Проще осудить, чем оправдать, или Как отец бросил больного ребенка

Елена Кучеренко

Подозреваю, что это выглядит как невроз навязчивых состояний, но продолжу немного тему женщины с ребенком на поводке.

Знаете, что еще меня потрясает? Уже даже безотносительно этого события. Что люди почему-то скорее готовы заклеймить, чем оправдать. Понятно, что нельзя оправдывать грех. И зло нужно называть злом. Но когда есть бóльшая возможность для маневра, – почему чаще все думают о человеке «в минус», чем «в плюс»?

«Людям проще осудить, сделать выводы с высоты своих знаний и личного опыта. Оправдывать гораздо сложнее, знаю по себе, – писала мне в дни самых горячих обсуждений одна моя украинская приятельница. – Желаю этой маме сил и терпения, всё пройдет, эмоции утихнут, люди успокоятся и займутся своими более важными делами».

* * *

Тоже интересный момент. Человек, который находится даже не на новых территориях, а на Украине, сочувствует нашей русской женщине…

Кстати, рассказала она мне в тот день историю. Не про квадроберов, но тоже про «проще осудить, чем оправдать».

Было это давно, тогда их самый старший сын, которому сейчас далеко за двадцать, был маленьким. (Кстати, четырехлетним, как тот, на поводке. У меня сейчас все в эту сторону проецируется. Говорю же – невроз…)

Так вот... Однажды в храме незнакомая женщина вдруг предложила отвезти мальчишку на отчитку. И даже посоветовала какого-то проверенного старца. Потому что ребенок «странно» вел себя во время Причастия.

А у него просто был хронический насморк. Он его стеснялся, это и понятно – кто не будет стесняться? И именно во время Причастия у него потекли предательские сопли. Мальчик стал отворачиваться, чтобы это скрыть. И на основании этого его движения кто-то уже сделал вывод, что он бесноватый. Не подумал, что ребенку стало нехорошо, например. Что у него что-то заболело. Что случилось нечто, имеющее простое объяснение. Нет – бесноватый! Всё! Слава Богу, священник совершенно спокойно его причастил.

* * *

Еще вспомнила историю, с другими моими знакомыми случилось. Сын у них – тихий, стеснительный мальчик. Ну, был. Сейчас он в институте, девушка есть, пожениться собираются.

А когда он был ребенком, а потом подростком, он больше дружил с девчонками. Вот так было ему интересно. Маленький даже в куклы с ними играл. А подрастать стал – начал их разными девчачьими «приколами» интересоваться. Что всем, на самом деле, казалось странным.

Ближе к восьмому или девятому классу к ним в школу пришел еще один пацан, тоже тихий, незаметный. И они как-то очень сдружились. Но наш с девчонками так и продолжал общаться.

И вот после летних каникул они встретились в школе и крепко обнялись. Два мальчика. Что в этом такого? Ничего. Но и этот факт, и то, что он с девчонками всегда дружил, по какому-то странному щелчку обернулись настоящей травлей из-за его якобы нетрадиционной ориентации*. А с ориентацией у него все нормально было и есть.

В итоге, маму его вызывали в школу и ставили это на вид. Вторая семья перевела своего сына в другое учебное заведение. От греха подальше. А этого в классе просто затравили. Так, что он готов был покончить жизнь самоубийством, если бы вовремя его из той школы забрали. А в другой он встретил свою любовь – будущую невесту. Они даже в один институт потом поступили.

Вот объясните мне!!! Почему нужно сразу думать о человеке все самое плохое? Почему нельзя подумать хорошее, или хотя бы «нейтральное», тем более, когда в подтверждение плохого нет фактов?

Знаете, когда я была еще ребенком и на лето меня отправляли к бабушке и дедушке в Краснодар, у нас там во дворе был один мальчик. Я даже помню, как его звали – Арлен. У него папа был армянином.

И этот Арлен обожал играть с нами, девчонками. В вышибалы, в козла, в бадминтон и даже в «резинки». Прыгал, он, кстати, лучше нас всех. Так вот никому тогда даже в голову не могло прийти что-то про его ориентацию. Да, его дразнили слегка мальчишки: «Арлен дружит с девчонками! Он влюбился в Ленку/Надьку/Верку...» Но чтобы что-то про какие-то извращения... Даже близко не было. Для этого самому надо о них все время думать.

