Солнце Пасхи

Юлия Кулакова

–  Какие вы счастливые! – сказал кто-то из взрослых, кажется – отец Тани Мельниковой, помогая с сумками зазевавшейся Алене.  – Совсем молодые, класс еще не выпускной. Последние школьные каникулы впереди! А потом уже начнется взрослая жизнь!

Алена из вежливости покивала, не зная, что ответить. О «взрослой жизни» она пока не думала: очень пугали выпускные экзамены, хоть и сдавать их еще только через год. Она была ученицей лицея, самого престижного в городе, где мог учиться далеко не каждый. И Лена, и все воспитанники постоянно слышали от учителей о «высокой планке», о доверии, которое им оказали, приняв в это достойное заведение. Каждому могли пригрозить исключением, просто сказав: «Ты не лицейский ребенок». Поведение, внешний вид, оценки хотя бы иногда ниже четверок – все могло стать причиной этой страшной фразы. Алена, как и остальные, попали в лицей после серьезных вступительных испытаний. Первые годы были особенно тяжелыми, программа обычной школы не шла ни в какое сравнение с лицейской, отличница Алена и ее подружки Инга и Эля, пришедшие в лицей одновременно с ней, поначалу хватали тройки. «Это в вашем микрорайоне так учат?» –  мог сказать учитель под смех остального класса. Алена плакала ночами, а потом вставала в пять утра и шла на первый автобус, чтобы успеть на уроки из своего пригорода. Приезжала домой около трех часов дня. А ложилась иногда и в три утра. Инга с Элей не изматывали себя так: они и жили поближе, и не хотели полностью менять свою обычную жизнь. Эля профессионально играла на скрипке и надеялась связать свою жизнь с музыкой: просто родители решили, что их дочь – выдающийся человек и должна учиться в лучшей школе города. То же решила и мать Инги, рослая дама с широченными золотыми цепочками во всю грудь, но по другой причине: «Зря я, что ли, смогла стать богатой? Вот пусть и дитё как положено учится!» «Дитё», в свою очередь, было не в восторге от маминого решения, из-за которого оставалось мало времени на развеселые прогулки с друзьями из двора. Но не послушаться Светлану Сергеевну с фигурой борца – Алена это понимала – было даже страшно. Инге и Эле про «нелицейского ребенка» уже высказывали. Инга только шмыгала носом: «У моей мамы деньги, никуда они меня не денут!» Чувствительная хрупкая Эля плакала, и Алена гладила ее по волнистым белым волосам.

Основными предметами в лицее были иностранные языки. В заведение приезжали гости из Европы и Америки, говорили каждый со своим акцентом и, к злорадству Инги, даже учителя не всегда их полностью понимали. А еще Инга утверждала, что «англичанка» Анна Семеновна ей завидует после того, как недавно заморский гость на встрече подарил девочке, широко улыбаясь, самый настоящий американский календарь на будущий год. Алена слушала подругу и кивала, но кто кому завидует – ей было неинтересно.

Алена тосковала, сама не зная почему. Она словно не находила себе места в этом мире. Алена не была похожа ни на мечтательную, погруженную в мир классической музыки Элю, ни на любящую поболтать про знакомых мальчиков Ингу. Она любила природу, с детства смотрела в небо на звезды, а еще читала исторические книги. «Астрономом будет! В крайнем случае – историком», –  утверждала бабушка. «Никаких астрономов, пусть идет на гуманитарный. Может – замуж за иностранца выйдет», –  отвечала мама. А Алена не знала, чего она хочет. Ей казалось, будто бы на планете Земля еще не появилось того, ради чего она хотела бы жить. Хотя, казалось бы, идет последнее десятилетие двадцатого века, и что еще тут может появиться... Она попыталась поговорить об этом с матерью, но та не поняла ее:

– Что значит – не понимаешь, зачем жить? К психиатру тебя отвести?
– Нет, мам, я не о том. Как будто... нету смысла, знаешь?
– Горе тебе от ума, как у Грибоедова. Нет смысла – значит, просто учись!

