Родная кровь

Мария Сараджишвили

– Смотри-смотри, Нугзар, видишь того типа в шортах?
– Которого? Того в очках? С наглой рожей?
– Да!!! Он мне кого-то напоминает. Не могу только вспомнить, кого именно…
– Оставь! Ну кого тебе может напоминать толстый немец?!
– Говорю тебе, у меня на людей чутье. Смотри, Нугзар, у него и нос как у кахетинца!
– Ну ты заладил….

Такой разговор вели меж собой два брата – Гоча и Нугзар, разглядывая через окно витрины немецких туристов, сидящих  в кафе. До того момента братья стояли на остановке и ждали автобус, чтобы отправиться на автовокзал, а оттуда – в свою деревню близ Гурджаани. И вдруг старшего, Гочу, угораздило бросить взгляд в зал кафе. И все – завелся.

Вдруг Гоча со всей силы треснул себя по лбу.

– Вспомнил! Нуго, этот немец – вылитый наш отец Васо. Пусть земля будет ему пухом!

Младший, Нугзар, прильнув к окну, всмотрелся повнимательнее.

– Ва-а! И правда, что-то в нем есть.
– Нет, не что-то, а просто вылитый наш отец! – настаивал Гоча. – И посмотри на руки. Видишь, как он стакан держит. Копия! Один в один!

Нугзар оторвался от своего стратегического пункта и недоуменно спросил:

– Ну и что? Мало ли на свете похожих людей.

Гоча разволновался:

– Э, ты что? А вдруг это наш брат?
– Как – брат? – не понял Нугзар.
– Этот немец – сто процентов из Берлина. Наш отец там воевал. Понимаешь?
– Нет.
– Ты всегда был тупицей! Недаром бабушка уронила тебя в детстве. Объясняю еще раз. Наш отец дошел до Берлина и по ходу сделал какой-то немке ребенка. Дошло?

Нугзар задумался.

…Их покойный отец, действительно, приехал с фронта с колодкой орденов и рассказывал, что расписался на рейхстаге. Он всегда брал от  жизни  по максимуму, точнее, никогда не пропускал ни одной юбки. Сколько из-за этого их мать наплакалась, но на то отец и мужчина, а не чучело огородное. Теоретически версия Гочи выглядела вполне убедительно.

– Но нам-то что с того? – опять переспросил тугодум.
– Включи мозги, Нугзар! – Гоча многозначительно понизил голос. – Это Европа. Понял? 

И произнес по слогам:

– Ви-за!
– Смотри, наш автобус пришел! – крикнул Нугзар.
– Оставь автобус в покое, – рявкнул старший брат. – Этого немца упустить нельзя! Никак! Вся жизнь может измениться.
– А что же делать?

Гоча только кинул на брата взгляд, полный неописуемой жалости, и бросился к идущим навстречу девушкам.

– Девочки, дорогие, кто из вас знает немецкий? Умоляю, срочно надо. Или хотя бы английский.

Девушки слегка удивились такому вопросу, но все же сказали, что немецкий не знают, а вот английским владеют вполне сносно. Через секунду Гоча уже тащил их в кафе, а Нугзар плелся сзади, вытирая лысину платком.

Мгновением позже перед удивленными немцами, мирно сидящими за столиком,  предстала  живописная группа: возбужденно жестикулирующий Гоча, улыбающиеся девушки-студентки и  где-то на заднем плане красный, как рак, Нугзар.

Гоча стал задавать вопросы, а девчонки со смехом переводили. Поначалу немцы тупо смотрели на аборигенов, ничего толком не понимая, потом расслабились и стали отвечать. Все совпало. Новообретеный «брат» Ганс  Мюллер (при этом Гоча хлопнул немца по плечу и велел перевести, что «кино про Штирлица» – это его любимый фильм) родился в 1946 году в Берлине,  хотя на вопрос об отце почему-то замялся. Но Гоча уже обрушился на него с объятиями и стал кричать, что тут все свои, и все люди – человеки, и вообще теперь Ганс находится у себя дома, на родине, и теперь они все вместе поедут в Гурджаани, так сказать, в родные пенаты.

За столиком послышалось:

– Васт ист дас Гурджаани?

Студентки под Гочину диктовку весело перевели, что Гурджаани – это лучшее место в мире, там шикарное вино. Свое вино, учтите, сделанное вот этими руками! А рядом течет Алазани. А немного в сторону – и Дагестан. И там во-от такие горы!

К столику был вытолкнут смущенный Нугзар. Про него было велено перевести, что это еще один брат. Он,  в общем-то, неплохой и тоже свой, но его слегка уронили в детстве головой об пол. Немцы сочувственно закивали головами: дескать, такое бывает.

Через час три брата и Лаша – друг одной из студенток, вызванный в качестве переводчика, – ехали в машине в сторону Кахетии. Гоча без остановки болтал о всякой всячине, иногда командуя Нугзару не сидеть таким надутым и поддерживать компанию. Немец Ганс как-то размяк. Он слушал сбивчивую чужую речь и думал о чем-то своем.

К вечеру  вся деревня уже знала, что Гоча с Нугзаром с Божией помощью нашли брата из Берлина  и скоро поедут в Германию знакомиться семьями, как положено настоящим родственникам. Как никак – родная кровь! Сам Ганс, непривычный к такому обилию вина, крепко спал в лучшей комнате прямо под портретом своего обретенного отца Васо.

…А через неделю в Тбилисском аэропорту Ганса в подаренной сванской шапочке провожала куча народа. К тому моменту немец уже неплохо выговаривал труднопроизносимое «гамарджоба» [1] и к месту вставлял «мадлоба» [2], неправильно делая ударение в конце. Впрочем, это никого не смущало. В багаж было загружено дикое количество чурчхел [3], тклапи [4] и прочих непортящихся съестных экзотических припасов.

За эту неделю была проведена колоссальная работа. Ганс побывал на кладбище у отца и всех его родственников по восходящей линии, прослушал краткий курс истории Грузии в несколько импровизированном стиле от Гочи и крестился в Православие в местной церквушке невесть какого века (братья сами путались в датах).

И, самое главное, он увозил с собой образцы для генетического анализа. Гоча и Нугзар, который раскрылся с самой лучшей своей стороны за этот промежуток времени, обнимали немца, прося беречь себя в дороге, словно провожали его на фронт. Немец был явно растроган и через переводчика все повторял, что ничего подобного не ожидал найти так далеко от дома.

…А еще через месяц  в Гурджаани пришло письмо  из Германии. Оно было написано на немецком и к нему была приложена фотография семьи Ганса с подробным описанием, кто есть кто. В письме было очень много теплых слов. А в конце маленькая приписка: «Генетический анализ показал, что у нас нет ничего общего. Но какая разница, когда все люди – братья. До встречи в Германии, дорогие мои!»