* * *

Еще одна история. Это случилось на новых территориях, которые еще были Украиной. И каждое лето мы ездили туда к свекрови.

Тогда у нас еще не было Маши. Бабушка с тремя старшими девочками отправились на дачу, а мы с маленькой Тоней после прогулки пошли в магазин.

Набрали продуктов, стоим в очереди в кассу – какой-то очень уж длинной. И дочка, как назло, капризничать начала.

А впереди нас – пьяненький мужчина. Сначала деньги долго искал, потом пытался что-то объяснить и двух слов связать не мог. Когда с этим разобрались, продукты в сумку не в состоянии был сложить.

Кассирша изо всех сил вздыхала и закатывала глаза. Очередь возмущалась:

– Сколько можно!

– Давайте уже быстрее!

– С утра нажрался!

– Мы опаздываем!

– Не стыдно?!?!

Орала Тоня, орал чей-то ребенок…

В итоге, подбежал огромный охранник. И мы все обрадовались. Сейчас-то он этому устроит!..

– Дядя Коля! Что ж вы меня не позвали? Ну как же так… – под наши удавленные взгляды начал суетиться громила, складывая продукты дядьки в мешок.

Дядя Коля виновато улыбался и разводил руками. Охранник ему помог, отвел в сторону, а потом вернулся к нам и объяснил, что никакой дядя Коля не алкаш. У него был инсульт, и теперь он вот так пошатывается и плохо говорит.

Сказать, что мне было стыдно – не сказать ничего. Я тоже была среди тех, кому проще осудить, чем оправдать. Да и сейчас часто бываю. Так что я это и для себя пишу.

* * *

А напоследок история, ради которой я всё это затеяла. Мне кажется, что она очень показательна.

Так как у моей младшей дочери синдром Дауна, то я знаю очень много историй о таких семьях. Радостных, грустных, обычных и не очень. Разных.

Бытует миф, что чаще всего отцы уходят из семей, где рождаются особенные дети. Это, правда, иногда происходит, и это огромная трагедия, но всё же абсолютное большинство детей с синдромом Дауна растут в полных семьях.

А вот из семьи, о которой я хочу написать, отец девочки с синдромом ушел. Через несколько месяцев после ее рождения. Алименты, конечно, платил, но предательство есть предательство. Его в том городке так и считали предателем те, кто был в курсе. Хотя были и другие, которые просто думали, что больного ребенка нужно сдать в детский дом. Это же не сейчас было.

А другого мужчину считали героем. Потому что он потом на женщине с той девочкой женился. «Надо же, взял с больной», – с восхищением говорили о нем.

Так и жили. Девочка выросла. Умерла она лет в двадцать пять из-за проблем со здоровьем. Умер и отчим от инфаркта. А потом заболела та женщина. В возрасте была. Естественное течение вещей. И вот, уходя уже, позвала она домой священника. Так-то они неверующими были. Но мало кто у последней черты оказывается атеистом.

И рассказала она священнику, что отец ребенка от них не сам ушел. Это она его выгнала, потому что еще до рождения дочки влюбилась в того, другого. И изменяла. За него потом и замуж вышла. Чья на самом деле девочка, история умалчивает. Но первый муж считал ее своей. Да и жену бывшую очень любил. Всю жизнь. Так и не женился потом. И чтобы имя ее не чернить, не оправдывался никогда, что не хотел никуда уходить и не предавал никого.

Вот такая история. Там никого из действующих лиц уже нет в живых, включая священника, что к женщине приходил. Это мне другой батюшка рассказал знакомый – с ним тот еще при жизни поделился. Без имен, конечно.

К чему я вспомнила? В этой истории вся жизнь у людей на глазах проходила, двух мнений, кажется, быть не могло. А все равно всё не так в итоге оказалось. И «предатель» – чуть ли не святой. А мы-то иногда по крохотному эпизоду судим, осуждаем, выводы делаем. Бросаемся, распинаем. Не из-за злобы. Просто за всё хорошее против всего плохого. Но ведь всё может быть не так, как нам видится. А мы уже чужую жизнь своим осуждением разрушили.

Это не значит, что нужно оправдывать беззаконие. Но предположить, что мы не всё знаем, и человек лучше, чем мы о нем думаем, – можно ведь?

________________________________________

* Организация ЛГБТ признана экстремистской, запрещена в РФ.

РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!