Рассказ тюремного священника
Елена Кучеренко
Был у моего знакомого священника отца Евгения духовник. Отец Петр. Он умер уже… Точнее, он сначала его духовником не был. Ездил мой батюшка еще до рукоположения и потом недолгое время в монастырь к старенькому иеромонаху. За советом, благословением, за жизненным опытом.
Но однажды тот монах сказал:
– Я тебе всегда рад, но что ты вечно в такую даль мотаешься? Чему я могу тебя научить? Я же мир совсем не знаю. Храм, келья, послушание – вот и вся моя жизнь.
Тут он скромничал, конечно. Точнее – не скромничал. К нему это слово не подходит. Смиренным был, недалеким себя считал, грешником большим.
– Какие у вас грехи? – удивлялся отец Евгений.
– У тебя рядом есть отец Петр, – продолжал монах. – Вот где мудрость! Старец настоящий, редкой духовной жизни человек. Ты к нему тоже обращайся… Скажи, я благословил.
***
Отца Петра мой дружественный батюшка знал – видел несколько раз на епархиальных собраниях. А потом тот ездить перестал – возраст.
Удивился немного тогда отец Евгений такому совету. Ну какой же это старец? Нет, может отец Петр и хороший батюшка… Был когда-то… Но сейчас это глубокий старик. Одно ухо не слышит вообще, другое – наполовину. Как-то видел, как исповедовал прихожанку:
– А? Что? Что ты сделала?! Да ты громче говори! В то вон ухо!
И бедная женщина на весь храм кричала свои грехи...
Мало того, что не слышит, еще и не видит почти ничего. На глазах очки в огромной оправе с сантиметровыми стеклами. И те не помогают.
Когда отец Петр говорить начинает, сразу ясно, что все его образование – два-три класса церковно-приходской школы. Никакого тебе высокоумия. Дедушка из самых простых.
Да и слухи о нем нехорошие ходили среди отдельных православных. Это наши православные любят – слухи-то…
Дело в том, что отец Петр давно уже был вдовцом. Единственная дочь выросла, у нее своя семья. И внуки даже имеются. Приезжают время от времени, но постоянно со стариком жить не могут. Хотели к себе забрать, но он отказался.
– У меня здесь Любочки могилка (Любочка – это жена покойная), да и все кладбище – чадушки мои. Крестил, венчал, отпевал. Судьба каждого перед глазами прошла. Я когда панихиду здесь служу, как с живыми с ними разговариваю. На кого же я их оставлю? Нет, нельзя уезжать...
А так как становился он уже немощным совсем, нужен был догляд и уход. Вот и поселилась у него женщина, тоже вдовая. В возрасте, но не как отец Петр, конечно. Сготовить чего, прибраться, баньку растопить, в огороде помочь... Келейница, в общем.
Ну и поползли слухи – старый поп бабу завел. Кто-то даже службы его редкие (когда силы у него были) байкотировал в качестве акции в защиту всеобщей морали и нравственности...
Когда отцу Петру об этом говорили, он только вздыхал:
– Господу виднее. Значит, заслужил...
***
В общем, этого человека и «назначил» монастырский монах в духовники к отцу Евгению. А что поделать – благословение нужно выполнять.
Но скоро заметил мой друг, что не так-то прост отец Петр.
– Вроде ничего особого и не говорил, больше чай пил с гостями, но каждый приходящий ответ на мучивший его вопрос получал, – делился со мной батюшка. – Приеду я к нему с какой-нибудь проблемой неразрешимой. Только рот открою, отец Петр: «А давай сначала помолимся... А теперь вот чайку… Келейница моя пирожков вот напекла, старалась. Негоже человека обижать. Позже поговорим… Что за беседы на голодный желудок-то…» Пока чай пьем, отец Петр все какие-то истории из своей жизни рассказывает. Я изведусь весь, проблема же у меня, а он все подливает и байки травит… А потом, когда время поговорить наступает, понимаю я, что все ответы уже знаю. Решена проблема. И так каждый раз.
Мне отец Евгений, кстати, говорил, что давно еще знал старый батюшка, что между Россией и Украиной все это будет. «Переполнилась чаша терпения у Господа!» – повторял. Но больше тогда ничего не объяснял.
Но это я немного увлеклась воспоминаниями. Очень уж колоритный отец Петр был. Рассказать я хотела о другом.
Как-то благословили отца Евгения временно побыть тюремным священником. Тот, кто это послушание выполнял, то ли заболел, то ли уехал. Вот батюшке моему и поручили.
