Согласие матери на убийство ребенка
Елена Кучеренко
Недавно наткнулась в соцсетях на комментарий:
«...У мамы произошла перинатальная потеря, ей тоже непросто. Я за то, чтобы женщина могла поделиться с другой женщиной, и ее постарались понять и принять, и она могла бы себя почувствовать безопасно...»
Всё понятно, всё правильно. Мама ждала малыша, любила его, еще когда он был внутри нее. С мужем всякие трогательные вещи покупали, живот фотографировали… А он умер, не родившись... Это страшная, огромная трагедия. И плачешь вместе с этими людьми... И сколько таких. Даже у меня в ленте есть огромное количество женщин, терявших детей на разных сроках. Тут только молчать и молиться, чтобы Господь дал им сил.
Но это вторая часть комментария, есть еще и первая: «Я тоже против абортов, для меня аборт – это убийство, но так категорично я не могу сказать...» Ну и дальше – про «у мамы произошла потеря...»
И тут вообще ничего не понятно... То есть женщина сделала аборт, и ее называют мамой, пережившей перинатальную потерю?! Это как?
«Убийство – право женщины»
Из поста, под которым был этот комментарий, стало ясно, что некая женщина (ее там не было, приводился ее пример) узнала, что ждёт ребенка с синдромом Дауна, оказалась к такому не готова и сделала аборт.
Очень даже могу понять причины, толкнувшие ее на этот шаг. Страх, ужас, растерянность, шок. А не обычное живодерство. Я сама благодарна Богу и врачам, которые пропустили Машин синдром, за то, что узнала все только после родов. Потому что (и я много раз это всем говорила) я знаю, как хотела бы себя повести, но не знаю, как повела бы. И я преклоняюсь перед женщинами, которые знали и все равно подарили своему особому малышу жизнь. Я же не предполагала, какой изумительной, чудесной, сладкой, любимой, по-настоящему солнечной окажется наша Маша. Которую обожаем не только мы, а вообще полмира.
Так что женщину, повторюсь, я судить не возьмусь. Хотя грех есть грех. Но комментарий тот меня убил. Тем более, что автор его конкретизировала свою позицию: «Я за то, чтобы у каждой женщины был выбор: сделать аборт или нет – это только ее решение». И это вообще какая-то каша. Аборт – убийство, но это право женщины. Убийство – это перинатальная потеря.
Много чего мне хотелось написать по этому поводу. Тем более что там завязались рассуждения про это право женщины рожать или нет... Про то, как тяжела и неказиста жизнь с такими детьми. Про то, как отцы поголовно уходят от детей-инвалидов... Про нищее существование и тыкание пальцами в спины...
Я и написала. Но потом удалила. Потому что этот набор стереотипов настолько устарел, что это давно уже скучно и никому не интересно. Или интересно только тем, кто это пишет.
Лукавство и передергивание
А вот про аборт как перинатальную потерю очень хотелось бы поговорить. Потому что в этих словах такое лукавство и передергивание, такая дьявольская ложь, что мурашки по коже. При этом я уверена, что автор хотела как лучше – эмпатия и так далее...
Но это показательная тенденция нашего времени. Все сгладить, красиво назвать, успокоить и успокоиться. И с ног на голову поставить. И плохое теперь – не плохое, а альтернативное.
Недавно наткнулась, например, на психолога. Стыд – это теперь, оказывается, деструктивное чувство, от которого надо избавляться, потому что из-за него мы не даем своей энергии и подлинности развернуться и отрыться жизни...
И здесь тоже, вдумайтесь только: «Убийство ребенка – перинатальная потеря...»
Правильно написала одна многодетная мама, что такая подмена понятий обесценивает реальные перинатальные потери. Когда женщина делала все возможное, чтобы доносить, но ребенок погиб.
