О том, что не дает сломаться и опустить руки
Елена Кучеренко
– Помнишь, я рассказывала тебе про воина Льва, который ценой своей жизни вытащил ребят из-под завалов... Их спас, а сам погиб, – спрашивала меня Наталья, моя знакомая. – Его хоронили за алтарем храма через три недели, без признаков тления...
Конечно помню. Удивительная какая-то история. Парень как будто чувствовал, что его скоро не станет. А еще мне запомнилось, как Наталья мне тогда сказала:
– После отпевания воинов батюшка наш в своих проповедях не раз уже говорил: «Раньше мне тоже часто приходилось отпевать молодых людей. Кто из окна вышел, кто спился, кто от наркотиков умер – сплошной грех и вечная погибель. А теперь я отпеваю героев. Кто-то должен своей кровью смыть чужой грех...»
Страшно...
* * *
У Натальи воюет племянник. А у друзей в один день с этим ее племянником мобилизовали сына – Льва.
– И поехали они оба одновременно под Сватово, но в разных подразделениях, – рассказывала Наталья. – За всех молимся. Это наше общее.
Племянник Наташин, слава Богу, жив. А Лев первого января двадцать третьего года погиб.
– Его отец, Петр Петрович тогда рассказал нам все подробности, – вспоминала Наталья. – Лёва позвонил им тридцать первого декабря, поздравил с Новым годом. Поговорил с младшими братьями, дал им наставления. «Хватит жить в кайф!» – сказал он. И еще много чего важного. Тепло поговорил с отцом. А у мамы спросил: «Мама, ты меня отпускаешь?» И она ответила: «Да, сынок».
Действительно, как будто знал...
– Первого января в их укреп прилетело, – продолжала Наталья. – Лев и еще один парень были снаружи, а шестеро ребят отдыхали после дежурства внутри. Лёва с товарищем рванули всех спасать. Всех вытащили. Все шестеро живы. А они оба погибли. Льву прилетело в лицо. Правда, узнали родные об этом не сразу. Второго числа им позвонили и вроде как сказали. Но было непонятно – правда, неправда? Потом подтвердилось, потому что опросили в госпитале парня, который выжил. Он сказал, что Лёва погиб на месте, мгновенно. Тело, слава Богу, смогли вытащить и через три недели его хоронили. Это довольно быстро. Потому что я знаю людей, которые по восемь месяцев ждали экспертизы.
Когда привезли тело Льва, местное духовенство приняло решение вскрыть гроб. Наталья говорила, что тело было совершенно мягким и не было никакого запаха тления.
– Огромное количество людей были тому свидетелями, – говорила она. – Позвонили из администрации, спросили: «Где хотите похоронить героя?»
– «За алтарем родного храма...» Через пять минут позвонил секретарь правящего архиерея и сказал, что разрешительные документы готовы... Вот так человек отдал душу свою за други своя. А был же обычный парень. Учился, потом работал. Ходил в храм, но в подростковом возрасте ушел. Вернулся через несколько лет. Всё, как у всех...
Вот эту историю я знала. А в тот день, когда Наталья мне о ней напомнила, она добавила одну очень важную вещь.
– Первого января, когда Лев погиб, было воскресенье. Папа его – алтарник, катехизатор. На службе помогал батюшке в алтаре. И в ответственный момент, когда поется «Милость мира» и хлеб и вино претворяются в Тело и Кровь Христову, с улицы на карниз алтаря слетел необыкновенно красивый белый голубь. А у них там в округе голубятни нет. Сел и в ту же секунду умер. Сколько они служили, столько он там лежал на этом карнизе. Потом они его убрали. Когда это произошло, когда голубь прилетел и умер, священник с Петром Петровичем стояли у Престола Божия. И батюшка, глядя на это, сказал: «Это с Лёвой...» Папа Лёвин мне это рассказал не сразу, а потом, когда все уже знали, что парень погиб первого января. И я чуть не поседела. Представляешь, эта птица прилетела и умерла. Прямо на глазах Петра Петровича и священника.
Вот такое дополнение к той истории. На самом деле, Наталья сделала его не просто так. В тот день мы с Катей – многодетной мамой и волонтером, организовывали в соцсетях военный сбор для ребят-танкистов. Незадолго до этого их позиции горели несколько раз подряд. Пострадала техника. И беспрестанно донимали их беспилотники противника. И парни просили помочь им с «расходниками» для FPV-дронов.
Тот сбор мы делали в память их товарища Дениса. Десятого июля была годовщина его гибели. Ему было всего двадцать три года.
Парень был мобилизован, мог вернуться домой, потому что у него было больное сердце. Но не стал, пошел воевать. Несмотря на юный возраст, был командиром взвода и пользовался огромным авторитетом. А в прошлом году во время артобстрела погиб – от одного единственного осколка, который попал ему в висок...
– Когда мы привезли Дениса домой и похоронили, – рассказывал его командир, – его мама сказала, что в тот день, когда сын погиб, у нее во дворе появилась птичка. И так она до сих пор живет у них. Они ее кормят, а она им постоянно напоминает о сыне...
Я это написала, Наталья рассказала о белом голубе.
В процессе того сбора Катя пересылала мне голосовые сообщения командира, который хоронил Дениса. Знаете, меня прямо потрясло, какой у него был уставший голос. Я думаю, мы здесь в тылу даже представить себе не можем, ценой каких неимоверных, нечеловеческих усилий ребята там держатся. Это что-то, наверное, выше любого понимания.
