Смерть, как торжество любви
Елена Кучеренко
– Часто между близкими людьми случаются разные противоречия – маленькие, большие, – которые мешают полному единодушию, – говорил мне отец Евгений, священник с Новых территорий и мой большой друг. – Любовь есть, но есть и препятствия – то со стороны одного, то со стороны другого, которые не позволяют наступить окончательному примирению. И когда кто-то один умирает, кажется, что это огромное горе, но ведь продолжать любить ничего не мешает. Даже наоборот, – любовь остается, а помехи в виде каких-то житейских недоразумений, ушли. Все препятствия для любви ушли вместе с этой земной жизнью. И теперь любовь может по-настоящему восторжествовать. И наступают покой и радость.
Странная мысль, правда? Парадоксальная. Смерть как торжество любви. Но отец Евгений – мастер парадоксальных мыслей.
* * *
Поделился батюшка этой своей мыслью, когда рассказывал мне историю о том, как уходила мама одного его знакомого.
– Это была не какая-то внезапная смерть, которая повергает всех в ужас, – говорил он мне. – А такая… – растянутая во времени. И умирала женщина не от болезни, а, скорее, по возрасту. Вроде бы, это хорошо. У человека есть время подготовиться к вечности, покаяться. Но все никак не получалось устроить ей встречу со священником, как ее сын, этот мой знакомый, ни старался. У матери при мысли о разговоре с батюшкой наступал такой страх – чуть ли не до панических атак. Хотя ничего особенного в прошлом не случалось, никаких обид от священников не было. Но вот так. При этом, не то, чтобы она категорически отказывалась, но все время повторяла: «Не сейчас, не сейчас. Когда буду готова, я сама скажу».
От сына той умершей женщины отец Евгений знал, что была она, с одной стороны, человеком властным и гордым, привыкшим всё решать без участия даже близких людей. С другой, интеллигентным, старавшемся никого не обременять своими проблемами.
– Один небольшой штрих. У нее не было денег, чтобы лечить зубы, но она не хотела беспокоить этим своих детей, поэтому просто их не лечила. Терпела боль, пока все зубы не выпали, – рассказывал батюшка. – Хотя дожила до глубокой старости. В этом, наверное, тоже был некий момент гордыни. Что-то в человеке такое было, из-за чего он считал, что может всё сам. И ему сложно было признать, что не всё. Из-за этого бывали проблемы во взаимоотношениях с близкими. Знаешь, так тоже часто происходит, – человек, вроде бы, и понимает, что он не прав, но гордость не дает это как-то озвучить. И со временем это превращается в привычку. По этой же причине человек боялся и священника пригласить: не признавал за собой никакой слабости, а слабости были. Грехи же были, а грехи – это и есть слабости.
Может, это и было причиной страха. Признаться, в первую очередь, себе в том, что ты не прав. Но это мои предположения. Потому что мы можем судить только по внешним признакам, а всю глубину человеческой души знает только Господь. И в то же время у нее было понимание, что Бог есть, и надо бы к Нему обратиться. И шла эта борьба. Тем более, что со стороны родных были переживания за нее, молитвы, разговоры: «Смотри, – говорили ей, – столько ты уже живешь. А ответь себе на вопрос: "Зачем?" – Может, все-таки затем, чтобы приблизиться к Богу. Все твои друзья, подруги умерли, никого нет. А тебя Господь оставляет здесь!» И вот человек себя ломал-ломал. Но боялся, что этот момент встречи со священником наступит. Силы с другой стороны тоже ведь вмешиваются. Видимо, у них был повод вмешаться. В итоге, человек умер без Исповеди и Причастия.
