Приходинки. Март, 2025
Священник Николай Толстиков
«Прорицатель» поневоле
С началом Великого поста начались и искушения.
Лопнула единственная батарея отопления в алтаре. Храм изначально был летним, и в безбожное советское время его использовали под холодный склад. Отопление проводили шабашники на скорую руку: «дышавшее на ладан», оно долго не продержалось. Хоть и февраль на дворе, но, как нарочно, хватил мороз, и залившая деревянный пол в алтаре вода поутру превратилась в каток, впору коньки надевать.
Службу не отменишь, собрались прихожане, ждут.
Протоиерей Серафим – старец бывалый и предусмотрительный, пришел в валенках, да и по-стариковски всегда тепло он одет.
Страх взглянуть было на юного алтарника Васю, первокурсника духовного училища. Мальчик из интеллигентной семьи, ко всяким казусам не особо привычный. В легком свитерке и в ботиночках, дрожит и только что не приплясывает возле «пономарки» с кадилом.
Наш завхоз откопал где-то старый масляный электрообогреватель, но разогревал он только себя и то чуть-чуть. Кроме молитвы, это еще и Васино спасение. Нагреет парень на обогревателе полотенце и потом укутывает им руки, зябко передергивая плечами и ожидая, пока кадило подавать не понадобится.
– Скоро ли отремонтируют отопление? – вопрошает с надеждой, выбивая дробь зубами.
– Нескоро. Там всю систему переделывать надо.
И кокова (кончик – Примеч. Ред.) носа у студента катастрофически посинела.
Надо срочно алтарника подбодрить!
– Терпи, Вася, во славу Божью служим! Переживи эту поморозню – и священником, и настоятелем храма, и протоиереем будешь!
– Грешно смеяться, отец диакон! – Васин голосок едва слышен…
Но… Минуло немало лет с той памятной постовой службы, и что? Стал бывший студиоз тем, кем ему быть предсказал автор сих строк. Так вот поневоле и прослывешь «прорицателем»…
Служивый
Отец Федот – из прапорщиков, низкий, коренастый, даже какой-то квадратный, в узкие щелочки плутоватые глазки свои щурит.
Из армии его вытурили, не дали дослужить всего пару лет положенного срока. По особой, он бахвалится, причине: тогда еще, в конце восьмидесятых, замполит на построении сорвал нательный крестик с шеи солдата, а Федот заступился за беднягу. Короче, оказался Федот в доме у стареньких родителей в деревеньке возле стен монастыря. Тихую обитель, бывшую полузаброшенным музеем под открытым небом, стали восстанавливать, потребовались трудники. Федот тут и оказался кстати. Плотничать его еще в детстве тятька научил.
Потом забрали Федота в алтарь храма прислуживать, кадило подавать.
– Веруешь? – спросил игумен у перепачканного сажей Федота.
– Верую! – ответствовал тот.
– И слава Богу!
Самоучкой – где подскажут, а где и подопнут – продвигался Федот в попы. В самом начале девяностых востребованной стала эта «профессия», позарез кадры понадобились. А где их сразу «накуешь» средь напичканных советским мусором головушек? У кого-то хоть чуть-чуть просветление в мозгах образовалось, как у Федота, тому и рады…
В церкви, как в армии, единоначалие, и Федоту к тому не привыкать. Тут он – в своей тарелке.
Нет-нет да и выскакивало из него прежнее, «прапорщицкое», командирское. Бывало, служит панихиду. А какая старушонка глухая, не расслышит, как прочитали с поданной бумажки родные ей имена – с соседкой ли заболтается или еще что, затеребит настойчиво отца Федота за край фелони: уж не поленился ли, батюшко, моих помянуть?
– Так! – сгребет за «ошерок» старую глухню Федот. И отработанным «командным» голосом огласит ей на ухо весь список. – Слышала?!
– Ой, батюшко, чай, не глухая я! – еле отпыхается со страху старушонка.
Отец Федот развернется к остальным и с угрозливыми нотками в голосе вопросит:
– Кто еще не слышал?!
Все попятятся…
В определенные моменты на Литургии все молящиеся в храме должны становиться на колени. Но бывает так, что кроме богомольцев, просто находящихся и случайно сюда забежавших людей куда как больше. Стоят, глазеют, а то и громко болтают.
Отец Федот строг, тут вам не музей: выглянет, топорщась бородищей, из алтаря и рявкнет, как на солдат на плацу, для пущей убедительности сжимая кулак:
– А ну-ка все на колени!
И бухались дружно. Даже доски деревянного пола вздрагивали.
На солдафонские повадки отца Федота никто особо не обижался: что взять, коли человек по жизни – служивый!
РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!