Вот Алена и училась.  Старалась изо всех сил.

Иногда ей думалось, что все остальные уже нашли этот самый смысл. Вот, например, завуч Марина Георгиевна. Она всегда на всех смотрит так, как будто окружающие – это большой торт и она его сейчас съест. Ее смысл – наверное, в том, чтобы в лицее не было ни одного неправильного ребенка. Чтобы все одевались и вели себя как английские лорды и леди, причем умели это делать с рождения, а в лицее бы их только аккуратно и с гордостью поправляли. Чтобы побольше удавалось приглашать иностранных гостей в лицей, и потом об этом бы писали в городских газетах. У учителей смысл – чтобы ученики блестяще сдавали экзамены и побеждали на предметных олимпиадах. У зарубежных гостей тоже какой-то смысл есть, они такие самоуверенные, в отличие от стеснительной Алены. Вот приезжали несколько человек, например, все в черных костюмах и держались строго. Учителя предупредили воспитанников, что это представители определенной религии (словарь с полки пытливой Алены, впрочем, называл их словом «секта»), но о религии с ними лучше не говорить, а просто «практиковать английский». Алене удалось сказать всего одну фразу за эту встречу. Что скрывалось за непроницаемыми лицами делегации в черном, девочка так и не поняла. Раньше ей было интересно: чем отличаются люди, которые живут в других краях? Может быть, находясь рядом с ними, она ощутит что-нибудь новое? Ведь кто-то живет рядом с самой настоящей пустыней, кто-то – рядом с красивыми горами, которые она видела по телевизору, а кто-то видит смог и туманы. Но люди на встречах каждый раз оказывались просто людьми, из плоти и крови, только говорили на другом языке – и все.

Жалко, что про религию запретили говорить. Можно бы было и узнать, что для них смысл жизни. Хотя то, что было написано в словаре, Алене совсем не понравилось. Гораздо больше ее интересовали другие вещи. Например – когда на уроке мировой художественной культуры ученикам показывали древнерусские иконы. Она не могла оторвать глаз от проектора, чудилось, что цвета иконы переходят в звуки и она их слышит. Иконы католические не производили такого впечатления, они казались какими-то ... «оперными», такое Алена подобрала слово. А «наши» образа пели дивные старинные гимны, и сердце девочки начинало им подпевать. Такое маме, понимала она, не надо было рассказывать: точно к врачу отправит. Мама любила поговорить «о духовности» –  но сама никогда даже не заходила в храм.

От лицея как-то ездили в католический храм на экскурсию, Алена тогда болела, а Эля вернулась в полном восторге. В православную церковь почему-то не ездили. В лицее отмечали День Валентина, Хэллоуин, другие западные праздники. А ведь есть и наши праздники: та же Масленица, например, о которой Алена только недавно прочла в газете, что она еще называется Прощеное воскресенье, в которое положено всех прощать. В семье Алены верующих не было, поэтому в этот день только пекли блины. А вот на Пасху ничего и не пекли: это, говорили, только для верующих праздник. Наташа Сидорова, одноклассница, которая в этом году вернулась в свою старую школу («нелицейский ребенок!»), рассказывала однажды в кругу девочек, как ее возили к бабушке в очень-очень глухую деревню, куда от железнодорожной станции надо долго идти пешком. И как там старички и старушки праздновали красивый праздник Пасхи яркими куличами и крашеными яйцами, и песни какие-то пели. Алена бы очень хотела услышать такие песни. Ее бабушка ведь однажды пекла кулич, только не на Пасху. Очень гордилась, что он у нее хорошо получился, а потом почему-то испугалась и стала называть его «кексом». Он был необычайно вкусным, а его подрумяненные бока напомнили цветом глину. И Наташа рассказывала, что куда-то она в деревне ходила по глинистой дороге, ела из глиняных плошек. Жила в деревянном доме. Деревянные своды, глина, яркие краски икон – все это сплетались в голове Алены воедино и будто звало куда-то. Мама бы точно испугалась... Алена тогда стала искать информацию про Пасху. Почему она, такая любознательная, раньше не поинтересовалась ни разу, что это за праздник – сама не знала. Оказалось, Пасха – это когда воскрес Бог. Но это же такое... такое! Это тогда каждый год должен быть самый-самый главный день, даже для неверующих, раз уж сейчас так модно говорить про почитание традиций, несмотря на большую любовь к «загранице». Почему же о Пасхе молчат?