* * *
Пока писала, вспомнила. Часто, когда девчонки уходят в школу/сад, я уезжаю в кафе одного близлежащего храма, чтобы позаниматься своими статьями. Дома так или иначе на что-то отвлекаешься, а там – приехал и всё. Пока время не пришло Машу забирать, сидишь и работаешь. Часто в это кафе приходят бабульки из «Московского долголетия». Посидеть-поговорить, коньячка выпить. Последнее – обязательная часть программы. Мужей обсудить – живых и покойных. Одна из них троих уже похоронила. И, я так поняла, живет себе припеваючи. И даже на какого-то деда виды имеет. Но в последний раз они обсуждали Исповедь и Причастие. А я как раз за соседним столом сидела и вольно-невольно всё слышала. Если честно, скорее, вольно. И вот одна из них рассказывала, как пришла на Исповедь к местному батюшке:
– И он меня пожурил. Сказал, что мне нужно читать Евангелие. «Вы уверены, что мне уже пора?» – осадила я его.
Ну и другие бабушки начали ею восхищаться, что вот так она ловко ответила и вообще – как ей было не страшно идти на Исповедь.
– А меня моя врач научила, – отвечала она. – Нужно сказать: «Я уже взрослая. У меня все грехи в прошлом. А сейчас – так. Ну, пост не соблюдаю по здоровью»...
Ну и опять другие бабульки восхищались, что вот так ловко можно «соскочить» с Исповеди.
Я их тогда слушала, и было в этом что-то такое... Как раз то, о чем говорил отец Евгений, когда про ту покойную маму своего знакомого рассказывал. Вроде, люди и не отказываются от Бога, но и признавать свои грехи не хотят. И превращают Исповедь в какую-то профанацию. Но опять же – до конца всё знает только Господь. И та бабулька из «Долголетия» до разговора со священником всё же дошла.
* * *
Но это отступление. Когда та женщина ночью умерла, утром отцу Евгению позвонил ее сын:
– Батюшка, мне нужно с вами встретиться, как можно быстрее.
– Мы встретились, и он мне передал определенную сумму денег, – рассказывал отец Евгений. – Скажем, такую, на которую можно было бы в наших условиях устроить хороший поминальный обед после похорон. Не маленькая, но и не громадная. Хорошая сумма. И сказал такие слова: «Я хочу, чтобы эти деньги были употреблены на нищих. Но не только на тех, кому есть нечего. Это я и сам могу сделать. Главное, на тех, кого я считаю действительно нищими. А действительно нищими я считаю тех, кто умирает без Бога. Потому что у таких людей никого и ничего нет. Вот это – самая болезненная смерть. И поскольку священник более близок к таким ситуациям, я хочу, чтобы эти деньги были употреблены вами именно на таких нищих»...
Интересную поставил мне задачу. Очень глубокая, правильная и духовная постановка вопроса.
Обдумывая эту просьбу мужчины, отец Евгений вспомнил о других людях. Там у главы семейства случился инсульт.
– Раньше они были такими крепкими селянянами: трактор, прицеп, грузовичок, «газелька», – рассказывал батюшка. – Была возможность что-то вырастить, что-то продать. Крутились, как могли. Не сильно богатые, но и не бедные. После инсульта мужчину сначала парализовало. А потом оказалось, что у него очень густая кровь, и от этого – плохое кровоснабжение. Ему отрезали одну ногу, и встал вопрос о том, чтобы отрезать вторую. Потому что она начала гнить. Но, с другой стороны, было неизвестно, переживет он вторую ампутацию или нет. Полюс – он часто бывал без сознания. Ситуация, в общем, критическая.
Близкие к этой семье люди все время говорили им:
– Вы же видите, что происходит. Наверное, нужно обратится к Богу, позвать священника. – Но они всё не звали батюшку и не звали. А время шло, и ситуация ухудшалась.
– И тут мне дают деньги на помощь именно таким нищим, – продолжил отец Евгений. – Чья нищета состоит в том, что они не знают Бога. В общем, не стал я дожидаться, пока меня туда позовут. Раз уж так получилось, что человек мне сказал: «Так, мол, и так, батюшка. Это на то и на то», – значит, в этом есть явная воля Божия. Ну и пошел я к этому человеку без приглашения. Прогонят – уйду, да и всё. Примут – так тому и быть. Я пришел, они меня приняли.
