2020 году.

Преимущества такого образования достаточно очевидны: школьникам и студентам не нужно никуда ходить и ездить, им достаточно оставаться у себя дома, в своих уютных комнатах, и в том же самом компьютере или гаджете, где они только что играли в какие-нибудь игры или смотрели какие-нибудь фильмы, они теперь могут слушать лекцию своего преподавателя и даже общаться с ним, как будто бы они находятся в одном пространстве. Ключевые слова здесь: «как будто». Потому что на самом деле учитель и ученик остаются в разных пространствах и можно констатировать, что если раньше деградация школы проходила от пространства воспитания человека к школе как пространству простой передачи информации, то на следующем этапе произошел отказ от самого пространства – пространства образования.

Апологеты так называемого дистанционного образования более или менее искренне спрашивают: ну и что же в этом плохого? Разве столь привычная зависимость образовательного процесса от соприсутствия ученика и учителя в реальном пространстве не ограничивала тысячелетиями этот процесс, не создавала искусственные сложности?

На последний вопрос достаточно ответить, что на самом деле искусственные сложности создает именно онлайн-образование, в то время как реальное общение учителя и ученика, если и отягощено какими-то сложностями, то исключительно естественными. Люди – это не роботы и не животные, а живые личности, и для них естественно непосредственное общение друг с другом, более того, именно потребность в живом общении, не сводящемся к чисто утилитарным потребностям, отличает человеческое общество от животного. Как заметил ещё Аристотель, общение породило общество, а не наоборот, и поэтому навык живого общения с разными людьми – это основа любой социализации. Но для того, чтобы признать такое реальное общение ученика и учителя необходимым условием полноценного образования, само образование должно пониматься не просто как передача информации, а как продолжение воспитания, каковым оно и было во все времена, начиная с Античности, когда хорошее образование априори предполагало соответствующее воспитание, и наоборот, и это были две стороны одного процесса греческой «пайдейи» (детоводительства), воспитания-образования каждого гражданина в традиционных добродетелях, что с точки зрения того же Аристотеля было основной задачей полиса. Аналогичное понимание образования было также и в христианском Средневековье, и даже в эпоху классического Нового Времени, сохраняющего многие ценностные христианские установки. Когда же христианский фундамент европейской культуры был подорван, то возникло представление о том, что образование должно отказаться от функций воспитания и превратиться в формальную передачу знаний, в своего рода «урокодательство», где учитель «от звонка до звонка» должен «наговорить» или даже просто «начитать» свой предмет и ничего более от него не требуется. Иными словами, виртуализации образования предшествовала его дискредитация, когда во многих странах мира, включая Россию, получение не то что школьного аттестата, а даже вузовского диплома свидетельствовало разве что о том, что его обладатель формально отсидел свой срок обучения «от звонка до звонка» и, наконец, получил чаемое свидетельство. И действительно, если диплом об окончании университета не обязательно завоевывать, постоянно погружаясь в учебу и конкурируя с другими студентами, а можно лишь просто формально высидеть должное количество лет, то почему бы его также не высидеть у себя дома, просто смотря на учителя через монитор своего мобильного телефона? Заметим, что сама экономика на эту деградацию институционального образования отреагировала первой: дипломы о высшем образовании давно уже утратили то высокое значение, которое они имели всегда, и поэтому образовательный статус человека давно уже не имеет никакого отношения к его экономическим возможностям. Если в 90-е годы в России возникло многое множество совершенно несерьезных коммерческих вузов, фактически продающих своим выпускникам дипломы всевозможных «юристов», «менеджеров» и «экономистов», то сколько теперь появится аналогичных псевдошкол и псевдоинститутов, только уже в виртуальном пространстве?   