У меня в ленте и в реальной жизни, повторю, есть огромное количество знакомых женщин, которые теряли детей во время беременности. Некоторые не по одному разу. Некоторые – до десяти. Они делали все, чтобы их дети родились. Годами проходили мучительное лечение, готовы были колоть себе что угодно, лежать месяцами, не вставая даже в туалет. Но дети их не выживали. Одна узнала, что была беременна ребенком с синдромом Дауна. И потеря его – была страшной трагедией.
Они лечились от депрессий, нервных срывов, пробовали вновь и вновь. И вновь теряли. Как можно ставить в один ряд женщину, сделавшую аборт и этих женщин? Это издевка какая-то что ли?
«Поставьте себя на место матери»
«Может тогда и обычное убийство рожденного человека стóит переименовать? Назвать не убийством, а помощью в переходе в другое состояние, к примеру», – писали в моем уже обсуждении этого казуса.
Дальше продолжили мысль, что можно так и мужа убить и обрыдаться в обнимку с психологом – ах, какая утрата. Понятно, что это – доведение до абсурда. Но боюсь, такими темпами мы к этому и придем.
«А вы думаете – легко на это пойти? Вы сами-то себя поставьте на место матери...»
Нет, не думаю, что легко. И поставить себя боюсь на ее место. Но тут тоже подмена понятий. По крайней мере, для меня. Матерью становятся в трех случаях: 1) Родила и воспитала. 2) Взяла и воспитала. Или любила и воспитывала столько, сколько Бог отмерил ребенку жизни. Даже если это минута. 3) Ждала его, носила, но он погиб внутриутробно.
А в случае аборта – это женщина, убившая ребенка. Не мать.
Вспомнилось... Мне как-то прислали ссылку на форум мам-отказниц. (Тоже звучит, конечно: МАМА – отказница.) Женщин, отказавшихся от своих детей. Чаще всего – с синдромом Дауна. И вот одна из них рассказывала, что старший сын у нее здоровый, а младший родился с синдромом. Она, как дама продуманная, оставила его в роддоме. И ей не дали поэтому материнский капитал. И «как это так, я же – МАТЬ двоих детей!..»
Нельзя жить с болью и обманывать себя
Надо бы по-русски эти вещи называть, а то напридумывали терминов, напущали туману... Дородовое детоубийство, так это называется», – написал в моем обсуждении один священник.
Совершенно справедливо написал – напущали туману. Хотя, с другой стороны, вот на себя смотрю. Я ведь тоже на исповеди иногда стараюсь так всё обрисовать, чтобы и грех вроде бы назвать, и чтобы батюшка ничего не понял. Исповедовалась, но без моральных и репутационных потерь... Но Бога-то не обманешь.
В общем, нельзя подменять понятия. Тем более, так лукаво. Когда убийство ребенка приравнивается к потере ребенка. Грех, сделанный своими руками, – к утрате.
Понятно, что никто не должен бегать за женщиной, сделавшей аборт, с плакатами: «Убийца! Убийца!» Никто не должен гнобить ее, оскорблять, загонять в угол и кричать ей вслед «фу!» Хотя бы потому, что неизвестно, на чем оступишься ты сам. Но обманывать ее тоже нельзя (если нас, конечно, спросили), потому что душа-то все равно у нее болит. Ну, если это не окончательно окаменевшая, мертвая душа.
Если честно, я не знаю, что говорить таким людям. По крайней мере – вначале. Мне несколько раз звонили и писали женщины, узнавшие, что беременны детьми с синдромом Дауна и сделавшие аборт. Им и говорить ничего не надо было. Они сами всё знали и сами мне о себе говорили. Потому что жить с этой болью и обманывать себя больше не могли.
И единственное, что я могла сказать, – это что Господь милостив, и что я буду за них молиться. И если душа болит, то нужно ее лечить. Вылечить тут может только Господь, а лекарство тут – покаяние. Взглянуть правде в глаза, признать и принять вину, смириться с ней. Подняться и пойти дальше – веря в милость и любовь Божию. Ведь Он любит их.
