Иеромонах Симеон (Мазаев). Слава нищих

Иеромонах Симеон (Мазаев)

Евангелие от Матфея завершается следующими словами Спасителя: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам; и се Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» [ 1 ].

Как и всякая заповедь Господня, это повеление, в первую очередь, имеет в виду пользу того, кто ее исполняет, и лишь во вторую – благо тому, на кого оно направлено. Вот и апостол Павел говорит: «Горе мне, если я не благовествую!»[ 2 ]

Вот что странно: он не говорит: «Горе им, этим язычникам, если я не научу их истинной вере! Так и погибнут во тьме своего невежества!» Но пишет: «Горе мне». Что он имеет в виду?

В последнее время в церковной среде перестали быть редкостью разговоры о профессиональном «выгорании» духовенства, «усталости от веры», расцерковлении и тому подобном. Жанр «исповеди бывших» набирает внушительную аудиторию и модных авторов. Этому феномену, как и всякому сложному явлению, имеется множество серьезных причин. Но, думается, основой разочарования человека в духовной жизни является элементарное отсутствие религиозной культуры.

Каждый из нас, кто хоть когда-нибудь ездил на велосипеде, хорошо представляет себе механику этого аппарата. Сохранять вертикальное положение и удерживаться в седле возможно только до тех пор, пока велосипед находится в движении, а седок прикладывает усилия, нажимая на педали. Вера тот же велосипед. И носитель религиозной культуры – это человек пути и цели. Человек культуры путеводной звезды.

Давно, еще в школьные годы, мне довелось видеть, как родственники моего одноклассника-еврея празднуют Песах: обутые и препоясанные, они сидели за трапезой, а глава семьи держал в своей руке посох, возглавляя стол. Удивительное зрелище: люди прожили в нашем городке целую жизнь, никуда надолго не выезжая, но при этом имели такой вид, будто только что на короткое время ради праздника прервали длительное и непростое путешествие.

Классический вопрос семинаристу (из серии «ночью разбуди – ответит»): зачем Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне? Ответ последует незамедлительно: чтобы вымерли все, рожденные в рабстве. С этим нельзя не согласиться, но, возможно, дело не только в этом. Думается, Моисей хотел создать новый тип человека, привычного жить вне зоны комфорта, для которого путь, странствие – это что-то привычное. Пророк не только выводил свой народ из плена египетского – Писание однозначно свидетельствует о том, что евреям в Египте жилось весьма комфортно [ 3 ], – он выводил особую породу антимещанина, человека пути и цели, носителя культуры путеводной звезды, иначе говоря, Homo fidelis (человека верующего).

Если велосипедист перестает прилагать усилия и нажимать на педали, движение его машины постепенно замедляется вплоть до полной остановки, при которой удержаться в седле уже невозможно. Нечто подобное случается и с горением веры: оно умаляется по мере того, как человек отказывается от участи «странника и пришельца в земле сей», сходит с пустынной дороги и возвращается в «египетскую» зону комфорта.

О каком пути идет речь? В первую очередь, это богомыслие, или, по выражению профессора А.И. Осипова, «путь разума в поисках истины». Всякий верующий вне зависимости от конфессии непременно философ или, по крайней мере, человек, имеющий вкус к размышлению. Что представляет собой повседневная одежда духовенства? Подрясник. Люди, более остроумные, чем сведущие, насмешливо назовут его «платьем». И тем интереснее узнать, что подобного рода одежды были принадлежностью и атрибутом языческих философов. Современный подрясник – это не что иное, как древний дорожный  плащ: обычный горожанин надевал его, отправляясь в путь, и снимал по возвращении; философ же носил постоянно, тем самым подчеркивая, что его ум пребывает в непрерывном странствовании, даже если сам он физически и не покидает города.

Кстати сказать, некоторые из собратьев сослужителей сегодня погрешают против традиции, надевая плащ философа, будучи при этом далеки от любомудрия. Сегодня в сознании людей прочно засел стереотип под названием «поп на Мерседесе». Апологеты «священностяжания» пытаются оправдать попытки духовенства приобщиться к роскоши, не улавливая при этом сути выдвигаемых нам претензий.

На самом деле нас обвиняют не в богатстве напоказ, а в отсутствии философии. Мы являемся плохими представителями горнего мира, стершимся и поблекшим символом вечности. Ведь даже языческие мудрецы пренебрегали житейскими благами потому, что знали нечто гораздо более интересное – истину, выражающуюся, по меньшей мере, в красоте математического доказательства. По их логике, никто, попробовав лучшее вино, не захочет уже пить прежнее, худшее. Если же человек по-прежнему испытывает интерес к красивому дорогому авто, значит, он не знает ничего более вдохновляющего. Зачем же в таком случае он претендует на особый статус среди людей и надевает на себя не подобающий ему плащ философа? Аллергию у людей вызывает не богатство, а фальшивость духовенства. Настоящему священнику простят даже явные личные недостатки. Ненастоящему не простят и несомненных достоинств.