Конечно, этот переход произошёл не в один день, и во всех странах, где ещё сохранялась хоть какая-то, пусть даже самая примитивная идеология – как правило, в духе банального секулярного патриотизма и государственничества – и школы, и вузы выполняли и выполняют ещё какие-то воспитательные функции. Но «прогресс неумолим» и везде, где эти идеологии обнаружили свою пустотность, вузы и школы все больше превращаются лишь в пространства передачи информации, а поскольку подбор этой информации стал все более случайным и лишенным какой-либо внятной мировоззренческой мотивации, и сама информация лишилась какой-либо «официальной» интерпретации, то и необходимость в централизации и иерархизации образовательных структур тоже исчезла. В Постмодерне учителя не знают, чему учить, а ученики не знают, чему учиться, а раз так, то и сама институция обучения оказывается избыточной. Вместе с этим начала исчезать и сама ценность образования как системы мировоззренчески обоснованных знаний, как необходимого продолжения воспитания, и на его место пришло новое понимание образования как случайного набора случайной информации, которую всегда можно просто «скачать» в Интернете, или еще проще – скопировать из Интернета. Но как бы удобно и комфортно ни было такое «образование», в действительности оно порождает очень серьезные проблемы, мешающие реальному усвоению любого знания, не говоря уже о чем-либо большем, чем знание.

О первой проблеме дистанционного образования уже сказано, она лежит на поверхности – это отсутствие реального общения ученика и учителя, а если говорить точнее, ученика и всех возможных учителей и учеников, участвующих в образовательном процессе. Реальное общение – это когда мы непосредственно видим и слышим того, с кем общаемся, и в таком общении важно всё: мы видим реальное настроение этого человека, его психическое состояние, его физическую готовность к общению, как он выглядит, как он одет, на что невольно обращает внимание, а что явно игнорирует. Не многим преподавателям, включая автора этих строк, нравится, когда студенты их перебивают или не вовремя о чем-либо спрашивают, но такая возможность у студента в офлайне есть несравнимо больше, чем в онлайне. Еще больше есть возможность подойти к учителю после или до занятия, и задать любой интересующий вопрос, в то время как далеко не каждый студент готов задавать вопросы в онлайне, а если писать вопросы преподавателю в Интернете, на форуме или по мейлу, то нет никаких абсолютных гарантий, что преподаватель эти вопросы прочтет, а если прочтет, то не проигнорирует, а если не проигнорирует, то вовремя ответит. Отсутствие такого реального общения, все более углубляющаяся подмена реальности виртуальным миром, уже очень серьезно сказывается на психологии многих представителей новых поколений интернет-эпохи, которые вопреки вездесущей свободе и беспрецедентным возможностям, о каких даже мечтать не могли их отцы и деды, очень часто демонстрируют неожиданную социальную пассивность и, прямо говоря, определенную «аутичность» в общении с окружающими. Иногда возникает впечатление, что обратиться к такому молодому человеку через мессенджеры или блоги значительно проще, чем напрямую. А если предложить такому человеку поговорить на самые разные темы, не заглядывая в Интернет и мобильник, то у него начнется тихая паника, ведь от реального общения он давно отвык, если вообще когда-то привыкал. И если в этой ситуации школы и вузы, призванные служить главным проводником необходимой социализации, еще более закрепляют своих учеников в виртуальном пространстве, то они уже становятся фактором десоциализации, а все упреки к самим ученикам по этому поводу оказываются совершенно бессмысленными, ведь теперь в этом виноваты сами школы и вузы.

Вторая проблема дистанционного образования логически следует из первой: отсутствие реального общения не способствует должной мотивации учащегося и существенно осложняет возможность контроля за его успеваемостью. Вообще, сама идея онлайн-обучения в принципе рассчитана на взрослого дисциплинированного человека, уже получившего реальное образование и точно знающего, какие именно знания он должен получить в дальнейшем. В качестве вузовской и, тем более, школьной практики дистанционное образование просто противоречит задаче образования как такового: научить людей не только каким-то конкретным предметам, но научить самой учебе, научить учиться. На онлайн-занятиях учителя и ученики встречаются примерно как ведущие новостей со зрителями: учитель смотрит на монитор и наговаривает текст потусторонним «зрителям», которых он, как правило, не видит, тем более что некоторые ученики в наше время любят вместо своих лиц «в прямом эфире» подставлять свои фотографии или какие-то картинки, буквально как аватарки в социальных сетях. Поэтому преподаватель может даже не знать, кто на самом деле скрывается за этими аватарками, сколько учеников на самом деле его слушает и слушает ли вообще. Интернет в принципе порождает иллюзию легкого доступа к любому знанию – зачем зубрить и запоминать столько информации, если достаточно в два клика узнать ответ на любой вопрос? Но эта легкость оборачивается тем, что ученики вообще ничего не знают, а за отсутствием гаджетов впадают в ступор.  В случае дистанционного преподавания ситуация усугубляется тем, что такому ленивому ученику вообще необязательно прослушивать и, тем более, просматривать лекции в онлайн-режиме, достаточно их просто записать и потом разом пересмотреть где-нибудь ближе к сессии, если таковое желание вообще возникнет. В аналогичном положении оказывается и сам преподаватель – зачем регулярно выходить в Интернет ради каждой лекции, если можно один раз записать весь курс на целый год и потом связываться с учениками только по итогу этих лекций? Так интернет-образование расхолаживает всех по обе стороны экрана, но прежде всего учащихся, воспринимающих свое обучение как совершенно виртуальный процесс.  

