Песня встреченных Богом

Юлия Кулакова

Музыка гремела так, что закладывало уши. Но Аня решила сегодня не выходить из зала. Наоборот: она храбро двинулась к сцене, забралась на нее по лестнице и села на пол прямо рядом с колонкой, благо на этих концертах было можно делать что угодно. Аня едва дышала: ей казалось, что теперь-то она в своей стихии.

Она родилась в небольшом городке. Отлично училась, чем вызывала косые взгляды одноклассников, и никак не могла найти себе друзей. Ребята из ее параллели, едва войдя в сознательный возраст, начали радостно осваивать дискотеки и сидение по дворам с семечками, сигаретами, а то и бутылками. А Аня этого не хотела. Она любила песни с текстами, над которыми можно задуматься, любила книги и искусство. Над ней смеялись, давали грубые клички. Впрочем, до серьезной травли не доходило: больше не у кого было бы списывать на контрольных…

Жизнь старшеклассницы Ани изменилась после того, как однажды на день рождения матери приехала из областного центра  бездетная сестра именинницы, давно не видевшая племянницу. Она долго возмущалась тем, что «девку загубили», потребовала немедленно отпустить девочку с ней  и тут же, не слушая удивленных отговорок, позвонила знакомой, которая преподавала в престижном учебном заведении. Уже после зимних каникул Аня стала жительницей большого города и с дрожью в коленях переступила порог самого известного в области лицея. Программа очень отличалась от того, что и как они проходили в простой школе, но Аня сидела ночами над книжками, чтобы нагнать новых одноклассников в учебе и оправдать доверие тетки. Скоро она была отличницей и в лицее. Но надежды на то, чтобы встретить единомышленников, не оправдались и здесь. Это в коридорах «гордости областного образования» ее одноклассники были чинными учениками при галстуках-бабочках, в строгих костюмах и со скрипкой (музыкальное образование здесь было обязательным) или книгой в руках. За дверями лицея эти ребята откладывали книги и скрипки и бежали на такие же дискотеки, обсуждали, кто вчера тайком от родителей напился или вступил в «взрослые» отношения. Аня чувствовала страх, когда слышала это. Ей казалось, что весь мир – вот такой, что как-то косвенно он ждет и от нее, Ани, всего того же. Одиночество мучило ее как никогда.

Оставалось всего полгода до выпуска, когда в ее классе появился необычный ученик. На его руках были браслеты из бисера, длинные волосы он собирал в «хвост». Он не ходил на дискотеки, на переменах читал книги, имена авторов которых она видела впервые. Как-то она увидела его с плеером и, жутко смущаясь, попросила разрешить послушать его запись. То, что она услышала, поразило ее настолько, что Аня ходила пару дней как в тумане, без конца повторяя слова этой единственной песни. Ей было тяжело, что одноклассник с этого дня старался ее избегать. «Ну конечно, какая-то глупая отличница,  – а у него такие интересы, и он такой… свободный! Не боится нарушать правила, выглядит так, как хочет!» – думала Аня. Злые языки, впрочем, поговаривали, что отец новенького был весьма богат, а при такой щедрой спонсорской помощи, которая была оказана им лицею, его сын мог бы ходить на уроки хоть  в банном халате.

«Золотая медалистка», Аня легко поступила на выбранный факультет. На экзаменах она увидела, что на ее курсе будет еще несколько таких же ребят, каким был ее странный одноклассник. Сердце ее просто замирало: наконец-то она познакомится с интересными и свободными людьми!

«Интересные и свободные» однокурсники, надо сказать, отнеслись к девушке весьма скептически – то ли из-за ее восторженности, то ли еще из-за чего. Уходили от разговоров, смеялись, стоило ей отойти… Прямо как в той, первой школе.

 – Аня, хочешь пойти на концерт? – однажды все-таки сжалилась над ней  Лиля, которую друзья звали Дженис. У Лили-Дженис была наполовину выбритая голова, «фенечки» по локоть и великолепный рюкзак, увешанный яркими значками.

 – Хочу! – радостно выпалила Аня.

