Михалкову – 70 лет
Сегодня исполнилось 70 лет моему самому любимому кинорежиссеру из всех, ныне живущих, – Никите Михалкову.
В личности художника очень трудно провести четкую границу между его жизнью и творчеством, что составляет определенную опасность для самого творца, очевидную для христианской аскетики и удачно замеченную Кьеркегором. Говоря о Михалкове, мы почти всегда говорим о цельном образе давно состоявшегося культурного героя, без которого уже невозможно представить русскую, а заочно и всю мировую кинематографическую культуру. Самим своим явлением Михалков взорвал, казалось бы, намертво устоявшийся стереотип русского художника как неприкаянного юродивого, который должен жить на помойке и умереть непризнанным гением. Стереотип, навязанный русской культуре и не только безропотно принятый поколениями отечественных творцов, но и культивируемый ими на потеху тем, кто оплачивает чаевые. Именно за это, в первую очередь, так ненавидят Михалкова – он воплотил собой архетип успешного русского и не просто русского, а успешного русского художника – здорового, жизнелюбивого, не бедного, собирающегося жить и творить долго и интересно. Но мало того – этот русский художник бросил миру не только экзистенциальный, но и идеологический вызов, прямо воспевая все то, что так ненавистно всей русофобской камарильи: Православие, Самодержавие, Народность, – став главным агентом этих ценностей в насквозь вестернизированном и секуляризованном культурном истеблишменте. Все, кто когда-либо пытался пробиться в густых слоях «творческой интеллигенции» советско-постсоветской эпохи, прекрасно знают, насколько невозможно совмещать признание этой тусовки с верностью Русской Церкви, Великой России и русскому народу, а если кому-то подобное и удавалось, то только ценой изнуряющей борьбы, когда проще прикинуться незадачливым юродивым – тем самым «бедным русским» – и только в этом амплуа быть подпущенным к замене в третьем акте. Михалков прорвал и эту вековую плотину, а такое ему уже никогда не простят, потому что это уже не просто взрыв стереотипа – это слом всей системы образов.
Самые бесперспективные разговоры о сущности Михалкова часто упираются в привычные клише, во многом поддерживаемые самим режиссером, – «боярин», «дворянин», «аристократ». Все это может быть очень интересно в сугубо классовой редукции, но на самом деле разгадка Михалкова – это путь к очевидности, как говорил его любимый философ Иван Ильин. Никита Михалков – это, прежде всего, художник, живописец, завороженный обаянием русского мира и влюбленный в русских людей. На заре пробуждающейся России конца XX – начала XXI веков Михалков транслирует не мировоззрение, а именно мироощущение – здоровое, солнечное, усадебное мироощущение всего русского просвещенного консерватизма от ранних славянофилов до веховцев, столь невозможное для изнервленного, лунатичного, гостиничного мироощущения современного «прогрессивного общества»… Для того, чтобы понять Михалкова, очень советую посмотреть его документальный цикл «Сентиментальное путешествие на Родину. Музыка русской живописи» 1996 года, где он без каких-либо спецэффектов буквально оживляет полотна русских классиков.
В прошлом году Михалков снял долгожданный и, на мой взгляд, потрясающий фильм «Солнечный удар» по мотивам одноименного рассказа Ивана Бунина и его дневника «Окаянные дни». Фильм оказался слишком михалковским и поэтому был с восторгом принят и пережит его поклонниками и с ненавистью его противниками. Это христианская притча о том, что становится с миром, когда в нем больше не осталось достаточно праведников. Очень бы хотелось, чтобы Никита Сергеевич снял фильм о Белом движении – столь же пронзительный, восхитительный и завораживающий, каким был его дебют про красных «Свой среди чужих, чужой среди своих».
У всех своих знакомых, которые в духе героя фильма «Шапито-шоу» начинают высказывать заученные в тусовке колкости в адрес Михалкова, я всегда спрашиваю: «Вы смотрели четыре фильма: "Раба любви", "Неоконченная пьеса для механического пианино", "Несколько дней из жизни И.И. Обломова" и "Пять вечеров"? Если не смотрели, то сначала посмотрите, а потом мы обсудим все остальное. Если, конечно, это все остальное захочется хоть сколько-нибудь обсуждать».
Я же к нему не испытываю никаких иных чувств, кроме бесконечной благодарности за то счастье, которое я всегда ощущаю, когда в сотый раз пересматривая его шедевры.
Фото: www.in4s.net