Он, хотя в далекой молодости и был милиционером, всяких людей повидал у себя в «обезьяннике», но все же немного волновался. Опыта, как священник, еще не набрался.
Поехал к отцу Петру за молитвой и благословением. Да и поговорить просто.
***
Там ведь и убийцы сидят, и насильники, – делился он с духовником. – Как с ними о Боге рассуждать? Как сердца их коснуться?
– Главное – сострадание к ним иметь. И любовь, – сказал ему в напутствие старенький батюшка. – Кто-то из них все заповеди нарушил. Ты представляешь, что у них внутри творится? А кто-то – не дурной ведь человек, сердце доброе, но споткнулся по дурости, с прямой дороги сошел. А обратно вернуться сил нет, слабый. Один в тюрьме – циничный совсем. Огрубела душа… Но это пока. А у другого покаяние, которого в обычной жизни и не увидишь. Первым же в рай вошел разбойник... Помни – Христос и с ними рядом тоже. Там – на нарах. Плачет, каждого к Себе ждет, что хоть маленький шажок навстречу Ему сделает. И делают...
Отец Петр знал, что говорил. Он сам когда-то тюрьму окормлял. Непростое для Церкви тогда еще время было. Уже можно молиться, но все только восстанавливалось. Священников не очень-то и пускали еще. Только по личным связям. А у батюшки как раз такие связи и были. Высокопоставленный сотрудник тюрьмы – чадо его духовное. Тайно, конечно же. Старался о вере своей не распространяться. Но духовнику помогал.
И много чего отец Петр в тюрьме той повидал. О чем-то отцу Евгению и рассказал в ту их беседу.
***
Рассказал, например, о Вадиме.
Не первый раз парень тот срок мотал. Но у него с малых лет к тому шло. Рос без отца, мать – пьяница. Чтобы мальчишку в детдом не забрали, тетка опеку оформила. А занималась мальчиком бабка. Но уследить не могла.
Сначала по малолетке загремел. Грабанули с пацанами магазин, сторожа старого избили. Тот чуть не умер. И сел Вадим.
Вышел – обратной дороги уже нет. По крайней мере, он ее не видел. Еще что-то натворил. Опять отсидел и вышел… Такая жизнь.
Но повзрослел, заматерел, осторожнее стал. Долго не попадался. А промышляли они тогда с подельниками угонами автомобилей. Дело прибыльное и без мокрухи. Чего-чего, а убивать Вадим не хотел никого.
Однажды даже машину с зарплатой какой-то небольшой фирмы умудрились угнать. Но это они потом по новостям поняли. А так угнали, в лесу осмотрели, а в багажнике – мешок денег. Как в кино. Ну они и решили деньги взять, а с автомобилем не заморачиваться. Там же подожгли и бросили.
Так и «работали»… Пока однажды поздно вечером не попали не на ту машину. Точнее, машина была как раз та, какая нужно. Иномарка и не самая сложная в угоне. Ее хозяйка в темном переулке припарковала, а сама в магазин пошла.
Подельник Вадима за женщиной пошел (там какая-то своя технология), а парень тачку вскрыл, завел (у него с собой все необходимое было) и поехал. В общем, все удачно шло. Для угонщиков, по крайней мере. «Без шума и пыли».
Достаточно далеко уже отъехал, вдруг слышит – сзади плач. Поворачивается – младенец лежит. Мать, видимо, оставила и в магазин решила сбегать.
Растерялся Вадим, не знал, что ему делать. Подкинуть куда-нибудь, на дороге оставить, с собой забрать?..
А потом перед глазами за несколько секунд пронеслось его собственное детство. Как рос он, никому не нужный, кроме бабки. Как ждал, что вечно пьяная мать хоть раз приласкает его, обнимет. Как бабуля убивалась, когда его, подростком, менты уводили...
И подумал, что у этого-то малыша, наверное, детство есть. Любят его, ласкают. Представил, как мать будет убиваться. И чем это все закончится – не понятно.
Тяжело дался Вадиму тот выбор. Но решил не рушить чужое счастье. Пожалел и мать, и дитя. Поехал, вернул машину на место. А там уже и милиция. Женщина голосит…
Повязали его, посадили. Подельника не сдал, все на себя взял…
– Но я как вспомню, как женщина та кулек с ребенком к себе прижимала – не жалею, что вернулся, – говорил он в тюрьме отцу Петру. – Может, помилует меня Бог? Как думаете, батюшка?
***
Или Игорь... Отец Петр его быстро заприметил. Необычный был человек. Не редкость, что в тюрьме люди к Господу начинают тянуться. Но этот прямо жил Им, дышал. Каждое слово батюшкино ловил. Помогал ему, чем мог, Евангелие себе попросил. И повторял все время:
– Есть Бог, я знаю… А я-то дурак…
А потом узнал от него отец Петр, в чем дело было.
