Сюсаку Эндо: полюбить Негасимый Свет

Юлия Кулакова

Несмотря на немалое количество переводов на русский язык трудов этого автора, японский писатель Сюсаку Эндо не очень известен в России. Однако на родине его работы привлекают как филологов, исследующих новаторство писателя, так и простых читателей.

Незаурядность Сюсаку Эндо для его соотечественников, среди прочего, заключается в том, что он никогда не скрывал своей принадлежности к христианству. Воспитанный матерью-католичкой, он пережил годы тяжелой травли за свою веру в детстве. Ощущение себя изгоем в тогдашнем (а это конец 1930-х, самый расцвет националистических настроений в Японии!) обществе тяжело повлияло на душевный мир юноши. В какие-то моменты своей жизни он будет слишком, даже скандально много уделять внимание анатомии человеческих грехов, буквально препарируя их. Однако именно он поставил перед японским читателем вопрос о христианстве на Японских островах, об отношении к вере во Христа. Именно он честно прожил в браке всю жизнь с одной любимой женщиной; не скрываясь, ездил в паломничества в исторические центры тайных христиан Японии, в Иерусалим, а однажды побывал и в Москве. И, мучительно болея под конец жизни, укреплял себя примером жития святого Иова. Библия и унаследованное от матери изображение Пресвятой Богородицы всегда находились на его столе.

Горячий нрав писателя, его бескомпромиссное требование честности и нонконформизма, его рефлексия о судьбах христианства в Японии отражается не только в больших произведениях, но и в самых небольших по объему рассказах. Рассказ «Сводная сестра» – один из них.

Сюжет, казалось бы, прост. Молодой человек из японской семьи получает образование в Европе и возвращается домой. Однако его сестра, тайком от семьи серьезно изучавшая французский, объявляет о своем намерении уехать в Париж и учиться актерскому мастерству, зарабатывая на жизнь самостоятельно. Через несколько лет брат решается навестить беглянку. Его опасения подтверждаются: нет никакого пансиона доброй французской семьи, где якобы живет его сестра, и никакого гениального учителя, о котором столько было сказано в письмах. На самом деле девушка снимает мансарду в доме вместе с совершенно нищими людьми и – о ужас – встречается с женатым и давно безработным актером, который получил увечье и больше никогда не выйдет на сцену.

Казалось бы, расстановка сил ясна: добродетельный брат, грешная сестра, парижский  соблазнитель… Но все это – лишь на первый взгляд.

Только приехав в чужой край, «добродетельный брат» вдруг понимает, что все это время он – лгал. Себе, родным и близким, окружающим. И особенно ярко это осознание настигает его, когда главный герой посещает Музей изящных искусств, чтобы увидеть там тот образ, который встретил однажды и не смог забыть – деревянную скульптуру Господа Христа. К ней он стремился, и ее он боялся увидеть. Потому что рядом с этим образом, созданным великим мастером, обманывать себя он не мог. Герой без всякого саможаления высказывает свои мысли:

«Передо мной был вырезанный из дерева неизвестным мастером мертвый лик распятого Христа. …Словами все не передашь, но от этого лица, вырезанного из одного куска дерева, исходил какой-то неизъяснимый свет, бьющий в глаза и приковывающий взор. Сколько раз в былое время я подходил к этой деревянной скульптуре и мечтал о том, чтобы самому создать произведение, которое излучало бы такой же негасимый свет. Но когда я вернулся в Японию, обзавелся семьей и с головой ушел в житейские дела, мне стало казаться, что постепенно мечта моя развеялась и перестала меня манить. Зато, как бы в компенсацию, я получил теперь возможность располагать деньгами, сшить себе, например, твидовое пальто, которое было сейчас на мне.»

