Живая
Юлия Кулакова
– Стой! Куда прешь?
Незнакомый мужчина схватил ее за руку. Она вырвалась и только тут поняла, что, не глядя, пошла на красный огонек светофора. Вот это молодец...
– Спасибо, – прохрипела Олеся и отошла в сторону, отдышаться.
Считанные минуты назад она ощутила, будто жизнь прошла, и прошла низачем. А случилось это, когда Олеся увидела эту девчонку – в майчонке с открытой спиной, поверх которой был рюкзак, на мотоцикле, с загаром, который может подарить только юности летний город. Так захлестнуло острое ощущение всего разом – тоски, несправедливости и просто пронзительного августовского одинокого вечера, – что женщина и не посмотрела на этот несчастный светофор и шагнула навстречу сама не зная чему. Хорошо, что человек ее поймал. Он и сейчас оглядывается. Наверное, думает, что сумасшедшая. Так что лучше ей уйти подальше.
На асфальте лежал голубь. Точнее – то, что быстро остается от голубя на оживленной улице. Будто асфальт поглотил его. И ее, Олесю, постепенно поглощает что-то. Время. Болезни, – а врачи не поскупились на диагнозы в последний год. И скоро, возможно, и она, как тот голубь...
Зазвонил телефон. Таисия. Раба Божия Таисия, она так и подписала новый контакт.
– Дорогая моя, я ни от чего не отвлекаю? Помнишь, я обещала тебе сказать, когда книги привезут?
– Помню, – вздохнула Олеся.
С Таисией она познакомилась недавно и совершенно случайно. Заходила в церковь поставить свечку за усопших родителей, она всегда так делала в памятные дни. Слово за слово разговорилась с женщиной в церковной лавке. Та, в простой одежде, больше похожей на балахон, и платочке, была приветливой, буквально лучилась улыбкой. «Наверное, и фигуры своей не стесняется», – подумалось тогда Олесе, которая уже перепробовала все диеты, но никак не могла снова вернуться в мерки молоденькой девушки. А очень хотелось.
Заговорили. Про поминовение, про родителей. Олеся заплакала. А Таисия выбежала из-за прилавка и обняла ее, как родную.
Обещала за нее молиться. Такого Олесе никогда никто не говорил. Говорили, что будут поминать ее маму с папой, прекрасных людей, которые «оставили след на земле». Что «есть какие-то молитвы, чтоб замуж выйти, давай мы для тебя узнаем». И не узнавали, кстати. Или «ума б тебе дал Бог», это ее тетя Аня так любит говорить. А «за тебя буду молиться»... Олеся, помнится, еще громче заплакала тогда. А через неделю – снова пришла к Таисии.
Таисия только день работала в лавке при храме: остальное время она, по ее словам, «несла послушание» в такой же лавке, но в новом торговом центре. Олеся, несмотря на особую свою любовь пройтись по магазинам, именно в этом центре никогда не была. «Ты приезжай!» – звала Таисия. Рассказывала, какие там хорошие там работают люди: и Зинаида Ивановна, которая рядом сумками торгует, и владелец маленького кафе, который иногда угощает всех «соседей» чудесным кофе сказочного вкуса. Олеся будто бы перенеслась на ее этаж и увидела все своими глазами: и корпулентную Зинаиду Ивановну с яркой помадой, зовущую Таисию «дочкой», и щедрого кофейного властелина с щегольскими усами и бородой, и солнце, ярко светящее сквозь стеклянный потолок молла. И, конечно же, иконы, бережно раскладываемые Таисией в лавке. Она уверяла Олесю, что все иконы – чудотворные. Бывает, конечно, что какой-то образ почитают в народе больше, и именно при нем Господь не мерой расточает людям чудеса. Но любая святая икона, любое святое изображение Господа, Божией Матери, святых – и оно чудесно, и молитву перед этим образом Господь тоже услышит и исполнит.
Однажды Таисию отправили с поручением к настоятелю другого храма. Олеся поехала с ней – чтобы составить компанию человеку, который столько внимания уделяет ей, практически незнакомой женщине. Там, стоя у стены, она смотрела на новую знакомую и понимала, что присутствует при священнодействии. Таисия останавливалась перед каждой иконой, как если бы встретила святого во плоти, и так же благоговейно говорила с изображенным. Особенно долго она стояла у большой иконы Богоматери в углу.
– Чудотворная? – спросила ее потом Олеся.
– Все чудотворные, – широко, как всегда, улыбнулась Таисия.
– Давай я тебе скажу, когда привезут новые книги, – как-то сказала она, когда Олеся пожаловалась на свои приступы уныния. И вот – звонит. Привезли, стало быть. Олеся была уверена, что Таисия вручит ей какой-то святоотеческий многотомник, под тяжестью которого она еле дойдет до дома. Но нет: в церковной лавке сегодня было другое. Классика. Красочные книги о природе. О живописи, – откуда Таисия только прознала, что Олеся в детстве мечтала стать художницей?.. А «святоотеческое» она попросила у Таисии сама, потом, где-то через неделю.
