Молчание Бога

Иеромонах Симеон (Мазаев)

Один из моих университетских приятелей, коренной москвич, жил неподалеку от Большого театра. Будучи человеком, легким на подъем, он объехал всю Европу, часть Азии и даже побывал на каких-то экзотических островах. И потому мы были весьма удивлены, случайно узнав, что он никогда не был… в Большом театре. Такой же загадкой для жителей Норильска и Сургута, раз в год приезжающих на Черноморское побережье Кавказа, остаются адлерцы и сочинцы, которые в большинстве своем практически никогда не ходят на пляж. Тем не менее, этот феномен имеет объяснение: когда ты с детства растворен в органике курортной жизни, являешься ее частью, трудно сделать море, столь желанное жителям севера, предметом интереса или прямого действия.

«Эффект Большого театра» создает иллюзию знания. Полузнание, по слову Френсиса Бэкона, хуже полного незнания потому, что невежда, по крайней мере, знает, что он таков и никакой вопрос не закрывает для себя раз и навсегда; тогда как человеку, «проходившему в школе» Толстого и Достоевского – так же как мой приятель ежедневно проходил мимо Большого театра – приближенность к великим писателям не оставляет возможности всерьез изучить их сочинения.

В методологии науки существует понятие «сундук мертвеца», которое означает, хотя и верный, но неполный ответ на вопрос. Откуда в среде столь серьезных людей и скучных людей, как ученые, появился пиратский термин из приключенческих романов?

В случае удачного налета капитан пиратского корабля сталкивался с проблемой: как спрятать награбленное богатство так, чтобы его никто не нашел? Можно найти укромное место на необитаемом острове, но в одиночку закопать тяжелый груз невозможно – непременно останутся свидетели из числа экипажа. Непосредственных помощников, переносящих и закапывающих сокровища, пират убивал и складывал их трупы поверх сундуков – отсюда и зловещий термин «сундук мертвеца». А как быть с членами судовой команды? Эдвард Тич, известный по прозвищу Черная Борода, придумал хитрость: он разделял добычу на две неравные части в соотношении 1:10. Большую часть золота пират прятал под землей очень тщательно, а меньшую закапывал относительно неглубоко, прямо поверх основного клада – в расчете на то, что искатели сокровищ, найдя этот отвлекающий внимание трофей, прекратят дальнейшие поиски в уверенности, что их цель уже достигнута.

В похожую ловушку попадаются и некоторые ученые: найдя лежащее на поверхности решение научной проблемы, они прекращают дальнейшее исследование, не замечая того, что чуть глубже существуют более простые, изящные и эффективные варианты. И потому, если исследователь предложил решение задачи, но не доказал невозможность существования иных способов, говорят, что он нашел «сундук мертвеца».

Духовная жизнь тоже знает подобные ловушки и в качестве ответа на них предлагает свою методологию, по сложности не уступающую научной. Одним из способов преодоления вышеупомянутой поверхностности в поисках Истины, Пути и Жизни становится так называемое «молчание Бога».

Часто мы приходим в храм ради самосовершенствования, в поисках защиты от житейских невзгод, чудес или авторитета в лице прозорливого старца. Но подобные духовные запросы неизбежно приводят нас к разочарованию, ибо в Церкви все преходяще, кроме Ее Основателя: преподобные подвижники  «оскудевают», среди клира множатся злоупотребление и разврат; прозорливые старцы на проверку могут оказаться переоцененными; чудес вопреки ожиданию не случается; молитвы остаются неуслышанными, а невзгоды не обходят стороной – близкие люди страдают, болеют и умирают. И вот уже человек, за двадцать лет духовной жизни, так и не сделавшись лучше и чище, задается вопросом: что я делаю в Церкви?

В определенный момент духовной жизни мы проходим испытание молчанием Бога. Христос намеренно делается для нас бесполезным. В первые месяцы после Крещения, монашеского пострига или священнической хиротонии человек летает, как на крыльях. Но потом благодать отступает; Причастие уже не так вдохновляет, а исповедь не приносит прежнего облегчения; молитвы даются изрядным напряжением воли, и богослужения кажутся бессмысленным повторением и нагромождением древних византийских ритуалов.

Христос отступает от Своего ученика и тем самым дает ему возможность решить один вопрос, крайне важный для них обоих: что привлекло тебя и зачем ты пошел за Мною? Тебе понравилась власть Бога, которой Он уничтожает целые народы и воскрешает из мертвых? Чудеса и дары благодати? Или ты действительно не на шутку полюбил Иисуса из Назарета? Достаточно ли тебе Его Личности? Или без Своей силы Он тебе неинтересен?

Легко идти за Христом торжествующим. Но есть ли среди христиан те, кто готов остаться со Христом обнищавшим, опозоренным и умершим? В романе «Идиот» Достоевский описывает одну из самых страшных и дерзких картин Ганса Гольбейна «Мертвый Христос в гробу». Обычно Спаситель изображался величественным и спокойным, нетронутым тлением, а у Гольбейна Христос изображён как обычный труп: кровоподтёки, раны, следы от побоев, полуоткрытые остекленевшие глаза и судорожно застывшие губы. На трупе Христа видны признаки разложения. В этой картине нет ничего божественного, перед зрителями лежит труп, одинокий в своей смерти (рядом нет никого из близких Христа).

Впервые увидев картину на выставке в Базеле в 1867 году, писатель был поражён. Его жена, Анна Григорьевна, вспоминала: «Картина произвела на Федора Михайловича подавляющее впечатление, и он остановился перед ней как бы пораженный… В его взволнованном лице было то испуганное выражение, которое мне не раз случалось замечать в первые минуты приступа эпилепсии»1.

В будущем Достоевский описал своё впечатление от картины в романе «Идиот» словами Мышкина в следующем диалоге:

– Это копия с Ганса Гольбейна, – сказал князь, успев разглядеть картину, — и хоть я знаток небольшой, но, кажется, отличная копия. Я эту картину за границей видел и забыть не могу.
– А на эту картину я люблю смотреть! – пробормотал, помолчав, Рогожин.
– На эту картину! – вскричал вдруг князь, под впечатлением внезапной мысли, – на эту картину! Да от этой картины у иного еще вера может пропасть!
– Пропадает и то, – неожиданно подтвердил вдруг Рогожин.

Немецкий художник безжалостно передал то отчаяние и разочарование доходящее до грани неверия, которое пережили апостолы в течение трех дней – от Распятия до Воскресения. Это самое сложное испытание в духовной жизни каждого христианина. И только тот может считаться настоящим, кто сможет его успешно пройти.

По дороге на каторгу, в Омске, Достоевский встретился с женами декабристов. Одна из них подарила писателю Евангелие, с которым он не расставался всю последующую жизнь. В письме благодарности Достоевский сформулировал свой символ веры: «верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».2

Так человек, приходящий в Церковь в поисках Божества, от Которого зависит его благополучие, жизнь и смерть, сначала находит там «сундук мертвеца»: на глазах совершаются чудеса, молитвы исполняются, таинства явным образом сообщают благодать. Но святые отцы называют все это всего лишь «залогом» будущих благ. За ним следует благодатное молчание Господа, побуждающее искать Его дальше. Ведь гораздо более объемным сокровищем, чем охраняющее и благораздающее всемогущество Бога, является Личность Иисуса из Назарета.

1. Достоевская А.Г. Воспоминания.

2. Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в XV томах. Т.  XV. 39. Н.Д. Фонвизиной.


 

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить