«Закончится война, но наше служение не закончится». «Кино» о нашей жизни

Елена Кучеренко

Недавно я подарила храму в нашей деревне под Оптиной пустынью икону. Старую, писаную. Скорее всего, девятнадцатого века, точно не знаю. Мне ее, в свою очередь, подарили наши ребята-военные.

Они вытащили ее из горящего дома в зоне боевых действий – где-то на Херсонском направлении. И вместе с ней еще одну.

– Добрый день! Спасли две иконы, хотел бы их вам отправить! – прислал мне сообщение один из бойцов.

* * *

Мы знакомы, потому что с подписчиками собирали деньги на машину для их отряда БПЛА. Купили, потом в нее был прилет и она сгорела. Еще на одну собрали. Эта до сих пор ездит, ни разу не подводила.

А недавно этот отряд отправили на задачу, их заметил противник, и начался обстрел. Они спрятались в полуразрушенном доме, но раз за разом прилетало и туда. Нужно было уходить, и тут они увидели те иконы.

– Подумал про вас и решил их вытащить, – писал мне боец. – Выбрались, ушли, а дом тот сгорел.

Вот так ребята спасли иконы. Потом и из других горящих домов. Привезли в Крым нашим общим знакомым. А они уже передали мне их там – на вокзале, когда мы с Машей приехали на реабилитацию.

Мне тогда подумалось, что святыни, спасенные вот так – с риском для жизни, должны дальше жить какой-то особой, «настоящей» жизнью. Какие-то я оставила себе, какие-то подарила тем знакомым, для которых важно было их получить. Это чувство сложно объяснить. Почему икона, спасенная на войне, – это важно. Это на уровне ощущений. Но есть те, кто меня понимают.

А самую большую, старинную, я решила отдать в маленький храм в нашей деревне. Чтобы перед ней точно молились – всегда. Для этого она и «выжила». А еще – как напоминание, какой дорогой ценой дается нам наша мирная или условно мирная жизнь. Чтобы не тратили ее на ерунду.

Батюшка попросил имена бойцов. Чтобы молиться за них. А сзади иконы наклеил лист бумаги с этой историей.

– Через сто лет кто-нибудь откроет киот и узнает – какой путь прошла эта святыня. Какая была жизнь...

* * *

Да... Жизнь вообще сейчас странная. Четыре года уже странная, а я все привыкнуть не могу. И смотрю ее, как кино. Вот эта история про иконы... Об этом же, правда, можно снять фильм. Кому что дорого и кто что спасает.

Правда, когда я рассказала ее одному своему знакомому, он усмехнулся:

– А другие там за деньги. И тащат совсем не иконы.

Есть и такие, конечно. Но это мне напомнило, знаете – что? Сайт мам-отказниц. Женщин, которые бросили в детдоме своих малышей. Большинство из них – с синдромом Дауна. Просто потому, что его сразу видно.

И вот сидят они на том сайте и публикуют какие-то страшные истории про людей с СД. Какие они опасные и неуправляемые. И что их нужно держать в спецучреждениях. И выискивают самые отталкивающие фотографии. Как будто всем этим пытаются самих себя убедить в том, что все сделали правильно.

И никто из них не пишет о том, как живут счастливые семьи с такими детьми. Что всё на самом деле не так плохо. А часто – очень хорошо. Они не хотят этого видеть и знать. Потому что раз за разом доказывают себе, что другого выхода просто не было.

Но у них не получается. Поэтому самый частый вопрос, который там задают: «Смогу ли я когда-нибудь себя простить?». Нет, не сможешь!

Так и здесь... Люди, которым надо убедить себя, что вся эта война их не касается и нужно жить в свое удовольствие и ничего не делать, ищут истории о том, какие там все плохие, жадные и кровожадные. И не хотят знать, что какой-нибудь молодой парень, рискуя жизнью, вытаскивает из огня икону.

* * *

А вот другой «кадр» из фильма о нашей жизни. Только с той стороны, не с нашей.

– Как дела? – написала я сегодня одной моей знакомой. – Вы выехали?

Она живет на Украине. Не на новых территориях, а на самой Украине. И там недалеко идут бои.

Я знаю, что они хотели выехать. Не прямо мечтали, но со всеми этими событиями оставаться сложно, тяжело и страшно. У них дети – много.

Хотели выехать куда угодно, но больше всего – в Россию. Даже странно... Особенно, когда читаешь в интернете потоки ненависти с обеих сторон. Слава Богу, что нам с ними удалось сохранить добрые отношения.

– Привет. Тяжело всё, – ответила та моя знакомая. – Знаешь... С вашей стороны часто с осуждением говорят: «А почему они не уезжают?! Значит – такие же. Все, кто хотел, уже уехали». Эти люди просто не понимают насколько сложно это сделать.

И такая боль была в этих словах... А ведь правда. Сколько мы здесь говорим, что все, кто не бандеры и нацики, уже уехал давно с этой Украины. Остались те, кто «режет русню».