Мероприятия в лицее всегда проходили на высоком уровне, часто даже приезжали журналисты. Поэтому Алена очень удивилась, когда мама вернулась с собрания и объявила, что в качестве выпускного мероприятия для десятого класса – в связи с тем, что внезапно установилась очень теплая для весны погода – решено выехать на природу. Строго говоря, это был никакой не «выпускной», учиться оставалось еще больше месяца, но раз решили... Ничего более далекого от лицея, чем природа, Алена не представляла. А когда узнала, что класс вместе с родителями поедет на берег реки – и вовсе стало не до удивлений. С этой трудной учебой она давно не видела ни реки, ни леса – ничего.

* * *

Алена выбежала к самой воде. Конечно же, вода еще холодная. Но как же здесь хорошо! Она помахала подружкам. Эля откликнулась сразу, пошла медленно и два раза споткнулась по дороге. Инга рванула, как на кроссе, и чуть не сбила с ног Веронику, негласного лидера популярных девочек параллели. Вероника что-то сказала ей с брезгливым выражением лица, Инга ответила нечто такое, что у «лидерши» на физиономии отразилось настоящее смятение, она повертела головой по сторонам – но ни одного взрослого и даже ни одной ее подружки рядом не оказалось.

–  Пойдет потом жаловаться, что я нелицейский ребенок, –  хохотнула Инга, подбежав к Алене.  – Что тут у тебя? Что-то нашла?
– Я нашла вот это вот всё, –  Алена торжественно обвела руками берег.
– Какая красота, –  поставленным голосом провозгласила Эля, обнимая за плечи подруг.
– Давайте сядем, –  похлопала Инга по усыпанному песком бревну.  – Напомогались мы уже, пусть остальные что-то тоже поделают! Да и вообще уже все разложено, а шашлык нам жарить все равно не доверят. Скорей бы, а то я голодная.

Какое-то время они сидели молча. Потом Алена решилась:

– Как вы думаете: а что будет дальше? Вот мы: что мы будем делать?
– Я замуж выйду, – заявила Инга. –   За богатого, за другого мать и не пустит. Но мне надо, чтоб красивый был! А то как я буду с ним...
– Инга! – воскликнула Эля.
– Да я ж еще ничего не сказала!
– А я знаю, что ты можешь сказать!
– Тихо вы, –  засмеялась Алена, глядя на подруг.
– Не понимаете ничего, –  буркнула Инга.  – А меня, между прочим, уже знакомили. Пришел такой... с пузом. А маман так смотрит одобрительно. Совсем уже, что ли? Я за такого не пойду.
– Куда ты пойдешь, мы еще несовершеннолетние, –  потрепала ее по плечу Эля. – А я хочу выступать. В больших залах. Не ради тщеславия, поймите меня. А просто... это так торжественно! Как в костеле, где мы были. Звуки уходят под своды...
– Ничего там торжественного не было, в твоем костеле, пусто просто, –  махнула рукой Инга.  – Хотя мне понравилось. Духовность, как говорится, –  она и есть духовность. Понимаю.
– То-то ты там духовно вздремнула на лавочке, –  улыбнулась Эля.
– А в православной церкви вы были? –  решилась Алена.
– Я – нет. Меня ребенком крестили, где-то у бабушек, –  отозвалась Эля. – Говорят, меня как-то иначе зовут по-православному, не Элла, но я не знаю, как.
– А я Инна у них, –  сказала Инга. –  Меня тоже маленькой крестили, но я на отпевании несколько раз была, бабушку отпевали и ее сестер. А мама там один раз со священником поспорила. Она у меня в гороскопы верит, в приметы всякие. А он ей сказал, что это нельзя. А я стояла и как дура смотрела на него, мне казалось – он откуда-то не из нашего мира. Ну, вроде как из сказки. Мы из современности, а он вот нет. В рясе в такой. А, еще ж с мамой на Пасху куличи святить ходила год назад, во дворе постояла. Сегодня вот не пошла.
– Сегодня?
– Ну да, сегодня ж Пасха, а вы не знали? Маман с куличами дома осталась, а я тут кукую. Но тоже хорошо.
– Мне мама говорит –  католики не особо Пасху празднуют, а вот Рождество... – начала Эля.