Встреча была назначена у университета. Аня надела джинсы и вытянутый свитер, по дороге на встречу все время смотрела на часы – и уже скоро еле поспевала за компанией длинноволосых мальчишек и разукрашенных девчонок. «Это ничего, что я не с ними, – думала она, – вот сейчас приду – и обязательно с кем-то познакомлюсь!»

Аня быстро стала завсегдатаем местных рок-концертов. Ей нравилась атмосфера, где никто ничем не скован, где каждый может вести себя как хочет. Вопреки «страшилкам» в газетах, на этих концертах вовсе не происходило ничего страшного, никто не дрался и не безобразничал, если что-то и происходило – то  уж точно было не сравнить с тем, что творилось на дискотеках ее маленького городка, рядом с местами проведения которых она боялась и появляться. Каждый мог подойти к кому-то и заговорить на любую тему, все были будто бы братья и сестры. Так виделось ей… или – так хотелось видеть?

Появлялись приятельницы, которые звонили ей, могли поболтать о Берджессе или Прусте, позвать послушать вместе новый альбом какой-нибудь группы. На ее руках появились первые «фенечки», сплетенные из бисера на леске, – концы лески полагалось приплавить спичкой прямо на руке, чтоб никогда не снимать. («Тут новая мода у молодежи, с бисерными штуками какими-то на руках ходят!» – докладывала тетка Аниной матери по телефону.) Компания с курса так и сторонилась Ани – но ей уже это было не важно.

 – …Аня, идем к нам! – прочитала по губам подружки девушка и встала, чтобы сойти со сцены. Было темно, она поскользнулась на ступеньке и упала бы, если б ее не подхватили чьи-то руки. Она удивленно подняла голову вверх и увидела своего «спасителя» – волосы по плечи, насмешливый взгляд.
– Будьте осторожны, барышня, – он шутовски поклонился ей. – Между прочим, я Андрей.
– А я Аня… а у тебя что – нет прозвища?  – удивилась она, успевшая привыкнуть к Майкам, Джимам и даже Марксам и Энгельсам.

 – Я не собака, чтоб с кличкой ходить, – поморщился Андрей.

 Свобода от свободы – такого Аня еще не видела и пребывала в восхищении. Не сговариваясь, они оба пошли к выходу.

– Андрюх! – заорал у порога, уже в коридоре, какой-то лохматый парень в темных очках, за которыми угадывался синяк.  – Слушай, перепиши стихи, которые вчера мне читал! Я на них музыку написал.
– Да на… – Андрей, будто нехотя, запустил руку в карман и протянул ему несколько исписанных листов бумаги.  – Хоть на все сочиняй.
– Ты вот так просто…отдал? – ахнула Аня.
– А куда мне их? Еще напишу, – пожал плечами Андрей и сел на пол. Аня села рядом:
– Я тоже стихи пишу.
– Прочти? – Андрей вдруг посмотрел как-то очень заинтересованно.

А выслушав, встал – и вскоре вернулся с чьей-то гитарой. И спел песню, настоящую песню на ее стихи, только пару раз переспрашивая: «Как там было?»

– Что это вы делаете, Андрюха, а? – мимо них прошел парень, который только недавно пел на сцене.
– Да вот, новая песня у меня будет в следующем альбоме. Репетирую, – спокойно ответил тот.
– Что новенького в альбом планируешь? – деловито осведомился парень.
– Часть  – мои песни будут, а часть – вот ее стихи, – кивнул Андрей на Аню.  – Так и запишем.

Аня изо всех сил старалась не выглядеть изумленной.

***

«А как все хорошо начиналось», – сказал бы кто-то. Аня бы не сказала. «Если бы было хорошо – он бы спросил, какая у меня самой музыка на эти стихи», – говорила она себе потом, возвращаясь мыслями к тем дням, когда они с Андреем только начинали встречаться.

Нет, «как парень» он ей скорее не нравился. Но он не позволял себе никаких вольностей –  в отличие от многих других, которым Аня, в такие моменты особенно храбрая, могла и синяков понаставить за наглость. Он ее слушал, а такое встречалось редко. «Расскажи!» – говорил он. И Аня начинала говорить. О своем детстве, о любимых книгах, о том, что ее волнует и тревожит.