Осудили Игоря ни за что. За преступление, которого он не совершал.
Не то, чтобы он праведную жизнь вел – нет. Сирота. Отца, как и Вадим, не знал. Мать пила... Допилась до белой горячки. В реке утопилась. Так и оказался он в детдоме. Многие оттуда «по кривой дорожке» потом идут.
Вот и Игорь… Не то, чтобы убивал-грабил, но умел он войти к людям в доверие. Приятной был наружности парень. Прямо херувимчик.
Работать не хотел, но жить-то где-то и на что-то надо. С жильем определился. Если это жильем можно назвать. Нашел какой-то подвал и обосновался там. Удивительно, что не трогали его, не гоняли.
Ходил по округе, с людьми знакомился, о своей горькой судьбине рассказывал. И практически правду. Мол: «…сирота я никому не нужный. Обижают, заступиться за меня некому. На работу не берут. Хоть руки на себя накладывай». И плакал самыми настоящими слезами.
Жалели его, особенно женщины. Была в нем харизма, говорю же. И так обидела жизнь ребенка, а еще и люди злые, тоже обижают. И спешили накормить парня, одеть, денег ему сунуть. Игорь же не просто ныл, а помочь каждой старался. Той продукты донести, этой воды натаскать, в огороде помочь. Местность сельская. Клялся все отдать до копейки, как на работу устроится. А потом исчезал…
***
А однажды набрел он на дом Таисии Михайловны. Давно это было, но и в тюрьме он имя ее помнил.
Старушка одинокая. Мужа похоронила, а потом и сын погиб, на мотоцикле разбился. Доживала она свою жизнь, как могла, и все ждала – когда ее Господь приберет.
Постучался в ее дверь Игорь, рассказал свою коронную историю. Впустила его старушка. Накормила, напоила. В баню отвела – помыться. А потом говорит:
– Куда ж ты пойдешь, оставайся у меня… Хотя бы до утра. Я одежду твою постираю.
Так и остался. И завтра не ушел, и послезавтра.
Всю свою нерастраченную заботу и любовь отдала Игорю Таисия Михайловна. Даже вещи покойного сына ему подарила. А берегла она их, как святыню. Все, что осталось ей от прошлого счастья.
Игорь жил у нее, вкусно ей, сладко спал. А потом узнал, где старушка деньги свои «похоронные» хранит и прочие сбережения, выкрал все, и поминай, как звали.
Заявление писать она не стала. Пожалела. По крайней мере, Игоря никто не искал. Но однажды хотел он пробраться тайком в тот дом, вещи свои забрать. А он заколочен. Умерла старушка. Не выдержало, наверное, сердце еще одной потери – обмана человека, которого она как сына к себе пустила.
– Я тогда себя успокаивал. Мол: «По старости умерла, не из-за меня. Да и почему не украсть? У одних все есть, а я всю жизнь не нужен никому. Где справедливость? – рассказывал Игорь отцу Петру. – А потом забывать стал.
Но не забыл Господь...»
Прошли годы. Так и жил Игорь. Потом связался с какой-то компанией и подставили его. Подробностей отец Петр отцу Евгению не рассказывал. Но точно знал – именно в этом случае оговорили парня.
– Давай походатайствую за тебя, пересмотрят дело, – предложил батюшка Игорю.
– Нет, не надо! Когда осудили меня, я вдруг понял – есть Бог на свете. За Таисию Михайловну мне это. Обманул, убил ее подлостью своей. И думал – пронесло. Умный я. Но все эти годы спать не мог. Сам себя успокаивал, но не мог. И только здесь вздохнул спокойно: «Так надо! За все нужно отвечать. Это мне за нее. Сиди теперь и думай». И слава Богу! Выйду – новую жизнь начать хочу. Может, простит меня Господь. А вы молитесь за меня, батюшка...
Вот такие тюремные истории услышал от старенького духовника в тот вечер отец Евгений. А потом на кладбище свое повел его отец Петр. Где Любочки могилка и чадушек:
– Вот, смотри. Здесь Игорь сейчас. Он после тюрьмы ко мне пришел. Помогал. А потом забрал его Господь. Здесь и лежит. Успокоилась душа. Ушла в покаянии. И я молюсь за него. Как он и просил. А ты иди в тюрьму и помни главное – тоже люди там. Люби их, сострадай… В каждом ведь образ Божий. Даже если они этого и не знают.
РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!