И кстати, в этот момент эти женщины становились матерями. Да-да, вы не ослышались. Это четвертый случай, когда женщина становится матерью. Сделала аборт, но раскаялась в этом – от чистого сердца, не снимая с себя ни капли вины. Не перекладывая на мужа/парня/маму/подруг/врачей/злой мир... Призналась Богу и себе в страшной правде. Что там не плод, не эмбрион, не биомасса. Там был ее ребенок. Живой, которому она была нужна! И она совершила самое страшное – убила его. И теперь надежда – на милость Божию. И таким образом – на будущую встречу. Ну вдруг...
«А плакать над абортом, как над перинатальной потерей, которая не зависит от желания женщины – это скатываться в жалость к себе и самооправдание. Это не про покаяние», – писала та многодетная мама, которая сказала про обесценивание реальных потерь.
Однажды обезболивающее перестанет помогать
А успокоительное передергивание («перинатальная потеря» или «да ладно, там еще ничего нет») – это обезболивающее, не более того. А болезнь-то прогрессирует. И однажды обезболивающее перестанет помогать. А лекарство организм уже принять не сможет. И это смерть.
Кстати, тот пост и комментарий, с которого я здесь начала, написала мама ребенка с синдромом Дауна. На волне своего очень непростого особого материнства она устроилась в какой-то фонд консультировать людей, попавших в такую ситуацию. И вот ей и написала та женщина, сделавшая аборт. Знаете – почему написала? По ее собственным словам (их приводит автор поста), потому что мама-консультант озвучила: «Я за то, чтобы у каждой женщины был выбор: сделать аборт или нет – только ее решение…»
То самое лукавое обезболивающее. Из лучших гуманных побуждений. Которое очень скоро перестанет действовать. Потому что душа всегда ищет Бога. И чувствует вину.
Но тоже тенденция... Так носятся с этим чувством вины, так его боятся, так стараются от него избавиться: «Не надо навешивать на меня вину!». Надоели уже – да кто на вас что навешивает? Вы сами избавиться от этого чувства не можете... В случае абортов, в том числе. Потому что, опять же, избавить от него может только Господь. Вообще, избавить от любого греха и изматывающего чувства вины может только Господь и только через покаяние.
«И всем наплевать, что при этом чувствует женщина»
А вот этот большой и очень важный комментарий я хочу привести целиком:
«Всем доброго дня! У меня куча эмоций, и боюсь – буду слишком сумбурной. Но я напишу. И начну издалека.
Когда-то нас в бытность студентами-медиками повели в гинекологию. Мы периодически были на разных операциях, были и на РДВ (раздельное диагностическое выскабливание матки), которое по «механике» похоже на процедуру аборта. Там было всё более-менее нормально. Но вот пришли на аборт. Стояли мы далеко (поскольку были только свои халаты, а не больничные – стерильные), за стеклянной стеной операционного бокса. И видели только широкую спину врача (мужчины). Но меня тогда накрыло ужасом.
Было ощущение, что мне нужно вырваться оттуда, что здесь меня хотят уничтожить. А мне деться некуда. Одно только чувство ужаса и смерти. Я тогда поняла, что не смогу относиться к аборту, как к некоторой медицинской процедуре – и всё.
Но полтора года назад в моей жизни случился плохой скрининг, где мне одна врач сразу, не интересуясь моим мнением, сказала: “Идите на прерывание. Это бесперспективный плод”.
Потом я звонила врачу, с которой готовились к беременности. И услышала от неё: “Та узист – хороший специалист. Если она сказала, значит – так и есть. Прерывай. Будем снова беременеть”. Словно кусок протухшей колбасы из холодильника выкинуть и новой купить.