* * *
В том доме отцу Евгению рассказали, что они, на самом деле, уже не раз разговаривали с тем человеком по поводу священника, когда он был в сознании. А он с возмущением мычал в ответ: «У-у»... В смысле – нет.
Накануне визита к ним батюшки они снова его спросили:
– Ну что, может, всё же позовем?
И он закивал.
– Но я-то этого не знал, – рассказывал отец Евгений. – И так оно от Бога получилось всё через того, кто за упокой своей матери решил именно такую милость и жертву совершить. Я пришел. Мы поговорили. Хотя он не сильно-то и говорил. Больше я. Но он был в сознании и соглашался, кивал. Так я его поисповедовал. И договорились, что скоро приду его причастить. Я же с собой Дары не взял. Не знал, пустят меня или нет. Пришел опять. Подольше, поглубже поговорили. Я его причастил. Через время – соборовал. Теперь он на постоянном у меня попечении.
У отца Евгения есть целая «группа» таких людей – стариков, инвалидов, – которых он опекает. Приезжает к ним, исповедует, причащает. Помогает продуктами, деньгами. Вот и часть той суммы, которую ему пожертвовал сын умершей женщины, он оставил родным мужчины.
– Их жизненная ситуация оказалась очень непростой, – говорил он. – Человек – инвалид, но «инвалидность» еще находится в процессе оформления. Потому что ногу не так давно отрезали. Это всё – документы, проволочки. Особенно сейчас у нас. Лекарства, памперсы стоят дорого. Это раньше семью можно было назвать состоятельной, а когда хозяин слег, всё сложно стало. И как они обрадовались деньгам, ты себе не представляешь! Потому что именно в этот день им нужно было покупать какое-то очень дорогое лекарство, на которое средств у них не было. А без него – никак. Смерть! Вот так Господь всё управил. Оставшиеся деньги я тоже на двух таких же «нищих» употребил.
* * *
Еще раньше отец Евгений рассказывал мне, что когда он отпевает людей, сподобившихся перед смертью исповедаться и причаститься, то в душе у него как будто бы Пасха наступает.
– И у самого усопшего и лик светлый, и даже улыбку на лице я видел. Еще такое бывает, когда отпеваешь какого-нибудь очень доброго, безотказного человека, «доброго самаритянина», часто даже не знаешь, что он таким был, если это не твой прихожанин, но прямо чувствуется благодать. Думаешь: «Да что ж такое?!» – Спросишь у родных, они и расскажут. И, знаешь, когда я ту женщину отпевал, которая без Исповеди и Причастия умерла, я тоже эту благодать почувствовал. А сын ее, который мне милостыню дал, сказал: «Это был самый красивый покойник, которого я видел». Посмотрел он на нее тогда, и сразу его отпустило – боль за то, что мать так к Богу и не пришла (хотя до конца никто не знает), что не исповедовалась, не причастилась – оставила его. На душе – такое умиротворение... Прямо от Бога. Хотя никто этого не ожидал. Мне кажется, что Господь утешение послал за деятельную веру ее родных. Потому, что каким бы человек ни был, за него переживали, молились о его спасении. Мать только умерла, сын с утра мне позвонил, не хотел с милостыней тянуть. И Господь Себя сразу проявил: дал ситуацию, на которую это нужно употребить. И пришел покой – и к живым, и к усопшей. Та жизнь – она ведь есть. И там для того, кто ушел, тоже правда открылась. Что ничего она сама сделать уже не может, как в жизни привыкла. И опираться ей больше не на кого – только на тех, кто ее любит здесь, на земле. И на Бога. Они здесь от Бога получили успокоение, а она получит там от любви своих ближних, которая для нее, возможно, стала откровением. Большим, чем было в этой жизни. Всё! Любовь восторжествовала! И победила смерть. Вот такая история. Она еще и о том, как важно молиться за своих ушедших родных. Очень важно! Это наша деятельная помощь им.
РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!