А дальше Алена не слышала. «Сегодня – Пасха?» Казалось невозможным вот так просто взять и сказать такие слова. Сердце заныло. Что-то великое, сильное, огромное – и она, Алена, оказалась непричастной к этому!

– Ты бледная, –  заглянула в ее лицо Эля.
– Нет-нет, все хорошо, – шепнула Алена.

Пасха. Сейчас – Пасха. То есть, если верующие правы, то – воскрес Бог. Ни больше ни меньше. И всё теперь принадлежит Пасхе: и солнце, и небо, и этот берег. И все люди должны, наверное, что-то чувствовать, что-то торжественное, –  как то, что она ощущала, глядя на старинные образа. И – не чувствуют? Но почему?

Инга молча взяла обеих подруг за руки:

– Так, вы чего-то скисли. Пошли к остальным, а то съедят все шашлыки без нас!

* * *

– Я уже больше не могу этот лимонад, сейчас лопну, –  засмеялась Алена.
– Уж лучше так, чем как эти, –  кивнула в сторону Инга.

Вероника и ее подруги сидели раскрасневшись. Похоже – несмотря на строгий запрет, провезли с собой что-то, кроме лимонада.

– Лицейские детишки, –  поморщилась Инга.
– Да ладно, не злись, – вздохнула Алена. – Смотри, какой день красивый. И теплый. И лес, и река.
– У меня сегодня внутри вот, – Инга потыкала себя пальцем в солнечное сплетение, –  как-то правда очень спокойно.
– И у меня, – сказала Эля, завязывая на плечах рукава снятого свитера. – Обычно я так нервничаю из-за истории и алгебры, что не успокаиваюсь вообще. Аленк, а ты уже решила, куда поступать будешь? У меня ощущение, что все из наших двух гуманитарных классов в университет на инглиш собрались поступать.
– Ага, а факультет не резиновый, –  усмехнулась Инга.  – Хотя я не зна...

И вдруг она осеклась на полуслове. А потом привстала. А потом встала и распрямилась, глядя вверх. Стаканчик с недопитым лимонадом упал в траву.

– Инга, ты... – Эля тоже встала. И тоже застыла.
– Аленка! – прошептала она.

Алена посмотрела вслед за подругами в небо.

И увидела, как вокруг солнца, прикрытого дымкой, на небе четко проявился сияющий широкий круг. Казалось, что еще немного – и небеса откроются. Пелена облаков засветилась нежно, тепло, и солнце вдруг заискрило яркими-яркими лучами, задвигалось, как живое.

– Что это? – ахнула Эля. Лена оглянулась: и десятиклассники, и взрослые тоже стояли и смотрели на небывалое явление. Ближе всего к подругам были Таня Мельникова с отцом, и они тоже, как завороженные, глядели вверх.
– Вот это чудеса, – почесала макушку Инга. – Слушайте, это ж прямо в газету, которую моя маман читает, написать можно! Денег заработаю!
– А это не опасно? – Эля спряталась за спины подруг.
– Да откуда ж я знаю. Это же не-поз-нанное! – подняла палец вверх Инга.