– В семью нас никто не примет, – продолжала она. – Много детей. Страна нищает, поэтому наши запасы иссякли. Я в поиске работы, но старой многодетной тетке ее не так просто найти. Я могу именно тебе об этом спокойно говорить, потому, что это не будет выглядеть попрошайничеством – у тебя просто нет возможности чем-то нам помочь... Но есть Господь. Когда Он посчитает, что пора в дорогу, я думаю, Он даст и возможность. А пока я еду на очередное собеседование...

А сколько таких людей там, вы представляете? У которых нет огромных денег, чтобы выехать. Или которых по каким-то причинам не выпускают. А мы правда – всех под одну гребенку...

А еще она как-то прислала мне видео со службы в храме. Стоят люди, молятся, просят у Бога милости... А на записи фоном слышен грохот. Идет война.

* * *

И тут же знакомый батюшка с новых территорий присылает фотографии. Еще один «кадр». Из другой «серии». На фото – разрушенные дома в селе, где он служит, и сгоревшая машина. Прилетело... В машине были дети. Старший сейчас в реанимации.

Потом батюшка какое-то время не выходил на связь. А когда появился, оказалось, что было восемь прилетов, и накрылся интернет. Починили, и вот он написал мне.

– Как вы так живете? – спросила я его.

– С опаской. Напрягает, конечно. По нервной системе очень бьет. Не можешь расслабиться, становишься несдержанным.

На следующий день – видео. Новые разрушенные дома. И его возглас за кадром: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Что еще можно сказать...

Каждый день прилеты – сейчас все чаще и чаще. А новое церковное начальство требует отчет. И нужно ехать переделывать какой-то запутанный документ. Первый раз не получился. Так что едет батюшка и думает: «Прилетит – не прилетит?» И молится про себя: «Господи, помилуй! Господи, помоги!»

А потом еще фото – разрушенный храм. Батюшка ездил по делам в соседнюю область. Снял вот. Говорит – с украинской стороны били по нему прямой наводкой.

Интересно – зачем и почему?

Я вспомнила наших ребят, которые доставали иконы из огня. Слава Богу, у нас такие есть. А еще интересно, что тот, кто мне их передал через Крым, – украинец. Служил в армии на полуострове больше десяти лет назад. Потом случилось присоединение к России. Решил парень остаться в нашей армии. И ни разу не пожалел. А потом – СВО. И парень этот – на нашей стороне. Хоть и украинец. Просто голову ему не успели задурить. А задурили бы – тоже бил бы, наверное, по храму прямой наводкой.

* * *

Ещё «кадр»... Военный госпиталь. Там – раненые. И волонтеры, которые помогают врачам за ними ухаживать. Такое вот служение.

– Закончится война, но наше служение не закончится. Мы будем нужны и дальше нашим бойцам, а они нам, – писала в своем «служебном отчете» одна из волонтеров.

Недавно они навестили парня, который уже находится дома. Живет там с отцом. Его мама умерла, когда в начале мобилизации молодой человек был еще в учебке.

– Я даже не могу подобрать слова от радости, которую мы все испытали от встречи. Это день, ради которого стоило жить, – продолжала она. – Сейчас В. может сам пройти с палочкой. Парализованная нога встает только на носок. Пятку ему не опустить. Сделали ему массаж руки и ноги. После массажа получилось опустить пятку. Значит – миссия выполнима. Уговорили выйти с нами погулять. Мне не передать в отчете восторг, радость нашей встречи. Помнит всех вас, братья и сестры (это другим волонтерам).Рад будет видеть каждого.

Она рассказывала, что в госпитале этот боец дал обет: «Не ругаться матом». И держит его. И папа его тоже не ругается.

– Я привезла В. Псалтирь с крупным текстом. Сказала, что привезла ему лекарство. Но прежде чем открыть, что это книга, прочитала ему рассказ Юрия Куклачева, как он в критической ситуации всегда читает Псалтирь. И как один раз в Америке, обманутый бандитами, брошенный, с кошками, с реквизитом, с его людьми, он не мог вылететь, потому что рейсы в Советский Союз были только два раза в неделю. На ближайший не было билетов. А виза закончилась. И он прямо в аэропорте сел и читал Псалтирь, кафизму за кафизмой. Вдруг пошел сильнейший снег, засыпал всё, а в это время прилетел самолет из Советского Союза. Но ни единый пассажир не смог добраться до рейса из-за снега, и тогда подошли к Юрию Куклачёву и сказали: «Юрий, собирай свою труппу и садись в самолет». И они улетели в Москву одни. Я сказала В., что это лекарство нужно принимать по одной кафизме один раз в день и, закончив принимать, начинать снова с первой кафизмы. Он заверил, что будет читать обязательно. Помоги ему, Господи. Закончу свой отчет цитатой сообщения, которое мне прислали вчера: «Позвонил В. Волновался, как мы доехали. Сказал, что наш приезд сравним по радости с его возвращением домой. Очень просил его навещать. Благодарил, за то, что уговорили его на прогулку. Очень просил ему звонить. И приехать хотя бы этой зимой».

Вот такое «кино»... И какое было бы счастье, если бы это вправду был фильм. Но это жизнь.

РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!