Вскоре Андрей познакомил ее со своей музыкальной группой, а потом и со всей компанией. Компания ей не понравилась. Она состояла из странных парней, которые редко приходили на встречи без бутылки, и их девиц, неизменно вульгарно раскрашенных, пересыпающих речь матерной бранью. Впрочем, Аню они почему-то быстро зауважали. Может, из-за возраста? – Аня была изумлена, узнав, что некоторым из них нет и шестнадцати. А ведь две из них уже делали аборты… Компания Андрея отличалась от большей части «рок-тусовки» и мало общалась с другими компаниями, это Аню настораживало. С девушками его приятели обращались безобразно, Аня не раз и не два вмешивалась в их ссоры, – как «женщине лидера», ей боялись противоречить. Да, все были уверены, что… но это было не так.

Аня скоро перестала приходить туда, где собиралась вся компания, а потом и на репетиции группы, хотя там можно было хотя бы послушать музыку, а потом поговорить о чем-то серьезном.

Андрей находил время и для нее одной, а однажды познакомил со своей семьей. Ей очень понравился его усатый папа-инженер и младший брат Мишка, который сразу принес ей свои игрушки. А вот с мамой, Мариной Львовной, оказалось сложнее. Казалось, что она рассматривает Аню под лупой, и рассматривает явно неодобрительно. Несколько раз Аня еще приходила в их дом, и мать каждый раз уходила в другую комнату под любым предлогом, а пару раз бросила какие-то насмешливые фразы, которые с годами забылись, но тогда больно обидели.

Андрей достаточно быстро признался ей в любви. Как о чем-то разумеющемся само собой, начал говорить о свадьбе. Свадьбе? Даже не спросив, что об этом думает она?

 И, одновременно с этими разговорами, он начал вдруг заметно к ней охладевать.

Аня уже была не та восторженная прошлогодняя девочка. В новой среде, которая поначалу виделась ей раем на земле, она успела увидеть и предательство, и лицемерие, и сплетни. Кто-то, как и она сама, воспринимал стремление к свободе от предрассудков, дружбу и творчество всерьез. Но многие – и таких, как ей виделось, становилось все больше – мало чем отличались от тех, кто ждал их в подворотнях и завязывал драки, когда они возвращались поздно вечером со своих концертов. Потребительское отношение к женщинам, выпивка, а кое-где и наркотики, насмешки над новенькими и младшими – всё это было, и лгать себе она не могла. Охлаждение Андрея она тоже понимала, хоть и боялась себе в этом признаться. Он хотел жить так, как его приятели, потому и общался со столь странной компанией, – «вольной» жизнью, с девицами и гулянками. Аня в такую жизнь не вписывалась точно. Она собиралась серьезно поговорить обо всем происходящем с Андреем, он же умный и ее любит, значит – должен все понять…

…но Андрей вдруг куда-то пропал.

День, другой, третий.

Аня позвонила на домашний номер. Трубку взяла Марина Львовна.

 – Хорошо, что ты позвонила, – сказала она таким тоном, будто изо всех сил поджимала губы.  – Андрей в больнице. Нет, не скажу в какой. Он сказал, что не хочет тебя видеть. С ним Ира, и не смей им мешать!

В трубке раздались гудки. Ане казалось, что это происходит не с ней и вообще в другой реальности. Больница? Ира? Но в их компании не было никакой Иры. Что это значит?

Аня, дрожа, набрала номер одного парня из компании.

 – Ну почему я должен все это рассказывать… и почему ты ничего не знаешь… – протянул он, выслушав ее сбивчивый рассказ.  – Ну слушай…

Аня даже не сразу поняла, что происходит. Ей будто рассказывали про какого-то другого Андрея. Который, «как все», давно завел себе «бабу» по имени Ира. Который начал употреблять наркотики. Который из-за этого сейчас лежал в больнице. Который уже несколько месяцев, не стесняясь, говорит всем друзьям, как ему надоела эта Аня – вот только не знает, как прогнать…

 – А когда он первый раз об этом сказал, Ник ему  дал по морде и ушел, пришлось для группы нового гитариста искать, – гыгыкал голос в трубке.

