«Ван Гоги»: рецепт счастья от режиссера Сергея Ливнева

Алексей Реутский

Фильм Сергея Ливнева «Ван Гоги», только вышедший на широкий экран, антирифма лунгинского «Дирижера» (2012 г.). В центре обеих картин – отношения отца и сына. Правда, у Павла Лунгина покаяние к отцу приходит слишком поздно, а в «Ван Гогах» у обоих всё же есть шанс нащупать путь к примирению через мутный поток взаимных оскорблений и претензий. Антитезой происходящему в двух фильмах звучит прекрасная симфоническая музыка.
 
Малоизвестный художник Марк Гинзбург (Алексей Серебряков) всю жизнь живет с иголкой в голове, которую в младенчестве ему в порыве отчаяния после смерти жены от родов вонзил отец (Даниэль Ольбрыхский). Марк плетет из цветных веревок некие образы, которые в известной степени можно назвать новым словом в современном искусстве, пусть даже и в прикладном. Его творчество – дело вкуса, однако в ближайшей перспективе Марку обещают выставку, которая может принести ошеломляющий успех или, наоборот, полное разочарование. Творческий кризис и отсутствие признания загоняют Марка в тупик. И в минуту отчаяния он готов стать «апофеозом» своих странных инсталляций, подвешенных к потолку. Ему остается сделать всего лишь один шаг в небытие с петлей на шее, когда вторую, по сути, жизнь художнику дарит звонок отца. Прославленный дирижер Виктор Самуилович просит сына навестить его в далекой Риге, разорвав нить затянувшейся разлуки и тоски. И Марк отправляется в гости в свое прошлое.

С первых минут просмотра в душу проникают какой-то дискомфорт, невнятное беспокойство, мешающие полностью погрузиться в атмосферу драмы с ансамблем прекрасных актеров: наряду с Серебряковым и Ольбрыхским – Ольгой Остроумовой, Еленой Кореневой, Светланой Немоляевой и др.Но всё становится на свои места, когда понимаешь, что причина духовно-эстетического дискомфорта – сбитый фокус. Дело в том, что в «Ван Гогах» главная роль предназначалась для Серебрякова и писалась специально под него. А на деле получилось, что весь магнетизм, превращающий картину из рваных кусков в добротную мелодраму, исходит от Даниэля Ольбрыхского, которому эта роль досталась в последний момент перед съемками. Поэтому все актеры (за исключением блестящих эпизодов Ёлы Санько и Ольги Остроумовой) оживают только в лучах профессионального обаяния и мастерства польского маэстро, а сами по себе выглядят достаточно бледно. Поэтому, отдавая дань таланту Алексея Серебрякова, который органичен и самобытен во всех своих работах от «Афганского излома» (1991 г.) до «Адвоката» (2000 г.) и не к ночи помянутого «Левиафана» (2014 г.), приходится признать: роль рефлексирующего интеллигента пока не его амплуа.

Виктор Самуилович – выдающийся, импульсивный, избалованный публикой и поклонниками музыкант, привыкший, что все вокруг восхищаются талантом и подчиняются одному лишь его слову. За что и получает от сына ироничное обращение не иначе как «Ваше величество». Привыкший к славе, он нетщеславен, привыкший к деньгам, он нежаден, привыкший к красивой жизни, он не стал рабом комфорта. Он готов всех мирить, делиться со всеми своей радостью жизни и талантом. И даже, видя в сыне трутня, безбедно существующего за его счет, у которого в 52 года нет семьи, детей и стабильной работы, а есть одни лишь претензии и жестокосердие, он готов закрыть на это глаза. Лишь бы был рядом «Птицын серый», как он звал своего отпрыска в детстве. И поэтому искренне озадачен, почему на просьбу переехать жить к нему в отчий дом, где прошло детство Марка и есть все условия, в том числе и для творчества, тот отвечает резким отказом.

Сын же видит в Викторе Самуиловиче волевого циничного эгоиста, который лишил его такого желанного и ценного общения в детстве, скрывавшего, что его мать умерла от родов. И который бросил женщину, заменившую Марку мать в первые 4 года его жизни, увлекшись очередной юбкой. И не может этого простить.

