Протоиерей Геннадий Заридзе

«Если человек реализует талант вне Бога –
он себя обкрадывает…»

* * * Теплотою Господь твоё сердце наполнит любя. Лишь за то, что решился вернуться под Отчий покров. День и ночь и весна и цветы – это всё для тебя, Это любящий Бог сотворил для заблудших сынов. Перламутром рассвет, наконец-то, в душе расцветёт. Незначительность лет перестанет за душу тянуть. Вот и вечность, а смерть-то всего лишь домой переход, А за ним наш Спасительный Град и серебряный путь! Протоиерей Геннадий Заридзе

Творчество воронежского священника Геннадия Заридзе – настоящее открытие для слушателей. До сих пор шесть дисков его песен выходили в Воронеже под псевдонимом «Странник».

Биолог по образованию, он долгие годы искал смысл жизни, изучал нейрофизиологию смерти, вместе с другими исследователями пытался доказать, что душа живёт после смерти. Работал на кафедре физиологии Воронежского университета, планировал написать диссертацию.

После тяжелейшей болезни, казалось бы, не оставлявшей шанса на жизнь, он понял: служение Богу, Который его помиловал и оставил на земле для покаяния, выше всего остального на свете. Став священником, старается жить с ощущением, что каждый день – подарок от Бога. Его духовный отец схиархимандрит Серафим (Мирчук) благословил его не оставлять творчество.

Песни отца Геннадия затрагивают самые сокровенные струны души современного человека, заблудившегося в грехах. Они просты и глубоки, как беседы, которые священник проводит в Покровском храме села Отрадное под Воронежем. Многим людям они подсказывают выход, необходимый человеку в трудной жизненной ситуации.

Тайна псевдонима «Странник»

– Отец Геннадий, вы давно пишете песни, ваше творчество очень хорошо знают в Воронеже. В этом городе у вас вышло шесть дисков песен под псевдонимом «Странник». Но под вашим настоящим именем – священник Геннадий Заридзе – читатели и слушатели узна́ют вас впервые. Расскажите, как вы пришли к творчеству? Были ли какие-то особые обстоятельства в вашей жизни, которые подвигли вас стать бардом такого необычного направления.

– Бардом я бы называться не хотел, хотя в молодости слушал, безусловно, бардовские песни и считал что это, в общем-то, вполне нормально. Ведь они так сильно отличались от обыденной социалистической культуры, которая господствовала в то время.

Ну, а к смыслу того, чем сейчас занимаюсь и живу, я пришёл так. Ещё в школе, учась в старших классах, я увлекался астрофизикой, сам делал телескопы и по ночам смотрел на звёздное небо. И когда видишь, например, галактику в созвездии Андромеды, самую близкую к нам, когда осознаёшь, что только свет от неё миллионы лет до нас летит, то начинаешь понимать: ты вообще – ничто, жизнь твоя не мгновение даже, а маленькая точка в пространстве, которая скоро исчезнет.

Вот тогда и стала возникать мысль: а, собственно, зачем в таком случае всё это нужно? Ведь всё пройдёт, всё закончится, в конце концов, всё равно я умру. Хоть сто лет проживу, а умирать всё равно придётся. Перспектива-то определена каждому.

Я стал усиленно думать об этом, хоть как-то пытался осознать смысл своего существования на земле. Отец у меня преподавал политэкономию и научный коммунизм в университете, и поэтому, естественно, о Боге у нас в доме речи не было. Мама преподавала русский язык и литературу. Иконы у неё были, но она прятала их в шкафу, в белье, чтобы никто из учеников и соседей не увидел. Если бы кто-нибудь написал жалобу, то её бы выгнали с работы. Это стало бы настоящей катастрофой, потому что, когда мне исполнилось 8 лет, отец нас оставил, и мама нас с сестрой воспитывала, растила, кормила одна.

Короче говоря, никакого представления о Боге у меня тогда просто не было, и жизнь казалась бессмысленной. Но в какой-то момент я понял, что душа всё-таки живёт после смерти, как, например, волна, на которой работает радиоприёмник: приёмник сломался, а волна существует. Точно так же – тело умрёт, а моё «я» продолжит существовать дальше.