Скрывать больше не получится: не добродетель, а трусость руководила им. Не вернуться в родной дом он хотел – а быть «как все». Не вступить в брак с любимой – а стать респектабельным женатым человеком и жить, по сути, обманывая любящую его женщину. Не радоваться детям – а выполнить ожидания общества относительно наследников. От изображения Господа, от которого так не хотелось уходить, он сбежал – почему? «Но какой-то другой внутренний голос коварно шептал: а не лучше ли возвратиться домой, жениться, производить на свет детей и жить тихой, спокойной жизнью? Завершились мои колебания тем, что в конце концов я решил под предлогом болезни бросить все, вернуться в Японию, найти там работу и угомониться. И я действительно получил в Японии работу и обзавелся семьей. Но где-то в подсознании у меня постоянно жило чувство, что я заплатил за это дорогой ценой, пожертвовав чем-то очень важным. Тогда я не смел себе признаться в том, что мое возвращение на родину было капитуляцией, бегством от трудностей. И я лишь ловил себя на мысли, что испытываю постыдное чувство зависти к сестре.» Герой чувствует себя предателем: ведь мог бы совершенствовать свое мастерство и создавать образы еще неведомого ему Господа, но… «Но тогда я заткнул уши и отрекся от … лика Христа, хранящегося в Музее изящных искусств средневековья, похоронив его образ на дне своей души. А взамен... взамен получил вот это твидовое пальто.»

Имя сестры героя – Мари. Сюсэки Эндо, в Крещении Павел, хорошо знал, что ждет человека с христианским именем в Японии. Однако оставляет героине это имя как единственное – тем самым показывая ее готовность к самопожертвованию.

С человеком, ради которого она терпит лишения в чужой стране, девушку связывает вовсе не бурный роман. «Мари добра ко мне» – вот и всё, что скажет ее избранник о них. Его появление в рассказе – в лохмотьях, с дешевым, причиняющим страдания протезом вместо ноги, за руку с ребенком – никак не похоже на выход на сцену коварного парижского соблазнителя. Несчастный, пожилой, явно брошенный женой инвалид живет только потому, что в его жизни есть одна добрая и бесстрашная японская девушка.

Фамилия актера, что интересно,  – Лебедев. «Он поляк», – говорит сестра брату, для которого «нефранцузская» национальность Лебедева – не более, чем лишний показатель того, как низко пала бедная сестра. Однако автор (который и в рассказе упоминает, что современные юноши «бредят Москвой»), разумеется, прекрасно знает о русских корнях своего персонажа. Тяготение японской интеллигенции к русской литературе, классической музыке, балету нашло отражение в творчестве большинства писателей Японии. Какая ассоциация привела к тому, что Лебедев получил именно эту фамилию? Рискну предположить, что автор намекает читателю на «Лебединое озеро». Одетта и Одилия, выбор между честностью, искренностью чувств, чистотой – и «темной стороной» души.  И с точки зрения автора-христианина, и с точки зрения рядового японца Мари совершает ошибку. Но «простой» и даже еще, возможно, не покаявшейся грешнице Господь сказал: «Иди и впредь не греши» (Ин.8: 11). А вот к главному герою вполне могли бы быть обращены страшные слова: «Горе вам, лицемеры…»(ср. Мф.23: 13-15)

Негасимый Свет. Какой точный образ! Каждое упоминание о Христе в рассказе свидетельствует о том, что герой понимает: перед ним изображение не простого человека, перед ним Кто-то, у Кого истина.  И тут мы понимаем самое страшное: Господь, по мысли автора, дал герою рассказа все, чтобы воскликнуть: «Господь мой и Бог мой!»

Почему же этого не происходит?

Потому, что герой привык быть «как все».

Мари честна и, живя по своему выбору в христианской стране, имеет возможность обратиться к Тому, Чей образ постоянно перед глазами ее брата. Позволит ли  брат себе наконец-то начать жить, полюбить мать своих детей и самих детей, прекратить создавать «поделки» (как он называет то, чем подменил свое некогда талантливое творчество) и броситься, наконец, к Негасимому Свету?

«Глупая! Глупая!» – твердил я про себя, сидя в автобусе. В то же время я прекрасно сознавал, что не имею никакого права осуждать ее.»

Такой фразой заканчивается рассказ. Произойдет ли преображение героя? «Не бросить камень» – уже немало для человека того, традиционного и безжалостного общественного уклада. Возможно, он, постоянно повторяющий, как в исступлении, о свете от мертвого лика Христа, наконец-то сможет увидеть, что этот Лик – живой. И тогда сможет вдохнуть жизнь и в то, чем живет он сам.