А еще больше меня поразило, что когда я рассказала об этом нашем сборе одному знакомому, он удивился:
– А зачем помогать? Их же всем обеспечивают...
Но меня это всегда поражает. И это не значит, что я считаю, что все должны кинуться участвовать в военных сборах или в любых других сборах. В конце концов, человек решает сам, как ему жить, кому помогать и помогать ли вообще.
Но у меня в голове, честно, не укладывается, как возможно сейчас обстрагироваться от того, что происходит: «У меня всё хорошо, меня та часть жизни не касается».
Да оно всех сейчас уже касается. Вон – Ростов, Сочи... В Подмосковье дома горят, в Москву на Вернадского прилетало... Недалеко от нас, кстати. Да и там, на войне гибнут же люди. Молодые, у которых здесь семьи. Как это может не касаться? А потом они вернутся – сюда, к нам. Не касается?
Ладно, это извечная тема... Но поражаться не перестаю. Каждый раз – как в первый.
Кстати, вспомнила... Мы тут как-то, зимой еще, собирали деньги на б/у машину военному священнику из Курской области. Который парням белье стирает, если кто читал. Он свою старенькую помял, когда на позиции к ребятам ездил.
Батюшка новую машину очень долго не мог купить. На позициях же все время. А потом выяснилось, что он вообще часть денег отдал военным медикам на лекарства, оборудование и т. д. Посчитал, что им нужнее. Это про касается/не касается...
А еще меня удивляет, что в совершенно нечеловеческих условиях парни сохраняют человеческое сердце. Понятно, что не все и не всегда. И это мы видим из новостей. А сколько нам еще не показывают. Но другие сохранили. И жизнь жительствует даже там, где война и смерть.
Тот командир, чьи голосовые я слушала, прислал фото улыбающегося Дениса с собакой на руках. Это Герда. Парни подобрали ее щенком где-то в зоне боевых действий.
Выходили, откормили, хотели куда-нибудь пристроить, но сами привязались и не смогли расстаться. Теперь живет с ними в блиндаже и ходит на боевые задания. И не только боевые. Сейчас второй раз ждет щенков. Бойцы уже за ними в очередь выстроились. Вот такая частичка тепла в том ужасе... Без таких частичек, мне кажется, там – никак.
Пишу это и думаю... Вот тот наш сбор – это же тоже частичка тепла. Хотя, казалось бы – деньги, гайки, отвертки, запчасти...
– Нам очень важно, что вы нам помогаете, – говорил тот командир. – И дело даже не в деньгах, а в самом чувстве, что мы не одни с этой бедой боремся. Что с нами еще и люди, которые понимают, как тут тяжело. Вот это чувство греет душу и дает силы не сломаться и не опустить руки...
Да, частица тепла... И, знаете, что еще меня удивило. Сумма, которую нам с Катей надо было собрать, – она для нас казалась неподъемной. Для больших каналов и групп, которые собирают миллионы, это – копейки. Но для нас триста-четыреста тысяч – это очень много. И мы сначала не верили, что всё получится.
Но случилось чудо. Вы – люди, которых КАСАЕТСЯ, в каких бы мирных городах вы ни жили, вы сотворили это чудо. У нас всё получилось. И это было невероятно. И это было тепло, которое вы подарили парням. И которое им так нужно. Спасибо вам, люди!
Жалко только до слез, что улыбающегося Дениса с Гердой на руках уже нет здесь, на земле. Но это было и для него тоже. В память о нем!
Написала слово «чудо» и вспомнила историю, ею со мной недавно поделился Михаил – мой друг и волонтер, который ездит на Донбасс. Да вы его хорошо помните, я уверена. А записал ее Режиссер, я о нем тоже много рассказывала. Которого мученик Трифон спасает от дронов.
История эта произошла с бойцом с позывным «Раут». Оставлю, как есть, ничего не исправляя.
«Заскочили в N., спрятались в норе втроем, – говорил Раут. – Думаю, почитаю-ка я молитву. Мне наш полковой батюшка дал молитвослов и шеврон с иконой. Достал книжечку, читаю: “Отче наш, иже еси на небесех...” Товарищ рядом сидел, спрашивает: “Ты что делаешь?” – “Да вот... читаю молитву...” – “Давай вместе читать!”
Протягиваю ему книжечку, и начинаем читать вслух вместе: “Отче наш, иже еси на небесех...” В этот момент в нору залетает FPV-дрон, ударяется в стену над моей головой и не взрывается. Мы выскакиваем, бежим в другую нору. Туда другой FPV прилетает. Было такое впечатление, как будто кто-то свет включил и выключил. Чувствую, что целый. Выскакиваю из норы, бегу. В этот момент два “камика” взрываются, но меня не задевают. Упал в яму, а надо мной “мавик” завис. Один сброс, второй. Воги (осколочные боеприпасы для гранатометов. – Е. К.) взрываются рядом, и кто-то снова свет дважды включил и выключил. “Мавик” улетел, а я целый. Лежу и думаю: а ведь я только что несколько раз должен был умереть и не умер.
С тех пор постоянно читаю молитву. Постоянно. Когда еды не было, читал. Нашел овес в разбитом доме. Ел его месяц. Научился его приправлять зеленью. Чай из листьев заваривать. Выжил. Сейчас работаю “толкачом” – завожу штурмовиков на точки. Приходят они ко мне все напряженные — первый раз на задание все-таки. Я к каждому нахожу подход. Объясняю, как выжить, как молиться. Успокаиваю и настраиваю на бой.
И молюсь. Часто своими словами. На войне без молитвы никак».
РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!