Я очень хотел доказать научно, как именно душа живёт после смерти, поэтому поступил в университет на биофак. Профессор поначалу от меня отмахивался, но, в конце концов, допустил меня к научной деятельности в области нейрофизиологии, к операциям, где мы вживляли электроды бедным котам и считывали электромагнитные импульсы головного мозга под действием разных внешних раздражителей.

Но поскольку физиологию нервных импульсов в университете изучали недостаточно, я поехал в Питер, где в Институте мозга хотел найти хоть что-нибудь связанное с нейрофизиологией смерти. Познакомился с людьми, которые пытались доказать, что душа живёт после смерти. Эти исследования известны: в высокочастотных разрядах фотографировали умирающих людей, и в момент клинической смерти фиксировалось на плёнке, как от тела отделялась шарообразная структура диаметром в 10 сантиметров (учёные её называли информационно-энергетической) – и уходила вверх, существуя автономно.

Для меня тогда это представлялось очень важным и даже революционным, поскольку на фоне коммунистической идеологии вдруг услышать от кого-то, что «душа живёт после смерти» – было очень здорово! По окончании университета работал на кафедре физиологии, планировал написать диссертацию.

В детстве меня окрестили, но православной вере не научили. И когда начался поиск смысла жизни и по своей научной работе я начал общаться с сотрудниками питерского Института мозга, они подсказали, что существует множество теорий и представлений о жизни души после смерти. Это и область парапсихологии, и многие восточные учения. С их подачи я начал искать перспективу человеческой жизни в этой сфере. Но произошёл случай, перевернувший всю мою жизнь.

Каждый день – подарок от Бога

В одной из поездок (это случилось в апреле 1982 года) в поезде Воронеж–Москва я сильно застыл – до такой степени, что, когда возвратился в Воронеж, мне было уже совсем плохо, невыносимая головная боль не прекращалась ни на миг, её невозможно было ничем ослабить. Через неделю состояние ухудшилось, и меня повезли в реанимацию. В машине «скорой помощи» отключилось сознание, прекратились конвульсии. Когда меня привезли в больницу, тело было как бревно. Ничего из того, что происходило потом, я не помню и о случившемся со мной знаю по рассказу реанимационной медсестры.

А было так. Жене моей сказали, что надо готовить гроб, потому что по всем медицинским показателям выжить в такой ситуации человеку невозможно. Когда моё тело завезли на каталке в реанимационную палату, оно почти не подавало признаков жизни. Санитарам велели вывезти лежавший рядом на кровати окоченевший труп в морг, но вместо него они увезли меня.

Когда вернулась медсестра, заполнявшая документы, она расстроилась: нельзя увозить не остывшее ещё тело, надо было попытаться провести реанимацию. По её настоянию из морга меня вернули обратно. Прокололи спинной мозг, обнаружили пневмококковый менингоэнцефалит. В общем, разговора о дальнейшей моей жизни вообще не было. В качестве реанимационных процедур поставили капельницу с пенициллином, вывели катетер, привязали, как принято, к спинке койки, чтобы тело не билось.

Но… Вопреки всем прогнозам, на следующие сутки под утро я пришёл в сознание – в полной, стопроцентной уверенности, что «тот мир» есть! То, что Бог есть, я понял ещё будучи в сознании! Кроме того, я знал теперь совершенно точно, что «там» Бог решал вопрос: оставить меня на земле или не оставить. Конечно же, Господь сделал это по Своей великой милости, а не потому, что, как говорится, ты что-то там значишь. Нет, просто Он – любящий Отец – пожалел окаянного грешника и оставил на покаяние. Дал шанс.

– Батюшка, а почему появилась такая уверенность? Как вы ощутили, что Бог есть? Вам были даны какие-то откровения в предсмертном состоянии?