Отсюда возникает неизбежная проблема отчетности: проводить экзамен у каждого отдельного ученика в онлайн-режиме чрезвычайно затруднительно. Во-первых, совершенно невозможно лишить экзаменуемого возможности подглядеть правильный ответ, экзаменатор видит на мониторе только самого ученика, возможно также потребовать показать изображение его монитора и чтобы все время экзамена студент держал руки на столе, но все это и технически крайне неудобно, и фактически нарушает приватность студента, ведь он находится где-то у себя дома и совсем не обязан показывать свой рабочий стол и интерьер своей комнаты. Не говоря уже о том, что любое расширение таких требований выглядит просто комично – держите руки на столе, не смотрите в другую сторону, не бегайте глазами и т.д. Но как бы ни было смешно, найти правильный ответ в режиме онлайн для студента несравнимо легче, чем в режиме онлайн. Во-вторых, пока отвечает один ученик, одному преподавателю невозможно проконтролировать, как готовят свои ответы другие ученики – разве что потребовать отвечать без подготовки, но это уже нарушает базовые принципы сдачи экзаменов. И даже если запускать в виртуальную «аудиторию» по пять-шесть учеников, за большинством из них все равно не уследишь. В-третьих, зачастую вопрос с отчетностью в виртуальных курсах решается с помощью тестов, что уже является радикальным упрощением образовательного процесса как такового. О том, что тестовая система убивает развитие интеллектуальных и творческих способностей учащихся, сводя обучение к механическому запоминанию правильных ответов, написано и наговорено уже очень много, но отныне следует помнить – там, где есть дистанционное образование, там в большинстве случаев применяют тесты.  Но тесты в онлайн-курсах – это еще большая уступка интеллектуальной лени, потому что поставить галочку всегда проще, чем сформулировать мысль, а если время сдачи таких тестов каждый учащийся определяет для самого себя (что возможно только в интернете), то это уже дно деградации. В одном учебном заведении студент заранее узнал правильную расстановку таких галочек и скинул копию правильно заполненных тестов в сообщество своих однокурсников в Вацапе. Стоит ли говорить, что вся сессия была профанирована, а назначать новые экзамены было уже не реально.

Третья глобальная проблема – «чисто техническая», это отсутствие у многих учащихся, а иногда даже и у самих учащих, тех самых технических средств, благодаря которым возможно само онлайн-образование. Причем не только техники как таковой, но и всей необходимой инфраструктуры – отельного помещения, где бы им никто не мешал, и которым они могут свободно пользоваться в любое время суток. Заметим, что само представление о безусловном комфорте дистанционного обучения более чем сомнительно, ведь далеко не все люди вообще любят «жить в Интернете» и у далеко не всех людей есть возможность обеспечить себе или своим близким соответствующие средства и условия. Во всех онлайн-курсах, которые приходилось читать автору этой статьи, у части студентов не было либо нормально работающего компьютера, или подходящего мобильного телефона, или какие-то проблемы с камерой, или с наушниками, или с проводкой, или, наконец, с самим Интернетом. А иные по каким-то домашним причинам просто не могут себе позволить два-три часа в спокойствии слушать лекцию в интернете, и ведь не каждый же в этом признается! Из-за пандемии некоторые уехали или вернулись в столь отдаленные районы нашей страны, где постоянные сбои с Интернетом, если он там вообще есть. Разумеется, часть из этих студентов, более чем возможно, обманывает преподавателя, но как доказать этот обман? На лекцию в реальном пространстве ты либо пришел, либо нет, а пребывание в онлайне позволяет сделать свое присутствие несколько относительным. Например, задаешь вопрос студенту, а у него вроде бы какие-то неполадки со связью или переписываешь «присутствующих» студентов, а часть из них вроде бы вместе сидят за одним компьютером, выступая от одного имени, и вариантов такого недо-присутствия или полу-присутствия может быть сколько угодно.   

