Самая надежная антенна

Нино Чикобава

Милана возвращалась домой после вечерни довольная и спокойная: жизнь текла мирно и почти безмятежно. Вот уже несколько лет главной ее заботой стало спасение души. Отошли в прошлое хлопоты о хлебе насущном, теперь можно и о душе подумать, так она считала.

Дочку выдали замуж, когда еще был жив муж. Юрка тоже не ребенок. Слава Богу, зарабатывает, стал для матери опорой. Одного только недоставало для счастья – внуков от сыночка. Пора уж… Хотелось Миле тетешкать Юрину маленькую копию на руках, снова гладить нежные волосики, к Чаше младенчика поднести...

Но Юрка с женой Галей все никак не могли решиться на детей: то квартиры у них не было, то денег не хватало.

По ее, Милиным понятиям, странные они были, эти молодые, совсем не умели жизни радоваться! Ну, взять хоть бы тот раз, когда сын пригласил их с Галей в кино. И в кафе посидели хорошо: молодым эти новомодные кругляшки с зеленой горчицей, (матери они не нравятся, как все новое), а ей взял Юрчик пирог хороший, пиццу итальянскую с колбасками. Поели вкусно, только вот за едой никто с ней и словом не перекинулся, все в кафешке по телефонам разговоры ведут или телек смотрят. Дальше – больше, кино модное, очки дали специальные, аж голова кругом пошла у женщины. В зал стаканы занесли и давай хрустеть кукурузными шариками, а стаканы потом в поручни этих сидений поставили, которые, как троны, высокие и мягкие. Там, вишь, дырка специальная устроена, а Милана, дура старая, то очки хотела туда пристроить, то сумку втолкнуть – вот смеху было молодежи! Ну, устроились и только пошли первые кадры, смотрит Мила – а невестка уже в телефоне что-то отстукивает, рядом сын сидит и тоже телефон включил... Скучная у них жизнь, какие уж там дети, если у них ни разговоров общих, ни друзей стоящих нет?

То ли дело было в ее молодости: только дай им выходной с мужем, сразу либо на природу, либо в гости. И компании были другие, веселые: мужички на гармошке играли или на гитаре, бабы готовили вкусно, рецептами делились, соревновались, кто лучшая хозяйка. Эх, надо будет молебен заказать святителю Николаю или блаженной Ксении Петербургской, известное дело – эти святые помогают обустроить семейные дела.

***

Воцерковилась Мила после похорон мужа, в начале двухтысячных. Первое время не понимала ни слова из молитв, не разбирала ликов святых, но хоть и так, а на службе сердце ее, сжатое жестким обручем со времени болезни мужа, отпускало. Все святые для нее тогда были одинаковы, разве что мужчин от женщин отличала. Видно, такова была воля Божия, чтобы ей, простой женщине, прийти ко Господу и полюбить Его через горе и боль утраты.

Нашлись знакомые, которые, как оказалось, верили всегда (а она и не догадывалась). Попривыкла Милана, подружилась с такими же, как она, прихожанками, стала разбирать, о чем молятся люди, к кому обращаются. В церковной лавочке купила сначала «Молитвослов для начинающих», дальше – Евангелие, потом и «Жития».

Как-то узнала Мила от подружки-прихожанки, что есть такой Успенский храм, который при коммунистах закрыли, и стала церковь швейной мастерской, в общем, осквернили храм Божий. Оказалось, что певчий этого храма – Аполлон Бабичев был расстрелян в 1937-ом, в день колесования святого Георгия Победоносца, и он, оказывается, причислен к лику Новомучеников и Исповедников Церкви Русской. Теперь вот новый настоятель – отец Андрей с добрыми людьми восстанавливает этот храм. Кто чем помогали, и, главное, молились все, дружно, ведь дело без молитвы никак не движется.

***

Как-то Милана возвращалась домой, заглядываясь на осеннюю природу, и ее сердце пело о красоте, которую творит Всевышний. Осень стояла благодатная, теплая, и, как всегда в центре России, примечательная своей нежностью и ароматом прелых листьев. Оранжевый шар солнца погружался в вечернюю гладь неба, на его фоне золотые, багряные, охровые листья кружили в медленном вальсе. Сколько же благодати нес в себе этот вечер, сколько дарил мира и покоя!

Дома в прихожей Милу встретил легкий беспорядок, заметный лишь глазу хозяйки. С вешалки исчезли Юркина шапка и большая спортивная сумка, которую сын брал с собой в поездки.

Юрка собирал вещи в своей комнате.

–Ты куда это, сынок?

– Мам, меня в командировку посылают. Никогда не угадаешь куда: аж в Хабаровск поеду! Представляешь: сам никогда не съездил бы в такую даль, а так интересно: два аэропорта там, город на берегу Амура стоит, рядом Япония, Китай... И дорогу оплатят, и гостиницу, серьезный договор еду подписывать.

Да уж, поворот! С одной стороны, Мила обрадовалась: поедет парень на мир поглядит, себя покажет. Глядишь, дела его фирмы в гору пойдут, доход вырастет... А если с другой глянуть – не по себе было матери – дорога дальняя, мало ли кого встретит, надо будет молебен заказать опять-таки святителю Николаю перед дорогой.

