Чудеса дня, который обещал быть скучным
Оксана Головко
– Может быть, не поедем никуда? – предложил муж. И я поддержала его: ночью был ливень, а мы собирались поехать по местам, где жила и где была похоронена его родня, откуда родом дедушка и бабушка.
Мы в отпуске, в Татарстане, на родине. Дороги, где заканчивается асфальт, наверняка развезло, да и время уже близилось к обеду.
Воспротивились дети: «Хотим увидеть места, откуда прабабушка и прадедушка и где папа писал свои этюды и картины в детстве и юности».
То, что поехали не зря, поняли сразу – за окнами машины открывались дали с неровными волнами леса на горизонте, прямо рядом с небом, по которому мягко скользили сероватые облака. И запах – непередаваемый, со смешанным разнообразием трав, ветра, чего-то, о чем в детстве читали в книжках. Первая остановка – деревня Старая Тура.
– В тот дом приезжала девочка из Москвы, и очень задавалась из-за этого факта, – смеется муж, – показывая на голубой, с белыми наличниками дом, который совсем за эти десятилетия не изменился.
Неожиданно из калитки дома вышла бабушка. Прямо как в детстве, в платке, со сморщенным добрым лицом. Таких бабушек уже нет в городе, и мы такими не будем, наверное, если доживем до ее возраста.
Представляемся, называем фамилии родных, которые когда-то здесь жили, и начинает ткаться картина воспоминаний: бабушка всех хорошо знает. И тех, кто из поколений прабабушек, бабушек, родителей, и тех, с кем муж мальчишкой играл в вышибалы, рыбачил, бегал купаться, вместе пас овечек.
– Этот умер, а вот тот застрелился, – говорит тетя Валя, так зовут бабушку, про наших ровесников. И я вижу, что муж не может принять услышанное, у него не укладывается в голове, как мог застрелиться тот светловолосый веселый мальчишка, с которым он скатывался на спор с крутой горы на велосипеде.
Зато москвичка оказалась племянницей нашей знакомой, жительницей Подмосковья, и совсем она не воображала, как казалось в детстве. Хорошая женщина, теперь вот мать семейства.
В доме у тети Вали нас словно машина времени уносит в прошлое – деревянные половицы, печка в центре комнаты, трюмо, деревянный крепкий комод, ажурные шторки еще от ее мамы. Она их принципиально не меняет, стирает и снова вешает: «Очень нравятся!» На стене – репродукция Боттичелли. Современный телевизор смотрится здесь космическим пришельцем.
Тетя Валя живет здесь только летом, на зиму уезжает в городскую квартиру. Несколько раз она предлагает нам чай. Ну как же не предложить, если люди – с дороги! И это тоже удивительно, из прошлого...
О ночном ливне мы вспоминаем только, когда пробираемся к источнику, который муж не раз писал в своих работах, и грустно вздыхаем из-за того, что пробиты скважины. Он, когда-то мощный, бьет только до июня, а сейчас под стеллой с иконами – лишь мутная лужица.
Ветер колышет бережно повешенные легкие занавесочки, прикрывающие эти иконы.
Следующая наша остановка – деревенское кладбище.
– Здесь похоронены одна из сестер вашего прадедушки, их мама, моя тетя, – рассказывает детям муж Альберт, в крещении Алексий.
Рядом с родственниками – чье-то семейное захоронение. Старое. Даты рождения – вторая половина XIX века, дата смерти – середина двадцатого. На крестах – фотографии. С одной из них на нас смотрит мужчина, такой, словно из фильмов, – русский благочестивый крестьянин, аккуратные усы и борода, мощные плечи, одежда – не из сегодня.
«Через минуту буду»
Совсем недалеко – село Усады. Сюда в школу ходил дед мужа, фронтовик Сергей. Недалеко, это если на машине. А он ходил пешком. Даже зимой, когда в село прибегали волки...
Троицкий собор в Усадах мы хорошо помним. До 2008 года там было полное запустение, обрушенные купол, полы. Те, кто дожидался транспорта на расположенной рядом автобусной остановке, использовали храм как туалет.
В 2008 году храм передали Церкви. Вскоре настоятелем стал священник Виталий Ульянов, и началось чудо. То есть чудом все выглядело для нас, приезжавших сюда время от времени, а для отца Виталия это была напряженная кропотливая работа. Он не просто восстанавливал храм (что было невероятно сложно!), он возрождал приходскую жизнь. В селе появилась воскресная школа, начались праздники, концерты. А еще он восстанавливал память: установил крест на том месте, где захоронены помещик Сергей Михайлович Тютчев, на чьи деньги построен храм, и купец Николай Михайлович Журавлев, который во второй половине XIX века был главным жертвователем храма. Понятно, что после революции власти постарались вычеркнуть их имена из народной памяти, хотя наследием этих людей продолжали пользоваться. Например, больницей, построенной Журавлевым для села.
Подъезжаем. У ворот храма – бабушка. Такая же, как из Туры, деревенская, с очень добрым лицом. Она начинает рассказывать:
– Храм закрыт, можно только по территории пройти. Он теперь нечасто открыт бывает. Совсем не как раньше. Очень грустно, что отец Виталий больше не настоятель. Он нас и в паломнические поездки возил, и в Москву к Матронушке, а уж святыни Татарстана мы все изъездили. До него два настоятеля приезжали. Первый пил, второй сбежал. Отца Виталия я увидела, когда он выходил из автобуса. «Этот точно испугается», – подумала. Совсем молоденьким приехал. Не испугался! И за десять лет сделал невозможное!