Четвертая проблема – это отсутствие самых разных позитивных эффектов, сопутствующих реальному обучению, от элементарного общения студентов друг с другом и погружения в атмосферу учебного заведения до умения держать себя в присутствии других людей, сохранять долгое внимание, усидчивость, умение вовремя задать вопрос или высказать какую-то реплику. Полноценное обучение, как в средней, так и в высшей школе, предполагает определенную культуру отношения к учебе, поддержку определенных традиций коллективной деятельности, включая даже вполне сознательную ритуализацию учебного процесса. И именно дехристианизация новоевропейской школы привела ее к тому формальному урокодательству, которое ныне привело к отказу от самого образовательного пространства как такового. Это различие очень хорошо заметно по православным и светским учебным заведениям: в первых все занятия начинаются и заканчиваются молитвой, на стене над учителем обязательно располагается икона, напоминающая о конечном смысле любого просвещения, и сами учащиеся хоть и не одеты в какую-то униформу, но все-таки соблюдают приличный стиль одежды, адекватный столь серьезному процессу, как о получение серьезных знаний. В светских же школах и институтах, лишенных вслед за государством любой идеологии и любого мировоззренческого целеполагания, подобная эстетика напрочь отсутствует, а сама идея ввести какие-то ограничения и правила в одежде или поведении студентов и сотрудников заведомо воспринимается в штыки, как посягательство на бесценную свободу «самовыражения». Ну а какие ограничения и правила можно ввести в интернет-лекториях, где каждый может сослаться на неудобство своих условий к обучению и тем самым оправдать любой внешний вид, любой задний фон и даже неспособность вести нормальный диалог с преподавателем? Вся задача учителя в таких виртуальных «аудиториях» – произнести на камеру должный текст, а вся задача ученика – просто его выслушать, где бы и в каком бы состоянии он ни находился.

Да, конечно, дистанционное образование будет развиваться не только количественно, но и качественно, и чем более солидное учебное заведение будет предоставлять соответствующие «услуги», тем больше требований будет к потребителю этих «услуг». Желающих получить диплом престижных вузов, не выходя из дома, всегда будет немало, а у соответствующих университетов и академий всегда будет соблазн предоставить такие дипломы за определенную плату, так что не стоит надеяться, что традиционные образовательные институты будут сопротивляться этой виртуализации. Совсем нет – они будут под нее подстраиваться. Но в то же время внешняя «демократизация» образования парадоксальным образом спровоцирует обратный процесс его элитаризации: так же как заочное отделение всегда и везде воспринимается как нечто менее серьезное, чем очное, так и дипломы виртуальных курсов всегда будут цениться меньше, чем реальных. И различие между такими дипломами будет куда больше, чем между очным и заочным отделением. Все сферы человеческой жизнедеятельности, где требуются реальная социализация, реальная дисциплина, реальные практические навыки, реальная интеграция в профессиональную среду, будут отдавать предпочтение реальному, осязаемому, непосредственному образованию, которое со временем будет все более дорогим и престижным, а следовательно, и элитарным. В то время как миллиарды людей во всем мире будут обучаться на каких-то случайных онлайн-курсах, размножающихся как грибы, и думать про себя, что они получили «хорошее образование». В итоге новоевропейское и европеизированное человечество столкнется лишь с новой сегрегацией, вплоть до вполне возможного введения образовательного ценза в различных политических системах. Потому что образование – это не просто средство выживания, а роскошь, ради которой всегда приходится жертвовать всем остальным.

Будем объективны: дистанционное образование может принести реальные успехи, но только очень немногим, особенно дисциплинированным, целеустремленным и талантливым людям, способным учиться в онлайне также интенсивно и продуктивно, как и в офлайне. Потенциальное количество таких людей исчезающее мало, и ссылаться на их уникальный опыт – «в пользу бедных». Но недостатков у такого «образования» слишком много, и они слишком масштабны, чтобы закрывать на них глаза, и уже сейчас можно констатировать, что это не просто временные проблемы, а настоящие провалы, разрушительные последствия которых нам еще придется увидеть и услышать.