А Алена молча смотрела на солнце, не замечая, что оно совсем не слепит глаза. Как будто в мире существовали в этот момент только она и светило. Светило, празднующее Пасху, Воскресение Бога. И именно этот цвет, золото чудесного круга, обнявшего небо, всегда был в нимбах икон – это Алена теперь знала совершенно точно. И красками Пасхального солнца всегда творили иконописцы.

– Вероник, да смотри же! – шипел кто-то сзади. И Вероника невнятно, заплетающимся языком отвечала этому кому-то:
– Нет там никакого круга, никуда солнце не двигается, это вы вме... вме... вместо лимонада что-то пили!
Инга с Элей смеялись. А Лена этого даже не слышала.

* * *

Альбом в руках Алены был заботливо обернут прозрачной обложкой. Она хранила его все эти годы и нередко открывала. Какой хороший у них был класс! Дружный, несмотря на вредину Веронику. Вероника первая уехала за границу – замуж. Потом еще несколько девочек из класса. Кто тоже замуж, кто учиться или работать. Уехала и Эля, сделалась блестящей скрипачкой, собирает большие залы. Инга вот осталась на родине, хотя и сватался к ней прямо в выпускном классе один из тех, в черных костюмах. Подруги перестали выходить на связь после окончания лицея, но уже потом, «в интернет-эру», нашли друг друга и теперь иногда скупо поздравляли в социальных сетях с разными праздниками. Лена видела фото со свадьбы Инги, потом – из ее нового большого «богатого» дома, потом – с детьми...  И Элины фотографии тоже, она там в концертном платье и счастливая. А на шее, кстати, – цепочка с крестиком.

Вспомнилось, как они учились, ночами сидели над тетрадями. Да, ее дети совсем не такие. Лушке вон вообще тройка по истории грозит. Это при матери-то, у которой диплом исторического факультета с отличием! Но Алена не собирается ее ругать. Лукерья хочет быть иконописцем. Уже сейчас занимается в художественной студии. У маленькой Маши интересы попроще: «Я буду на работе работать, а после работы в храме!» Она любит математику и смотреть на звезды, а еще чудесно поет. На клиросе хвалят: «Наша смена подрастает»! Особенная ее любовь – старинные распевы. Говорят – детям сложно такое петь, а у нее вот выходит.

На столе Алены лежит рисунок младшей дочери. Небо и на нем солнечный круг. Всеми мыслимыми красками, от красного до голубого. Это рисунок к праздничной выставке, и называется он «Солнце Пасхи».

– Это ты сама такое видела? – спросила ее заглянувшая в гости бабушка.
– Нет, это мне мама рассказывала, – радостно начала свою речь Маша.  – Она так рассказывала хорошо, как солнце играло на Пасху, когда она еще в школе была! Она после этого и начала верить, что Бог есть, и всё про это читать, много-много, и так и пришла в церковь! Мама говорит так интересно: «Это самое солнце мне путь к Богу осветило». Им в их школе объясняли потом, что это не чудо, а «гало» называется, есть такая штука. Но мама сказала, что гало – это когда только круг, а не когда солнце играет и пляшет, поэтому чудо! Я очень хочу сама такое чудо увидеть. А то у нас девочки в воскресной школе говорят, что видели, как солнце на Пасху играет, а я не видела до сих пор, и мне обидно!
– Обязательно увидишь, – сказала Алена и погладила рисунок дочки. Его еще надо успеть оформить как следует. Лучше сделать самой, чтобы аккуратно вышло, а то Машка такая перфекционистка: ляпнет клеем мимо – и плакать будет.

Много, много что предстоит сделать на ближайшей неделе. И дома, и в любимой церкви. А когда придет Праздников Праздник – собраться и всей семьей пойти на самую торжественную и вместе с тем самую родную службу в целом году.

РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!