Потом были неутешительные результаты неинвазивного пренатального теста. Там врач была деликатнее и аккуратно рассказывала, что это в Интернете видео, как такие детишки танцуют и в театре играют, а в реальной жизни всё не так безобидно и радостно. А ее медсестра просто хамила. Даже цитировать противно. А потом были еще УЗИ, где диагноз стал очевидным и по остальным анатомическим признакам.
Потом на фразу “Решили оставить??”, я позволила себе ответить, что не могу убить ребенка. И тут я узнала, что оказывается: “Ну что Вы! Это совсем не убийство”. И это всё в областном перинатальном центре. Потом последняя врач, кстати, всё время пыталась меня “тыкнуть” тем, что жизнь моя теперь – одна тоска безнадежная... Я ей отвечала, что у каждого свой путь, и мне, видимо, нужен такой урок. Значит, пойду его учить. Ходила я к ней часто (нужен был допплер) – и каждый раз одно и то же.
В новогодние праздники пошла на УЗИ в платную клинику и там получила вроде бы как сочувственное: “А будет только хуже. И зачем Вам это надо?” Я уже молчу про орущих со всех сторон, что теперь “мамка инвалида с этим дауном” будут сидеть на шее у сплошных честных налогоплательщиков. И почему-то эти орущие всё время забывают, что у них половина знакомых и соседей работают неофициально и, получая свои зарплаты, всё равно сидят на шее реальных налогоплательщиков. Всё равно виноватая перед всеми будет мамка невыгодного ребенка.
Тут же подбежит другая мамка, которая “героически” сделала аборт/ы, когда была в сложной ситуации, чтобы “не плодить нищету”, и расскажет, какая ты несознательная тупица. И сама даже не поймет, что нападает так от собственной боли, что сама когда-то испугалась и не смогла уберечь дитя от собственных страхов и нерешительности. И больно ей, и стыдно, что кто-то и в такой ситуации не испугался, а она тогда испугалась. И вот она гадости говорит, и травит ту, из-за которой ей сейчас больно.
Я уже не буду развивать тему, что и родные в такой ситуации могут не поддержать, а посоветовать завести собачку, чтобы отвлечься...
Понимаете, женщина в такой ситуации может оказаться в настолько опустошенно-обессиленном состоянии, что послушает кого угодно и что угодно. И сколько бы она себя потом ни убеждала в правильности сделанного, всё равно внутри останутся боль и сомнения.
Не надо женщину в сложной ситуации тыркать палкой, чтобы она осознала весь ужас произошедшего. Она и так сейчас болит душой. Для нее это перинатальная потеря с того самого момента, как она узнала о диагнозе, потому что всё общество ей ежеминутно твердило, что с этого момента ее беременность бесперспективна, и ничем хорошим не закончится всё равно... Начинать надо не с этих женщин, которые в любом случае будут в сложном положении, хоть с ребеночком, хоть без него.
Пока у нас нормально и даже модно относиться друг к другу потребительски, мы будем относиться и к детям так же... Потому что это не ребенок, не живая душа, а «плод»... Это как башмак. Хороший, удобный? Ну, пусть будет. Неудобный, некрасивый? Фу, в мусорку его. И всем наплевать, что при этом чувствует женщина... Она же всё равно знает, что идет против жизни...»
«Согласие матери на убийство ребенка»
Вот такая история. И тут только поблагодарить можно – за искренность.
Я сама всего этого ужаса не переживала. Но я во время беременности и не знала – повторю.
А после я тоже ни с чем таким не сталкивалась. Начиная с врачей, заканчивая воспитателями, друзьями семьи, прихожанами и просто людьми на улицах: все к моей Маше относятся с большой любовью. Бывает, в интернете кто-то что-то напишет, но кто там чего только не пишет! И часто это какие-то нездоровые люди, которых в реальной жизни и не встретишь. Они все где-то прячутся.