 – Ник? – Аня не сразу сообразила, о ком идет речь. Странно. Человек, которого она даже не замечала, потому что он приходил только играть музыку, но никогда не оставался на «посиделки» –  «дал по морде» за нее. Другому человеку –  который говорил ей, сколько он хочет детей и какой у них будет дом.

Аня повесила трубку.

Тетки дома не было. Аня громко-громко включила музыку и долго сидела молча на полу. А потом сказала себе:

 – Теперь мои стихи будут только на мою музыку.

Она оделась. Черная водолазка, джинсы… у плаща есть капюшон – вот и хорошо, не нужно платков. Аня прошла мимо храма, в который заходила чаще всего, села в автобус и доехала до другого, нового, он стоял прямо у дороги.

В церковь Аня ходила только перед сессией. Доставала из картонной коробочки и надевала крестильный крест, шла в храм и ставила по три свечки перед тремя иконами, это был ее собственный маленький ритуал. Молиться Аня не умела, некому было научить. Она звала с собой в храм Андрея, но тот не хотел: он увлекался какими-то восточными гуру, они нередко появлялись в строках его песен.

Аня вошла, огляделась. Люди подходили к священнику и отходили от него, их было совсем немного. Она хотела спросить у одного из них, что это за служба и можно ли поставить свечу, подошла поближе и ахнула. За прихожанина она приняла… фигуру Христа в человеческий рост, каких она никогда еще не видела в православных храмах. Приняла – потому что почти ничего не видела из-за слез, потому что плакала и не замечала, что плачет.

Он Сам встречал ее. Он, Который – подумала Аня – пережил на нашей земле предательство пострашнее.

Она поклонилась Ему и подошла к священнику, не зная, что сказать.

Священник просто протянул ей маленький металлический крест, к которому Аня прикоснулась губами. А потом коснулся  распятием ее головы.

Аня вытерла слезы и направилась к выходу. В темном притворе она чуть не сбила с ног какого-то парня.

– Ты б осторожнее, Ань, – тихо усмехнулся он.
– Ник? – остановилась Аня.
– Ты… тоже ходишь в церковь?
– Да вот…  Давно Евангелие читаю, решил – надо бы и в церковь хоть раз в жизни зайти. А вообще собираюсь на Пасху в этом году. Хоть узнаю, как люди Богу молятся, когда Христос воскрес. А ты?

 – А я свечки иногда ставлю, – осмелела Аня.  – Вот сейчас растерялась что-то и не поставила. Идем вместе?

– А я не знаю, можно мне или нет. Я ведь до сих пор некрещеный, хоть и верю.
– Как это некрещеный? Ничего себе!

Аня совсем расхрабрилась. Она взяла Ника за руку и громко сказала внутрь храма:

 – Батюшка! А можно вас спросить?..

***

«Отец Николай», «матушка Анна»… Они еще не успели привыкнуть, что их называют именно так. Великое  – поистине великое – событие произошло совсем недавно.

Сколько лет прошло с того времени, когда Аня, смущаясь, «плавила фенечку», собственноручно сплетенную в два ряда, на запястье парню по прозвищу Ник? Сколько было споров, сомнений, радостей и решений, после которых уже не повернешь назад? Счастье первых служб в храме, первая исповедь и Причастие, рыдающая на венчании тетка, рождение двух Николаевичей, и вот – рукоположение и назначение на приход. Скоро, скоро им уезжать из этого города.

