Две девочки и одна женщина. Рассказ прихожанки

Юлия Кулакова

Так странно: просто шла по улице и начала сегодня вспоминать. Столько лет прошло. А сейчас все вспомнилось, как вчера.

Жила в старом доме. В угловом подъезде комнату, видимо, сдавали, и въехала туда мать с дочкой. Дочка еще не в школе. А мать... в общем, мать пьющая, даже по лицу сразу понятно было. Дочку в садик не отдавала, раз в два дня куда-то уходила – вроде как уборщицей работала, и девочка при ней. Ну, это говорили так.

Девочка была вся тоненькая. Ручки, ножки. В красных шортиках застиранных все бегала. Юлькой звали. Кто-то забыл мячик один раз на площадке, и она очень радовалась, гоняла его по лужам. Мать любовалась ею стояла. Не помню, как разговорились, я, совсем еще молодая, с сумками из магазина, и эта женщина. Сказала, что ребенок поздний, роды были трудные, отца нет. Надо ей было с кем-то поговорить.

Соседки шушукались, что хотели было каких-то там одежек для девочки принести или еды, но мать жестко отказалась. Она такая была, да, за словом в карман не лезла. И, кстати, пьяной-то я ее в то время ни разу не видела. Может – пыталась бросить ради дочки? Помню, как она одну соседку, сплетницу и крикунью, на место поставила, когда та начала на ее дочь кричать из окна. А ведь до нее во всем доме все молчали и терпели. Что мешало вежливо сказать, чтобы не говорила гадости про взрослых и не гоняла детей с площадки? Нет, никто не говорил, привыкли и жили. А эта вступилась за свою Юльку. И соседка вдруг раз и приутихла.

Юлька после того нашего разговора с ее матерью начала ко мне подбегать на улице. Один раз даже на колени забралась, когда я на скамейке во дворе сидела. Да... Помыть и переодеть бы ее не мешало. Но не буду же я ребенком брезговать, ну это уже совсем, люди добрые. Стала думать, как бы поговорить с ее родительницей аккуратно.

Но случилась совершенная глупость. Один раз, когда Юлька ко мне вот так подскочила, на улицу выбежали дочки еще одних жильцов дома. И мне еще так важно:

 – Аня, ты хочешь быть грязной? Она же вся грязная! Фу!

А я ж взрослая, как раз работу начинала искать, решила, что сейчас все исправлю. Пошла, повнушала им наедине, что нельзя так себя вести. Они мне вроде покивали совестливо.

Потом вернулась к девочке. А эти потом бегут мимо нас и пальцем тычут:

– Грязные, две грязные!

В этот день Юлькины глаза еще сияли. И даже в мячик мы с ней поиграли. С ней никто не играл, вот она ко мне, без пяти минут взрослой тетке, и...  А на следующий день я иду – а она со мной здороваться не стала. А потом добежала до лужи и кинула в меня грязью. Не попала, но если бы и попала... Я потом долго думала, что я не так сделала. Где-то читала, что детишки, которых не принимают другие, очень чувствуют, кто их действительно любит – а у кого этакая брезгливая жалость. Но не было у меня такой жалости! Наверное, вот то, что не вышло у меня Юльку защитить от глупых девчонок, ее и ...разочаровало, что ли.

Они с матерью пропали буквально на следующий день, в комнату на неделе другой человек въехал, пожилой мужчина.

Уже где-то через месяц мимо меня по улице прошла, еле держась на ногах, пьяная компания, какой-то длинноволосый дядька и две женщины, в одной я узнала нашу школьную уборщицу, а в другой – Юлькину мать.

Правильно или неправильно, но... я ж должна была стать учителем. И не пошла, стала работать по другой специальности. Поняла, что с детьми заниматься – не только энтузиазм нужен. А опыта у меня не было никакого. Будет в классе такая вот Юлька – чем и как я смогу ей помочь? Может, и зря дезертировала, может – и надо было как-то учиться, набирать этот опыт. Но решение о работе тогда пришлось принимать быстро, – ладно, что теперь говорить. Юльке уже сейчас лет быть должно... тридцать, что ли? Может, и поменьше...

А еще в тот же год случилось – дом наш признали аварийным. Стены трещинами пошли, сказали – беда с фундаментом, словом – совсем все плохо. Народ весь на улице, кто не на работе, мамы с детьми, бабульки, обсуждают, что делать. Тут же и семья одна – мать, взрослая дочь и ее уже дочь, лет пяти. Дочка, как сейчас говорят, гиперактивная была, и ее отец ушел. Сказал – еще женится и будут у него здоровые дети, а не «эта». Бабушка и мать ради внучки выкладывались, одевали как принцессу, ни в чем отказа не знала. И вот они тоже стоят там, а Ксанка бегает вокруг. На ней платье такое сказочное, туфельки, а она носится и вся уже грязная. Да, вот мне тоже сразу вспомнилось, как девчонки кричали «грязная»... их, кстати, там не было, в толпе, увезли куда-то.

Я в те дни начала – да нет, не то что «задумываться о Боге», это громко будет сказано. В церковь стала заходить, у нас такая маленькая в районе, под дубами. Зайду, свечку поставлю, постою у икон, будто что понимаю, – и домой. Крест свой нашла. А тут смотрю – и у Ксанки на шее крест появился, раньше не видела. Она носится, как угорелая, крестик аж на плече где-то. И вот народ начинает расходиться по домам, все боятся, что дом возьмет и рухнет, как спать-то. И тут вдруг Ксанка ко мне подбегает, нос вытирает грязной ручкой и кричит громко:

 – С Богом спите!

 И убегает в подъезд.

И я стою. Все ушли, а я стою. Вот казалось бы – ну что она сказала? Мама с бабушкой, наверное, научили, или еще как. А мне в тот момент вот в самое сердце пришлось! Как будто я сейчас приду, лягу в свою кровать, а в комнату войдет большой и добрый Бог. И будет со мной до утра, как была бы заботливая мама, и ничего плохого не случится. Впервые я такое почувствовала. И с легким сердцем пошла домой. И, действительно, ничего не случилось. Дом потом отремонтировали, кстати. Как и вправду, Бог на Своих руках нас всех тогда удержал.

Я нашла и начала на ночь читать молитвы Господу. А потом и ходить на службы. «С Богом спите!» Спасибо тебе, Ксанка. А то так бы и ходила я в храм только за свечками.

Ксанка выросла здоровой. Выучилась, в столицу уехала, там семья, дети, работа. Это мне рассказывали. А вот про Юльку, как я и говорила, никаких известий, да и откуда бы. Я хожу в храм и их обеих поминаю – и Ксению, и Юлию. Перед Юлькой мне до сих пор стыдно. Была я молодая эгоистка, вообще не понимала, ни как с детьми обращаться, ни что делать, чтобы помочь такой семье. Надо было с кем-то посоветоваться, но ума не хватило. А может – и гордыня это во мне говорит, может – и не могла я там ничего сделать. Единственное что – с тех пор стараюсь помогать, когда могу, нуждающимся. Детям – так детям, взрослым – так взрослым.

Вот так вот две девочки маленькие столько для меня сделали. Одна – научила стараться милостыню творить, вторая – Богу молиться.

И дом тот старый – до сих пор стоит.

РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!