Но я согласна, что в вопросе абортов начинать надо даже не с женщин. А со всего общества. На всех уровнях. Но для этого и надо открыто говорить, что это не нечто как-то смутно названное, а убийство живого ребенка. И вы сейчас склоняете женщину именно к этому. Что это не перинатальная потеря, будь она неладна, а убийство, да... Имеете право на убийство? Ну, живите тогда с этим. Только называйте вещи своими именами. Все мы должны называть это своим именем.
Я бы и в бланке согласия на аборт, или что там у них, писала: «Согласие матери и отца на убийство их ребенка». Думаю, это многое изменило бы. Считаете меня мракобеской? Ну и пусть.
Правду обязательно надо говорить. Даже если она сделает больно. Потому что еще больнее будет, если люди всё узнают, когда закончится их земная жизнь. Но будет уже поздно.
И еще мне правильно заметили: «Мой духовник, говорит, что в основном все винят женщин, но 90 % ответственности, как бы непривычно это ни звучало, – мужчин!»
Спорить не буду. Мужчина тут более чем при делах. Только я заметила еще и другое. Если женщина хочет сделать аборт, ее никто не остановит. А если не хочет – никто не заставит. Но поддержка, несомненно, важна. Потому что во многих случаях она растеряна и напугана настолько, что хочет только заснуть и проснуться где-то в прошлом, где нет всего этого кошмара.
Благодарят Бога и орущего свекра
А в конце, для разрядки, так сказать, я хотела бы рассказать одну маленькую историю примерно на эту тему. Только поменяю имена.
Пете (назовем его так) три года. У него синдром Дауна. Родители его обожают, и сейчас они все вместе ждут Петину сестричку – Веру. Они уже и имя ей придумали. Она должна родиться через пару месяцев, и у нее, предположительно, синдрома нет. Предположительно – потому что всякое бывает. И родители сами так и говорят.
Но Петя мог и не родиться. Потому что когда Мария и Сергей (его мама и папа) после обследований на раннем сроке узнали, что у нерожденного еще малыша синдром Дауна, они решили избавиться от беременности. Точнее – Сергей решил. Мария была тогда в шоковом состоянии и мало что решала. Первый ребенок – и сразу такое...
Бабушки с обеих сторон и дедушка, с Машиной, эту идею тоже поддержали. Кроме свёкра. Он ничего не сказал. Но так как он – человек военный, старой закалки, никто не сомневался, что внук-даун ему не нужен.
Был назначен день аборта. Мария отправилась в клинику. Ее уже переодели в больничное. И тут у нее зазвонил мобильник. Это был свёкор. Если коротко, то в приказном порядке, по-военному, не выбирая слов (точнее, выбирая: самые «доходчивые») велел ей отставить все эти глупости и рожать, раз уж забеременела таким, непонятно каким.
Именно от него этого никто не ожидал, но Мария как будто в себя пришла. Морок какой-то с себя стряхнула. Аборт не состоялся.
Но дальше все было совсем не как в сказке. Никто не собирался жить долго и счастливо и умереть в один день. По крайней мере Сергей. Он собрал вещи и ушел из дома. Не хотел становиться отцом ребенка-инвалида. И тут даже папа-военный с громоподобным голосом не смог его заставить.
Не буду всё описывать, это очень долго. Трудно принимали ситуацию родители Марии, свекровь. Она сама – тоже. Стараясь всех привести в чувство, отец Сергея порой просто орал. Иногда это помогало. А однажды он взял Марию, и они поехали вместе в храм. Церковным человеком он не был, но, видимо, почувствовал, что сами они не справятся. Первая исповедь и первое причастие у них с Машей состоялись в один день. И теперь они еще и молиться начали вместе. Хотя свёкор, как раньше, временами срывался на крик. Но уже стало как-то легче.
За две недели до родов к Маше вернулся Сергей. Не смог жить с предательством. Она его простила. Потом родился Петя... Да, поначалу были качели – у всех. Но сейчас все души в мальчугане не чают. И благодарят за него Бога... И вовремя скомандовавшего деда.
РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!