Знакомимся. Бабушку тоже зовут тетя Валя. Она называет свою фамилию – ту самую, что мы прочли на крестах на соседнем семейном захоронении.
Альберт рассказывает ей про своих родных, про двоюродную бабушку Анну Берсанову, на чьей могиле мы только что побывали.
– Анна... Так она моя мачеха, папа женился на ней после смерти мамы, – говорит тетя Валя.
Вот так, «случайно», мы встретили у храма родственницу, пусть и не кровную. Специально беру слово «случайно» в кавычки. Слишком много случайного было в этот день, словно нас Кто-то вел. Ну то есть, мы догадались, Чья рука точно приводила нас в нужное время в нужное место.
Тетя Валя очень сетовала, что должна идти по делам и не может напоить нас чаем, но сказала, чтобы мы обязательно к ней приходили.
За калиткой, на территории собора, было грустно. При отце Виталии там кипела жизнь, подстригали цветы, что-то пилили, сваривали металлические конструкции, убирали, в здании (тоже восстановленном), где была воскресная школа, звучала музыка...
Нас встретил замок на храме, безмолвный заросший травой церковный двор, разрушающийся памятник на могиле Тютчева и Журавлева, стены собора, навевающие грусть...
Чтобы выплеснуть боль, позвонили отцу Виталию, который служит совсем далеко от этого района, вдохнувшему с Божьей помощью жизнь в это место.
– Вы в Усадах?! Я совершенно случайно сегодня решил к родственникам неподалеку заехать, буду около вас через минуту, – услышали мы в ответ.
И вот еще одна встреча, разговоры, воспоминания...
История продолжается
Время уже за восемь вечера, начинается дождь. А мы еще планировали заехать в церковь Кирилла Белозерского в соседних Каймарах.
«Каймары – село с очень старинной церковью. Церковь эта была построена еще во времена Петра I, и там сохраняется крест, пожертвованный Петром. Мой прадед Л.Н. Энгельгардт ремонтировал церковь и выписал из Вены иконостас резного дерева и копию Мадонны Рафаэля. Екатерина II пожертвовала Евангелие. В Каймарах раньше был прекрасный барский дом, построенный, как говорят, по плану Растрелли», – писала в своих «Воспоминаниях» Ксения Баратынская, внучка поэта. (Баратынская К.Н. Мои воспоминания. М., 2007, с. 188).
В первый наш приезд туда мы пробирались через заросли деревьев, внутри заброшенного храма (который кроме того, еще исторический и культурный памятник) – пахло сыростью, тишину нарушали только звуки гуляющего под разрушенным куполом ветра, да взмахи голубиных крыльев. Голубей там водилось множество. Спустя пару лет уже было заметно, что территорию вокруг убирали, не нужно ломать ветки, пробираясь к храму...
И вот 2022 год.
– Ух ты! – мы не можем сдержать радостного возгласа и про дождь мгновенно забываем. Цветники и постриженная трава перед храмом, который явно реставрируется, новые барабан и купол, строительные леса, рядом колокольня и тоже видно, что ее реставрируют.
Дверь открывается, и навстречу выходит девушка, с красивым лицом, в котором какое-то глубокое внутреннее спокойствие. Послушница Елена, как она позже представится. Она приехала сюда, в Татарстан, из Сергиева Посада. Невероятный день продолжается: Татарстан, Каймары, связанные с предками мужа, древний храм, в котором несет послушание Елена из Сергиева Посада, мы, родившиеся в Татарстане, приехавшие сюда из расположенных недалеко от Сергиева Посада Мытищ, наши дети, у которых в Свидетельстве о рождении местом рождения значится Москва. И вот стоим мы все вместе в древнем храме, где буквально звучит история. История страны, история русского Православия и русской культуры, история наших предков и нас, живущих сегодня...
– Проходите, – Елена приветливо распахивает дверь. Видно, что в храме идут восстановительные работы, причем бережные, на столе мы видим планы, чертежи, по которым восстанавливают утраченное. А главное, в храме регулярно совершается Литургия, налаживается приходская жизнь. Настоятель храма – иеромонах Софроний (Саймуллов).
Елена рассказывает, что из местных ходит человека три, большая часть прихожан – из Казани. После службы – совместная трапеза, на которую приглашается даже случайно заехавший человек.
– Отец Софроний считает, что людям важно общаться друг с другом. Молиться за незнакомого – сложно, не то, что за человека, которого ты знаешь, – рассказывает Елена...
Мы еще бродим вокруг храма, вдыхая влажный вечерний воздух, смешанный с запахом цветов, и тихо идем к машине, словно боясь расплескать то невероятное радостное чувство, которое принес сегодняшний день.
В самом его начале, в Старой Туре, я хмыкала, что вот, источник высох, и какой-то в этом грустный символизм. А вот сейчас, вечером, я понимаю всю бессмысленность такого настроя. Не нужно символизма: христианство – очень реалистично, оно про настоящее. Любые искусственные построения разбиваются об это настоящее, которое неразрывно связанно с Вечным. И невероятный, наполненный «совпадениями» день подтвердил это. Мы, наверное, раз десять сказали детям «спасибо» за то, что они не позволили нам остаться дома.
РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!