Юность была давно – и юность была будто вчера. Редко, но все же говорили они о тех годах. Аня понимала, что она благодарна своему прошлому за многое. Не бояться быть «не таким, как все», знать, что за свой образ жизни получишь от большинства порицание, верить в то, что люди – братья и сестры, что главное – это доброта и любовь, уметь прийти на помощь, стоять за то, что дорого – все это заложилось тогда, в молодости, с «фенечками» и пением под гитару проникновенных и честных слов. Неважно, что кто-то рядом жил иначе и не разделял эти идеалы, главное – не лгать самому. Даже Анина восторженность, которая отталкивала многих, – даже она «пригодилась», переросла в открытость всему тому чудесному, что дал им Господь за годы, которые они прожили в стремлении к Нему.

Поздравления родного прихода, добрые слова напутствий… А Аня мучилась непонятной тоской. Она тяготилась близившимся отъездом: нет, ей не было жаль покидать город и она не боялась того, что ждало впереди. Но чудилось, что в этом городе что-то осталось незавершенным.

В один из последних дней перед прощанием с городом Николай, видя тревогу жены,  спросил, не хочет ли она одна побродить по улицам. Он помнил, что в молодости это было для нее очень и очень важным – особенно перед принятием важных решений.

 – Я лучше съезжу в собор, где мы венчались. Не знаю, именно туда тянет, – сказала Анна. Венчание не в родном храме в свое время стало чем-то вроде уступки не ходившей в церковь  родне, которая считала, что православный храм должен быть, прежде всего, большим и богато украшенным.

Было прохладное утро. Автобусы ходили плохо, и Аня вошла в храм, когда служба уже началась. Она подошла к огромной белой колонне, вспоминая, как они фотографировались рядом с ней и как в тот день в соборе было холодно, и собиралась уже продвинуться через толпу из притвора в храм.

 И вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд. И встретилась, глаза в глаза, с … Сердце упало куда-то в солнечное сплетение и заколотилось одновременно во всем теле. Нет, не может быть. Нет, это не Андрей. Это Мишка! Мишка, как он вырос! И надо же, на одно лицо с братом! Но если здесь Мишка, то, наверное, здесь и еще кто-то из их семьи?

– Аня, это ты? – окликнул ее женский голос.
– Да, Марина Львовна, – ответила Аня и обернулась.

Марина Львовна заметно постарела.

Женщины смотрели друг другу в глаза не больше минуты, а потом произошло то, чего Аня никак не ожидала. Марина Львовна упала перед ней на колени и простонала:

 – Прости меня, Аня!

Аня молча помогла ей подняться. А Марина Львовна шептала:

 – Что я натворила, Аня…что я натворила! Это же я, я отговорила Андрея от тебя-то! Не ровня, говорила, она нам! И добилась своего, а как он тебя любил! Была б ты с ним – толк бы из него вышел, а я своими руками… Так ведь и живет до сих пор –  как не живет! То одна у него, то другая, еле-еле от наркотиков избавили, так пьет теперь ведь, беспробудно пьет! Муж мой болеет, Мишка тоже болеет, – как жить? Вот, хожу молю Бога, чтоб простил мне мои тяжкие грехи… Прости меня, Аня! Прости!

– Я вас прощаю,  – пробормотала растерянная Аня. И, поддавшись порыву, вдруг сказала:
– И вы меня за все простите!
– Господи, да тебя за что… Коля-то твой, Андрею друзья сказали, священником стал, это вы теперь Богу служите… какие молодцы… – шептала она.  – Помолитесь за нас!

 ***

Аня не знала, как называются эти чувства. Чувство, когда Марина Львовна пошла к Причастию вместе с Мишкой – Мишкой, которого Аня когда-то брала на руки. Чувство, когда она покидала храм, где  так недавно и так давно им с мужем  пели «Исайя, ликуй». Она думала о том, как премудро всё устраивает Господь, как уберегает людей от ошибок, выводит на верные пути. Как Он нас любит. Поэтому и стремимся и будем стремиться мы все туда, где сможем быть друг другу братьями и сестрами: потому что Он – наш любящий Отец.

Аня шла по улице, и ей казалось, что в сердце зарождается  новая песня. Пока без слов. Песня этого дня, песня  города, который хранит на своих ладонях Христос, – некогда Встретивший ее, заплаканную, в полумраке храма.

Солнце освещало город, который пел эту песню вместе с ней.