«За десять лет ни разу не пожалел, что остался в Российской Армии». О нашем украинце

Елена Кучеренко

– Я сам с Украины. Из села. Мы до двенадцатого года у себя помидоры выращивали, россиянам продавали, они спокойно к нам приезжали. А как всё это запретили, людям просто жить не на что стало. 

Рассказывает боец с позывным Чёрный. Я о нем уже писала. 

Мне как-то позвонили мои друзья с Новых территорий и попросили помочь им купить машину для военных. Там в автомобилях большая нужда. А местные жители (не все, но многие), как могут, поддерживают тех, от кого напрямую зависит их жизнь. Потому что дрогни (не дай Бог) наши мужики, отойди они, как было с Херсоном, и всё, не будет и моих друзей. 

Я тогда написала пост в соцсетях, за сутки собралась нужная сумма, Чёрный купил машину в Крыму (он был там в отпуске) и отогнал на позиции.

Правда, в день, когда он ее туда пригнал, к ним прилетел беспилотник. И один осколок после взрыва попал в мотор. Но ничего, уже починили.

* * *

Собственно, из-за этой машины мы с парнем и познакомились. Созванивались, списывались. Я спрашивала про него, про службу. Что можно, конечно. Он отвечал. Иногда не сразу. Я так поняла, что какое-то время он находится на переднем крае, где нет связи, потом возвращается в тыл. И тогда отвечает. И так туда-обратно. 

– Интересно, как справляются с ожиданием родные бойцов? –  думала я. – Сидеть и не знать – как там и что. Когда позвонят и позвонят ли.

Но, конечно, все надеются на лучшее. И правильно. А этот наш боец, правда, украинец. «Срочку» служил на Украине, в 13-м году поехал в Крым и заключил контракт. 

– Потом случился референдум, и я решил остаться в Российской Армии. За десять лет ни разу об этом не пожалел, – говорит он. – Когда началась СВО, все мои товарищи поехали в зону боевых действий, а меня оставили в Крыму на КПП. Я неделю там посидел, подумал. Мои друзья там, а я тут. Не очень-то приятно. И тоже поехал.

Я хорошо знаю тот край, откуда Чёрный родом. Знаю людей оттуда. Сейчас слушаю его, другие истории, и как будто Шолохова читаю. Этот боец – за Россию. Наш, русский солдат. Другой, тоже оттуда, в прошлом мой большой приятель, когда все началось, перестал с нами общаться. Даже на русском перестал говорить, который для него –родной. 

В интернете мне периодически попадались какие-то его ролики, где он ломал язык о совершенно чужую ему мову. Потел, пыхтел. Непроизвольно перемежал свой плохой украинский привычными русскими словами. Как дурак. Но из принципа не сдавался. Бо – вороги! 

Потом туда зашли наши. До меня доходили слухи, что он что-то там против них «мутил», за что отсидел какое-то время в КПЗ. Потом его выпустили. Что было дальше, не знаю. Вроде уехал куда-то на Западную Украину. 

А ведь почти земляки они с тем бойцом, которому мы с машиной помогли. Но такое всё разное. Но это ладно. Рассказали мне об одной семье оттуда. Боюсь ошибиться, но чуть ли не из того же села, откуда и Чёрный. Когда стали те земли Новыми территориями, отец семейства там остался. А куда ему? Да и не хочет. А сын – на другой стороне, за ВСУ воюет. И звонит старику:

– Вы – предатели, придем, всех вас расстреляем...
– Сынок, я же отец твой.
– Предатели.

Вот как разорвало всех... «Тихий Дон». 

* * *

– Война показывает истинное лицо человека – кто он есть на самом деле, – говорит Чёрный. Так все говорят. Что в таких условиях у тебя уже не получится кем-то казаться, как на гражданке. Ты можешь только быть собой. Всё гнусное и прекрасное в тебе – как на ладони. Всё сильное и всё слабое.

Чёрный рассказывал, а я уже писала, как простые мобилизованные парни, мужики жертвовали своими жизнями, чтобы спасти товарищей.

– Мобик у нас прикрыл собой группу... Здоровый такой мужик. Килограмм 120. Не толстый, а мощный. Их спалили с дрона. И начали закидывать гранатами. Его ранило. Он крикнул пацанам, чтобы они уходили, а сам стал отстреливать FPV-шек (дроны), чтобы они именно на него обратили внимание. Сам погиб, а товарищей спас. 

Но Чёрный говорит, что это еще и от психологического состояния зависит. Тут я с ним согласна. Неизвестно, куда может повернуть психика человека в экстремальных условиях.

– У нас был мужчина. Когда всё начиналось, он говорил: «Да мне пофиг! Не боюсь, надо воевать!» После первого обстрела забился в яму и неделю не вылезал. Его потом на психиатрическое лечение отправили. Другой, когда впервые увидел тяжелораненого, с оторванными конечностями, «в себя ушел». Кто-то переживает, но спокойно. Или бросается спасать. Я рассказывал, как парень только попал в зону боевых действий, на следующий день нас накрыли «Хаймерсами», а он туда вернулся помогать товарищам. 

