Непарадные заметки в пост
Людмила Листова
Есть другой мир…
Нет, я встречала её, и не раз, и не два, уже вижу, наверное, пару лет. Молодая, статная, с лицом русской красавицы, студенческого возраста девушка, одетая в черное. Черное, даже летом, все – юбка с длинными фалдами, глухой свитер, колготки, небольшой рюкзак без картинок и надписей. Из этой черной брони вырывались только длинные светло-русые волосы, летящие на ветру. Стремительная, быстрая, она резким чеканным углом обходила меня на повороте, чуть звеня при этом тяжелыми армейскими бутсами с высокой шнуровкой. И в этом движении её при ледяном равнодушии и общей мертвости вида, все же сквозило что-то жалкое и вызывающее. Эта её немо говорящая принадлежность к готам и смерти каждый раз обдавала меня холодом, каждый раз хотелось как-то задержать, остановить её. Были готовы сорваться с губ слова сожаления и мольбы. Подожди, постой! Не надо… Ты только очнись, ты, наверное, не знаешь, что есть другой мир!.. Мне хотелось привести её в наш храм. Я показала бы ей Богородичные иконы и вместе с нею снова восхитилась бы народной любовью к Невесте Неневестной, той любовью, которая породила столько неизреченной красоты названий: «Неувядаемый Цвет», «Утоли моя печали», «Благодатное Небо»… Я познакомила бы её с работящими парнями нашего прихода. Она увидела бы наших церковных девушек. И поняла бы… Поняла бы? Да, может, надо в лоб спросить: или у тебя ребенок-инвалид? Или погибли все твои близкие, и ты так стремительно-торпедоносно летишь в свой опустевший дом? Или тебя не любят? Или не любишь ты? Да что же ты делаешь с собой! И с другими – всеми людьми, которые видят попираемую чернотою красоту?!
Вот и думаю о ней, и всё не могу остановить и заговорить. Не знаю почему. А вы заговорили бы? Разве Господь не видит её и не ведёт её Своим, Ему только ведомым путем? Но ведь есть же и свободная воля, дар и бремя Его. Куда же, куда приведут её черные бутсы лет через десять?..
Простите меня!
Да, знаю, тяжкий, столь въедливый грех – осуждение ближнего. Тем паче – священнослужителей. Упаси, Бог! Но батюшки тоже люди, и не всегда правы бывают. Был со мной такой случай. Наш отец Николай поручил мне выполнить одну работу для прихода, а у меня не получилось, хотя до назначенного срока оставалось ещё три дня. Батюшка увидел меня у храма после службы и «спустил Полкана», мол, почему поручение не выполнено? Я – оправдываться, да и не виновата была, просто под его порой горячую руку попала. Он кричит, я – в слезы. Вокруг много прихожан, всё слышат, а главное – младшая дочка со мной была, и это при ней происходило.
Порученное мне дело после просто и благополучно завершилось. Но в душе осталась обида, больше всего из-за того, что дочка стала свидетельницей той сцены. Я даже какое-то время ждала, что вот отец Николай позвонит и извинится. А вообще такое бывает, чтоб батюшка перед прихожанином извинялся? Бывает! В Прощеное воскресенье. Когда священник встает перед паствой на колени и просит прощения. Увидела я, как отец Николай прощения-то просил, и у меня, значит, тоже, и радостно стало, и стыдно. Все (!) простите меня!
«Будут первые последними…»
Опять я опоздала. Богородица уже вошла в храм. Опять я притулилась на «своем» месте, в притворе с левой стороны, где пишут записки. Закрыла глаза, оперлась о стену. Боль в ноге текла огненным шаром. Куда бы присесть? Терпи, мать, по грехам и боль!
А Светка-то стоит. Как гвоздь, вбитый у амвона. Белый платочек, алая кофта. На «своем» месте стоит. Уже который год. Первой, видно, хочет в Царство Небесное войти. Кланяется по Уставу, глазки долу клонит, батюшкиными ризами овеваема, торчит впереди всех каждую службу.
Что это тебя, мать, так задевать стало? Может, то, что после службы Светка чинно просфоры возьмет, нырк в мужеву ауди, и была такова? Может, раздражать больно стала своим неуемным благочестием, теперь уже теснит народ, чтоб именно первой ко кресту приложиться? А попросишь помочь кому-то, пожертвовать сироте, инвалиду – нет, глазки долу и пошла. Помощь оттуда идет – с дальних лавок, где пенсионерки сидят. Кто будет первым, кто последним, ТАМ узнаем. Только здесь пропадаю от греха, вот и на Светку окрысилась, а она… Да Бог с ней! Бог и научил, проучил меня. Как-то заметила: нет Светки, пусто место свято… И тут же мысль ожгла – да не померла ли? Сердце у неё. Я вот болела долго, а её уж отпели, закопали… И так мне её жалко стало, и так в ту минуточку полюбила её – сестрицу во Христе, всем сердцем полюбила.
Нет, ошиблась! Ура! На другой неделе «нашлась» Светлана. На месте! Стоит гвоздочком. Ну, значит, и службу править можно…
И представилось мне, как ведут меня «они» мимо Рая, тележку с грехами Ангел везет, а Светка за воротами стоит в белом платочке рядом со своей святой бабушкой Марией, расстрелянной в 38-м году. И с какой же болью смотрят они мне вслед.