Итак, философия должна быть излюбленным каждодневным занятием религиозного человека. Это те усилия, которые сообщают движение «велосипеду веры». Но как приобретаются привычка и вкус к богомыслию?

Ответ на этот вопрос можно найти в словах Христа: «Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях»[ 4 ]. Важно понять: к проповеди призваны все члены Церкви, а не только ее профессиональное ядро – апостолы, епископы и священники. Повторим еще раз: всякая заповедь Господня, в первую очередь, имеет в виду пользу того, кто ее исполняет, и лишь во вторую – благо тому, на кого оно направлено. Охлаждение веры исцеляется проповедованием.

В чем заключается воздействие публичной проповеди на самого проповедника? Во-первых, себя познаешь лучше перед лицом другого. Общаясь с иностранцем, с особой силой чувствуешь, что значит быть русским; содержание и смысл твоей веры приобретают четкие очертания в полемике с инославными критиками. И даже поражение в споре может оказаться крайне полезным – хотя бы как отличный повод, чтобы заглянуть в нужную книжку и найти ответ на возникший вопрос. Есть такой закон нашего разумения: самый лучший способ что-то понять – попытаться объяснить другому. Как говорила учительница математики из известного анекдота, «какие у меня бестолковые ученики! Один раз объяснила теорему – не понимают. Второй раз объяснила – не понимают. В третий раз объяснила – уже сама поняла, а они всё не понимают».

Во-вторых, истины, которые выносятся в социальное пространство, становятся важным событием личной истории, содержанием самой жизни человека. Как уже было сказано выше, человек – существо социальное. Слово, сказанное публично, в отличие от тайного убеждения, в известном роде обязывает собой человека, делает его другим. Одно дело – просто хотеть жениться, и совсем другое – обнародовать это намерение в виде брачного предложения своей избраннице. Желание любить само по себе не вживляется в личность, не становится ее неотъемлемой частью (сегодня любишь, а завтра, глядишь, отпустило), а событие – признание и первый поцелуй – остается в твоей жизни навсегда. Выученное втайне стихотворение забудется, а вирши, прочитанные публично перед всем классом, запомнятся ребенку как яркий и волнительный эпизод школьной поры.

«Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше»,  – говорит Господь[ 5 ]. Мне приходилось наблюдать, как люди, задействованные в строительстве храма, без всякой проповеди переходят от неверия к вере. Если ты вкладываешь в дело хотя бы малую искорку своей души, то и само это дело становится родным твоему сердцу. Истины веры, услышанные в темноте, будучи проповеданными на кровлях, делаются частью тебя самого или, как сказал бы человек ученый, становятся экзистенциальным фактором твоей религиозности.

«Итак, всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным», – говорит Господь[ 6 ]. В этих словах можно усмотреть причину разгорания и охлаждения веры. Воздержание от проповеди апостол считал для себя критической утратой. И в самом деле, если человек не несет имя Христово на своих устах, то очень скоро он теряет его из ума и сердца. Достаточно взглянуть на то, что представляет собой сегодня православный дискурс. О чем говорят между собой священники и монахи? О погоде, строительстве храма, ценах на бензин. А в худшем случае начинаются сплетни. Свято место пусто не бывает: если человек снимает с себя философский плащ, он остается в засаленной «маечке» сплетника.

«Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает»[ 7 ]. Отказываясь от дела проповеди, мы допускаем наше сердце наполняться другими заботами. Зачем потом удивляться, что охладел ко Христу, если ты сам отодвинул Его на периферию твоей жизни? Так многие из нас разочаровываются в Церкви отчасти потому, что забывают: для того, чтобы велосипед двигался, нужно крутить педали. Эти педали и есть философия, или богомыслие, размышление над собой, своей жизнью, судьбой, суждение о судьбах Церкви, Христе, истине данных нам откровений.

Как быть, если во мне нет способности к проповеди, спросят некоторые. На это следует ответить, что проповедью в самом широком смысле этого слова является не только слово, но и всякое дело Господне. Так, доктор Гааз, принявший на себя заботу о каждом заключенном, проходившем через Москву, открыл людям Евангелие ничуть не хуже самого выдающегося оратора.