«Я крутился как белка в колесе, носился всю жизнь как бобик, чтобы ты ни в чем не знал отказа! Я устраивал тебя в институт, оплачивал твоих репетиторов, отмазывал от армии! А теперь, когда мне нужна твоя помощь, у тебя, оказывается, "своя жизнь" и тебе плевать на отца!» – с горечью недоумевает Виктор Самуилович.

«Я  ни о чем тебя никогда не просил! Ты заставлял меня делать только то, что считал нужным ты, а не я! Поэтому я и сбежал от тебя на другой край земли! Я не знал отказа? Да тебя же никогда не было рядом, тебя всегда интересовала только твоя карьера! Ты плевал на то, что хочу я и какой я. И вот результат. Посмотри на меня! Ты доволен результатом?!» – в ответ кричит Марк.

Их экспрессивный диалог прерывается на короткое время во сне, который снится им обоим и где счастливые отец и сын проводят вместе время на берегу беспокойного моря бесконечное количество лет назад. Но стоит им проснуться, взаимная ненависть просыпается опять. И, может быть, безграничная мгла в их душах никогда не рассеялась, а Марк, разорвав отношения с отцом, вернулся в Израиль, продолжив страдать от своей безликой неустроенной жизни, если бы вдруг не узнал, что 79-летний Виктор Самуилович смертельно болен. С глаз Марка спадает пелена, перед ним вдруг предстает слабый больной беспомощный старик, нуждающийся, как и он сам, в простом и понятном чувстве – любви. И готовый сам дарить эту любовь другим в меру своих немощных сил.

И, чтобы откликнуться на это естественное чувство, Марку необходимо победить в своем сердце тупость, черствость, близорукость. Это режиссер старается показать символически. В частности, поза, в которой спит Марк, у психологов называется «позой эмбриона» и означает не только  признак отсутствия в детстве достаточной заботы и любви, но и подсознательную попытку отгородиться от всех, страдание от депрессии, пребывание в постоянном нервном напряжении.

Вырвать из этого страдания и напряжения Марка не способна даже любящая женщина, которая с нетерпением  ждет его в Израиле. Но ему проще расстаться с ней, чем полюбить ее, потому что любовь к другому – это всегда жертва, на которую Марк всё еще не способен. В его сердце любовь способна прорасти только от страха оказаться в абсолютном одиночестве, потеряв последнего близкого человека.

В картине Сергея Ливнева нет никаких открытий. Здесь очень слабая операторская работа, нас даже лишают возможности насладиться прекрасными видами Риги и библейскими – Святой Земли. Но, к счастью, волшебная сила искусства всё равно «работает», когда в попытке заглянуть в «потемки» чужой души вы вдруг оказываетесь в «потемках» своей собственной. И страдания чужого человека, его мучительный поиск решения нелегкой духовно-нравственной задачи вдруг оказываются вашими собственными страданиями и вашей собственной жизнью. Вдруг, помимо собственной воли, вы вспоминаете свое прощание с родителями, которого, собственно, и не было. Потому что они звали вас, а вы не откликнулись, хотели вас видеть, а вы отвернулись. И на следующий день их не стало. Не стало внезапно, навсегда лишив вас возможности сказать это пергаментное «прости». Что стоят теперь ваши обиды, похожие на предательство самых близких, родных людей? И кому оно теперь нужно, это «прости», летящее в ночной пустоте? 

Вместе с тем у этого фильма удивительно светлый финал. Вернувшись на Землю Обетованную после смерти отца, Марк открывает мастерскую для стариков, которых от безумия деменции отделяет только стамеска в руках. Этим нехитрым инструментом они с завидным упорством вырезают на деревянных досках то ли образ Ван Гога, то ли кого-то из своих близких, шепча ему то самое «прости». И мы видим, что в этой работе Марк нашел себя, тайна счастья открылась ему. Ее секрет прост: чтобы быть счастливым, нужно всего лишь научиться дарить свою любовь другим. Жаль только, что для осознания этого жизнь иногда требует слишком высокую цену.

Фото: kinopoisk.ru