Иногда Таисия читала Олесе отрывки из Евангелия. Та их знала по «Закону Божию», читанному в детстве, – и про потерянную драхму, и про обретенную добрым пастырем овцу. Олеся сама себе часто казалась бусиной, выпавшей из порванного украшения: все бусины собрали, украшение починили, а одна осталась на полу, и про нее забыли. Не заметили, не подняли, и новые бусы вполне неплохо существуют без нее. В свете этого и притчи для нее оставались лишь на бумаге. И только будучи старательно прочитаны голосом Таисии, эти строки оживали. И становилось ясно: в мир пришел Тот, Кто всегда заметит пропажу малейшей драхмы или жалобно блеющей овечки. Заметит – и немедленно выйдет на поиски. В доме Олеси впервые появилось Евангелие. В красивой обложке, с золотым обрезом. И ей хотелось его читать.
Она стала чаще замечать: вот светит солнце. Вот расцвели гортензии на клумбе у подъезда, а вот – астры. Вот листья падают с деревьев, вызванивая по ветвям живую мелодию.
Она не знала, чем отплатить новой подруге. Иногда приносила ей на работу чай в подарок. Часто посылала в интернете видео милых котиков, посмеяться. Как-то подарила на праздник духи. По дороге боялась: а вдруг такая женщина не пользуется духами? Но та очень благодарила и радовалась, и тут же сказала, какие именно цветочные ароматы она чувствует в заморском подарке. А Олеся и не задумалась о цветах, надо же. Зато теперь, после радостных слов Таисии, явственно почувствовала их все.
И каждый раз, каждый раз она записывала Олесино крещеное имя на бумаге, чтобы в храме помянули. Это уже был обычай:
– О здравии рабы Божией?.. – спрашивала хитро Таисия.
И Олеся с готовностью отвечала:
– Александры.
* * *
– Что за чушь? – Олеся оттолкнула от себя телефон.
– Лесь, ты чего? Устала? В отпуск тебе пора. Ты домой чего не идешь, высокое начальство-то наше уже полчаса назад как отбыло! – Кира похлопала коллегу по плечу. – Все равно же с телефоном сидишь, это мне еще допечатать надо...
– Чушь, – не слушая ее, повторила Олеся и зашагала на выход. Потом ей пришлось вернуться – за забытым телефоном и сумкой. А куртку она так и оставила в офисе. И шла по улице, не ощущая холода.
«Это интернет-сообщество храма Таисии. А они не могут так шутить, правильно?» – говорила себе Олеся. И через несколько шагов: «Да нет, это ошибка. Или другая Таисия. Бред пишут, хоть бы проверяли!»
Скончалась. Скоропостижно. Ну как она могла скончаться? Олеся только утром послала ей фотографию пушистого котенка. А Таисия ответила смайликом-улыбкой. Что они такое?.. ну что?..
Олеся знала, что Таисия болела. Рассказывала ей о собственных хождениях по мукам, сиречь по врачам, Таисия сочувственно кивала: «Это да, это всегда тяжело». Она тоже от чего-то лечилась, только не говорила, от чего. Иногда сообщала: «Сегодня встретиться не сможем, я планово в больнице, но это ненадолго!» И Олеся верила. Что всё планово. И ненадолго. Таисия только неделю назад выписалась в очередной раз. И Олеся еще к ней не успела зайти: в храме были не ее дни дежурства, а в торговый центр она к подруге так и не доехала.
Женщина остановилась посередине улицы. Кому-то мешала пройти – но не замечала.
Она включила телефон. Комментариев становилось все больше: «Царствие Небесное», «Упокой Господи»...
Упокой Господи. «Упокой Господи» – это всегда было про Олесиных родителей. Это никак не про Таисию. Никак. Не может быть.
Олеся все поняла только тогда, когда дома, за чашкой чая, увидела картинку с милым щенком и решила отправить ее Таисии.
И почти уже отправила.
* * *
На следующий день Олесю уложил в кровать грипп. Так она и не попала ни на отпевание Таисии, ни на похороны.
В последний день больничного она решила поехать в храм. Не в тот, где работала усопшая: в тот, где они когда-то побывали вдвоем.
Автобус проехал мимо торгового центра со стеклянным потолком. Олеся на секунду захотела выйти на этой остановке – но поняла, что идти туда больше не к кому. Пожилая кондукторша с выкрашенными в красный цвет волосами изумленно смотрела на странную пассажирку, которая по-детски всхлипывала в безнадежно вымокший платок.
В храме полным ходом шла роспись стен. Женщина в комбинезоне, щедро перемазанном красками, стоя на лесах, всматривалась в стену, будто пытаясь увидеть там контуры будущей фрески. Леса закрывали угол, где находилась икона – та самая, у которой Таисия так долго разговаривала с Изображенной.
Олеся осторожно пролезла между деревяшками и смогла приложиться к иконе. Потом, поняв, что художница, наверное, боится сейчас, в том числе и за нее, – устыдилась своего эгоизма и выбралась. Подошла к каждому образу, как Таисия.
По дороге она думала, что будет говорить Господу – о себе. О своей жизни. О том, как она тоскует по молодым годам, как ей тяжело и одиноко. Но сейчас она могла просить только о Таисии. И говорить о ней. О том, какая та.. Чудесная. Живая. И была на земле – и, разумеется, есть и сейчас, у Бога, в Которого она верила.
Конечно же, Господь и так все это знал.
Но сейчас Олеся впервые в жизни по-настоящему говорила с Ним. И остановиться – не могла.
РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!
