Правда
Основатель ислама многими христианскими писателями воспринимается как религиозный шарлатан, обманщик и искусный манипулятор. Коран же принято считать «собранием новой лжи и старых басен». Британский философ Томас Карлейль справедливо полагал, что подобные обвинения более всего бесчестят нас самих, ибо личностный портрет Мухаммеда, составленный из самых разных источников, наоборот, говорит об удивительной правдивости этого человека.
Томас КарлейльГод, в который умерла его первая жена Хадиджа, был объявлен «годом скорби». Много времени спустя Аиша, самая молодая жена пророка, выделявшаяся среди мусульман своими достоинствами всякого рода, спросила Мухаммеда: «Ну, а теперь кто лучше: я или Хадиджа? Она была вдова, старая, утратившая уже все свои прелести; ты любишь меня больше, чем любил ее?» Казалось бы, ситуация ясна: женщина ласкается и напрашивается на комплимент. Скажи, что любишь ее больше всего на свете, и будешь вознагражден; в крайнем случае отшутись, как позже поступил в подобной ситуации Ходжа Насреддин, в тайне раздавший своим женам по розовой бусине и при всех заявивший, что любит более всех ту, у которой имеется розовая бусина. Кому здесь может повредить невинная ложь? Да и есть ли ложь там, где речь идет всего-навсего о любовной игре? Но Мухаммед принимает непопулярное решение: в ответ на свой вопрос Аиша слышит крайне обидные для своего женского самолюбия слова: «Нет, клянусь Аллахом, нет! Хадиджа уверовала в меня, когда никто другой не хотел верить. Она была единственным другом, который у меня был в этом мире!»
Правдолюбие как отличительная личностная черта Мухаммеда неоднократно отобразилась и в фольклоре различных мусульманских народов. Такова, например, вайнахская легенда «Говори правду».
«Неверные преследовали пророка Мухаммеда, ибо вера его еще не всеми была принята. Брат Мухаммеда Мовсар носил Мухаммеда в мешке за плечами. Где бы он ни ходил, если неверные стражники спрашивали Мовсара: «Что у тебя в мешке?», Мовсар неизменно отвечал: «У меня в мешке пророк Мухаммед». Стражники смеялись такой шутке, а Мовсар шел дальше. Когда они пришли туда, куда им было надо, Мухаммед вылез из мешка и спросил Мовсара: «Почему стражникам и всем другим ты говорил, что в мешке сижу я? «Ты же сам проповедовал, что надо говорить только правду, – отвечал Мовсар, – и что тот, кто говорит неправду, не принадлежит к твоей вере».
Современного человека подобные рассказы способны разве что развлечь и повеселить. Мы давно привыкли считать ложь элементом социальной дипломатии. Тот, кто избегает лжи, в нашем представлении подобен глупому полководцу, неспособному в бою применить маневр. Правда побеждает только в сказках, в реальном же мире она не имеет никакой силы. Так говорят те, кто не дал себе труда разобраться в сути правды и лжи.
Обратим внимание на один момент, роднящий Мухаммеда с библейскими пророками: это исключительная ненависть к идолопоклонству. Из Десяти Заповедей Моисея первые три «заточены» против языческой привычки поклоняться идолу вместо Бога. Психологически это невозможно объяснить, если считать идолопоклонство всего лишь религиозным заблуждением. Ошибающийся или необразованный человек способен вызывать жалость, усмешку или даже отвращение, но никак не ненависть. Что же означает поклонение мертвому куску дерева вместо живого Бога? Проводя юридическую параллель, это следование букве закона при отвержении духа закона, то есть формализм в вопросах веры. Язычник не верит в своего идола, но, как сказал Колридж, «верит только тому, что верит».
Странное дело, почти все мы люто ненавидим формализм, которым пропитана наша жизнь, но при этом легко миримся с ложью. А ведь именно ложь ведет к формализму и делает человека ненастоящим. Здесь мы видим «оборотня в погонах», отправляющего в тюрьму случайного человека ради хорошего отчета; в соседнем учреждении обосновался лжеврач, способный залечить пациента до смерти; вот псевдоученый, заваливающий библиотеки макулатурой пустых, никому не нужных диссертаций; чуть в стороне бесталанный учитель, уныло повторяющий опостылевшие всем избытые истины, пробуждающий в своих учениках ненависть к наукам. «У этой страны нет будущего», – говорим мы и продолжаем лгать, или, вернее, умно-дипломатично жить, занимаясь делом, в которое не верим.
Какое зло творят ненастоящие милиционеры, ученые, врачи и учителя! Какую ненависть испытывают к ним несчастные жертвы их формализма! А если формализм поражает религиозный нерв культуры? И карфагенский жрец бросает в огонь новорожденнного младенца, принося его в жертву Ваалу, в которого сам же и не верит, делая это просто потому, что жрецу его должностная инструкция предписывает приносить кого-нибудь в жертву? К подобному злу не смогли остаться равнодушными даже соседи-язычники. Карфаген был разрушен.
Александр Невский«Более всего остерегайтесь закваски фарисейской», – говорит Спаситель. Всякая форма, не наполненная содержанием, не имеет силы и нежизнеспособна. Она быстро утилизируется, как упомянутая в Евангелии бесплодная смоковница. Вот и крушение Советского Союза прошло как-то слишком незнаменательно и у многих вызвало чувство недоумения и пустоты. Где тот, кто это сделал с нами? Где грохот вражеских пушек и танки, парадным строем въезжающие в столицу? Где историческое событие, соразмерное своим последствиям? Ничего этого не было. Все свершилось только на бумаге. Упразднение – ведь это чисто формальный акт, это утилизация формы, не наполненной соответствующим содержанием, это стирание имени, которому в мире больше ничего не соответствует.
«Не в силе Бог, а в правде», – говорит Александр Невский. Мы правы, а значит, каждый мой воин – настоящий. Не смотрите на численность врага – это все сплошь формальные солдаты. А значит, мы сильнее.
Искренность, правдолюбие, замечает Карлейль, составляет «первородную материю бытия» всех выдающихся людей. Они могли ошибаться в частностях или косноязычно выражать истину – но ведь и зерно, бросаемое в землю, не бывает без мякины. Их дело обречено на исторический успех: сама действительность, как земля, перемалывает в себе лишний сор и производит из их правды, словно из зерна, чистый и сильный пшеничный колос. Правда ведет человека назад к действительности и делает его настоящим. И потому блажен тот, к кому применимы слова Спасителя о Нафанаиле: «Вот подлинный израильтянин, в котором нет лукавства».