– Схожу, антенну подкреплю, чтобы без меня тут все показывало – и Юрка вышел из квартиры.

Зашипели шкварки, зашумел чайник… Когда Мила услышала какой-то шум во дворе, сердце ее нехорошо екнуло: с чего бы это им, соседям?

– Ой, зовите «Скорую» быстрей! Дома-то кто?– причитали тетки внизу.

Мила обтерла ладони, выключила конфорки и сбежала вниз – мало ли, что.

Посередине двора лежала куча каких-то тряпок, вокруг толпился народ, где-то подвывала сирена. Холод пробежал от затылка до поясницы Милы... И вот она уже рядом с этими тряпками, из-под которых медленно вытекает струйка крови, соседки хватают ее за руки, тянут куда-то, а сами только рты разевают, как рыбы.

Вой сирены заглох, когда в их двор повернула «Скорая». Тряпье, бывшее пять минут назад свитером и курткой ее сына, кладут на носилки.

– Женщина, вы – его мать? Поедете с нами? – наконец доходят до нее слова врача. Миле помогают взобраться в машину, и вот уже «Скорая» мчит их по улицам в «травму».

Ее мальчик лежит без сознания на носилках и кажется таким маленьким, а рядом суетится медсестра, цепляет на руку браслет, прикладывает маску.

Больница… Звездная осенняя ночь таращит свой лунный глаз, а врачи заполняют бумаги и увозят ее мальчика в лифт, велев Миле успокоиться и ждать в коридоре. Долгие минуты сливаются в часы, годы и века, обрастают тишиной, пока Мила словно полумертвая сидит на диване. Приезжает и уезжает его жена – ей завтра на работу, а Мила все ждет своего мальчика, надеется, что все это –жуткий сон и она сейчас просто откроет глаза...

***

Доктор, который принял и «вел» дальше ее несчастного сына, ничего не обещал. Он вообще старался не попадаться на глаза этой заплаканной женщине, постоянно сидевшей на диванчике возле поста медсестры. А что он мог пообещать? При таких переломах важно, чтобы парень хотя бы пришел в себя, вспомнил, кто он, а уж дальше... как Бог даст! Вот это и надо ей сказать:

– Знаете, в чем дело... Травмы тяжелые, мы проводим ряд мероприятий, завтра оперируем ногу, руки. Ну, ноги-руки срастутся, это не так важно.

– А что важно, доктор, почему Юра молчит?

– Сейчас важно, чтобы Юра проснулся. Важно, чтобы Вы молились за него так сильно, как только можете. Падение с такой высоты – это очень серьезная травма, но Вы – верующая женщина, креститесь все время, вот и давайте мы будем делать свое дело, а Вы – молиться.

Мила молилась и вслух, и, молча, в уме. За нее и ее взрослого ребенка молился весь приход, соборно, заказывали молебны, после которых Мила возвращалась в больницу.

На третий день Юра открыл затекший глаз. На пятый – начал говорить. Медленно, подбирая слова, отдыхая, рассказал, как поднялся на крышу, аккуратно подставил подпорку антенне и проверил все кабели ТВ, развернулся спускаться, и тут одна нога предательски поехала. Он вцепился в антенну, но, видать, весил много, и она сорвалась.

Через неделю он шевелил забинтованной рукой. Постепенно руки начали хорошо подчиняться ему, лицо приняло обычное выражение, но ноги по-прежнему лежали на кровати словно чужие...

Деньги на поездку в Москву и дальнейшее лечение сына Милане собирали всем приходом. Кто-то из тех «теток», как их раньше называли сын с невесткой, оказался врачом, а кто-то имел связи в РЖД, кто-то еще помог «пробить» льготную операцию позвоночника, после которой потекли долгие полгода реабилитации.

Она терпеливо и почти радостно ухаживала за сыном и молилась, молилась, молилась. Особенно истово, стоя на коленках перед большой иконой святителя Николая в храме Успения.

Постепенно сын стал чувствовать ноги, изредка мог шевелить и пальцами, а потом даже сгибать колено.

Через полгода собрали денег еще раз, и он встал, хоть пока и ненадолго, на костыли, но на свои, уже зажившие, ноги.

Два года молитв, слез и лечения. Милана все молилась у иконы любимого святого, представляя его, как того ночного доктора – усталого, очень занятого, но при этом чрезвычайно внимательного к ее материнской нужде и к нуждам всех матерей.  Чувствовала, как его незримая рука исправляет диагнозы, приближает сроки выздоровления, достает из ниоткуда по квотам необходимые препараты, на которые никто и не рассчитывал.

***

Юрка, он же раб Божий Георгий уже самостоятельно ходит, правда, чуть опираясь на тросточку, в храм Успения. Антенну с крыши они с мамой убрали: зачем им телевизор, когда вокруг столько «надежных передатчиков», которые передают самую нужную информацию, туда, куда нужно, – это угодники Божии. Лежа в кровати, не имея сил повернуться и смотреть развлекательные программы, только об одном и думал Юрка-Георгий: «Прости меня, Господи! Святитель Николай, помолись обо мне, плохом человеке и недостойном сыне!» Молитва к ним и есть самая надежная антенна.

История основана на реальных событиях, поэтому имена героев изменены.