Война показывает лицо каждого человека.

– Есть у меня знакомые, которых я считал хорошими людьми, а, оказывается, они только за себя и переживают. А о ком-то думал, что дерьмо-человек, а он оказался нормальным мужиком.

Но это и моего окружения касается. 

Насчет настоящих мужиков. Только сегодня моя знакомая – волонтер в военном госпитале  –  рассказала, что у них лежит мужчина с ранениями. От его жены она узнала, что тот, как бригадир звена на шахте, имел бронь. Но всех его подчиненных мобилизовали. 

– Как же я буду ребятам в глаза смотреть? – сказал он. 

И пошел. Уже трое человек из его рабочего звена погибли. 

Кстати, когда Чёрный мне рассказывал о психологических состояниях бойцов, я спросила, насколько важна и нужна потом военным психологическая реабилитация. 

– По-любому нужна! Когда всё началось, я не выезжал оттуда больше шести месяцев, и для меня мирная жизнь казалась потом «дикой». Я не слышал, например, как едет машина, но слышал, как летит БПЛА. На выхлопную трубу реагировал... Санаторий, или не санаторий, но что-то обязательно нужно. 

* * *

Я спрашиваю Чёрного, было ли ему страшно?

– Поначалу немножко страшновато. Особенно по ночам, когда по нам лупили... А потом, вижу, «проносит» и «проносит». И наступает такой момент, когда не страшно. Инстинкт самосохранения куда-то девается. Обстрел – не обстрел. Не идешь в укрытие, а стоишь и смотришь. Если далеко, конечно. И ничего в этом хорошего нет...

– А как местные жители реагируют на наших военных?
– Был момент, когда выдавали гуманитарку, а мы стояли в оцеплении. К нам подходили, и каждый третий говорил: «Молодцы, что пришли, мы так сильно вас ждали!». Понятно, что были и противники, которые друг друга же подставляли, сливали. А был случай, когда бабуля мальчиков угостила пирожками. Пять человек отравилось.

Спрашиваю про разные необычные случаи, про помощь Божию, про веру.

– Есть чудесные спасения. Я знаю двух людей, чья группа ходила на задание. Двенадцать человек. Их закидали гранатами. Десять – трехсотые, на двух  –  ни царапины. Хотя от них гранаты ложились в пяти метрах, в двух метрах... А было, что человек прятался, когда нас «Хаймерсами» накрывали, а осколок залетел в ягодицу, в кость, и пошел вверх. И он умер. Больно, когда товарищи погибают. Откладывается в душе... Бывают смерти, вроде бы, по глупости. А бывает, что человек как чувствует: не хочет ехать на задание, его отправляют, и он погибает. Но мне кажется, на всё воля Божия. Раньше своего времени ты не покинешь этот мир.

Про «как чувствовал» вспомнила другую историю. Мобилизованный парень вдруг стал раздавать сослуживцам свои вещи.

– Ты что? Тебе же самому нужно.
– Берите.

На следующий день он погиб.

Кстати, Чёрный рассказал одну интересную вещь. Оказывается, что спортсменам на войне легче не только потому, что они выносливее и ловчее. 

– Спорт на войне помогает логически думать. Я спортом занимался долгое время. И когда началась спецоперация, все наши армейские спортсмены туда поехали. Нам говорили: «Ой, спорт – это бесполезно». А все спортсмены очень хорошо здесь себя показывают. Хочу одного своего боевого товарища выделить. Он тоже – спортсмен. Мы с ним на БПЛА сидели. Один танк противника нас кошмарил прямо. У танка позывной был «Чикатило». Выезжал и лупил. И мы с этим парнем его обнаружили. Артиллерия потом хорошо отработала. А парнишка этот постоянно то тут, то там много хороших дел делает. 

* * *

Спрашиваю про украинских пленных... 

– Есть те, которые сами бросают свои позиции и приходят, чтобы сдаться: «Мы не хотим воевать, нас силой затянули. Не надо отправлять нас обратно. Мы хотим здесь, у вас остаться». А есть другие... Мы опорник брали, он до последнего отбивался. Троих наших положил. Ему несколько раз предлагали сдаться. А потом, когда у него боеприпасы закончились, он: «Всё-всё, я сдаюсь. Сам...». Ну какой «сам»?..

Насчет тех, кто бросает позиции и приходит к нашим. Недавно прочитала. Не знаю – шутка или правда. Но писали, что под Харьковом группа украинских военных взяла в плен нашего бойца. Обещали сохранить жизнь, при условии, что он отведет их в наш российский плен.

– Что будете делать, когда всё закончится?
– Останусь в армии, продолжу служить.
– А кто виноват в том, что произошло между нашими двумя народами?
– Это давно планировалось, давным-давно все знали. И это не мы, россияне, виноваты, а они виноваты, что не туда пошли.

РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!