– Что Бог есть, я понял ещё до этого, когда искал смысл жизни, когда понял, что душа живёт после смерти. Но именно в этот момент у меня появилось абсолютное знание этого. Как именно всё это происходило, как «там» решали вопрос, оставить меня на земле или не оставить, я не могу объяснить словами. Почти всё случившееся для меня закрыто, осталось только чувство уверенности, что происходило нечто чрезвычайно важное… Вернулся я с ощущением огромной, непередаваемой радости на душе. Бог меня пожалел. Оставил на земле для покаяния! Знаете, вот так – открыли дверь и выпустили. И вот я тут – ура! – я жив, и головной боли больше нет вообще.

После «возвращения» организм стремительно восстановился, несмотря ни на что. Врачи ходили на меня смотреть как на какой-то «экспонат», им было удивительно: как это – я живой?

Я поработал на кафедре ещё немного, около года, потом ушёл, потому что уже не видел смысла в диссертации, она стала мне просто неинтересна. Не потому, что я был настроен против научной работы, а потому, что в тот момент понял: служение Богу, Который меня помиловал, выше всего остального на свете.

Хроматограф на кафедре появился, слава Богу.

Там не один десяток диссертаций написали с помощью этого оборудования. Ну, а я ушёл певчим в Казанский храм и стал подрабатывать художником-оформителем. Надо было как-то жить. Если бы я умер тогда, жена осталась бы одна с двумя детьми, но милостью Божией я живу после этого события уже 26 лет. Каждый день – подарок от Бога, потому что этого не заслуживаю, я знаю, что это просто милость Божия…

Когда исповедовался в первый раз, меня это потрясло. Исповедовал меня протоиерей Николай Седых, очень хороший священник, глубоко верующий человек, искренний перед Богом. Тогда я ничего не знал, да и книг никаких не было. Просто понимал, что надо покаяться перед Богом – и в том, что восточные учения, парапсихологию и всё подобное изучал, и во всём остальном, что мне подсказала совесть.

Когда священник меня разрешил от греха, ощущение было такое, будто бетонная плита свалилась с моих плеч. Мне стало так здорово, появилась лёгкость на душе. Когда я причащался, то тоже не понимал, что это – соединение с Богом, но знал, что происходит что-то самое важное, высшее, но что – до конца не мог осознать. После Причастия было ощущение, как будто маленький огонёк загорелся в сердце, сознание постепенно стало просветляться, и я начал понимать, что происходит в Церкви и зачем она нужна.

Отодвинув в сторону всё, что изучал до того, пытался с чистого листа осознать смысл бытия, то есть суть православной веры. Потихонечку, поэтапно, с помощью Святых Отцов, с помощью старцев. Слава Богу, отец Николай познакомил меня со схиархимандритом Макарием и со схиархимандритом Серафимом (Мирчуком), которые помогали мне на духовном пути и были моими духовными отцами.

Схиархимандрит Макарий (Болотов) служил в Виннице, позже жил под Оптиной пустынью. Он был прозорливым, вымаливал людей. У него было несколько тысяч духовных детей, за советом к нему приезжал даже член ЦК КПСС Яковлев, многие другие высокопоставленные лица. Вместе со схиархимандритом Серафимом в молодости он был изгнан из Почаевского монастыря (во время хрущёвских гонений на Церковь), они были духовные братья. Отец Серафим служил в Липецкой области, в селе Ожога, молитвенник был, человек очень любящий, очень опытный и высокий в духовной жизни, многие архиереи у него руководствовались – это я знаю точно.

Для того чтобы решиться идти служить Богу, я поехал по благословению отца Николая в Тбилиси, где жили моя бабушка и дедушка – на соседней улице с Александро-Невским храмом, в котором тогда служил владыка Зиновий, в схиме – схимитрополит Серафим (Мажуга). Это был старец из старцев, у него руководствовались глинские старцы, он был человек великой жизни. Именно он благословил меня на духовный путь, на священство. Именно от владыки я услышал, что надо учиться в семинарии. Но как? Ведь тогда «пробиться» в семинарию было почти невозможно: с высшим образованием не принимали – такое было жёсткое время. Но владыка Мефодий настоял, и я смог учиться в семинарии – все преграды словно рухнули после благословения старца.

В 1988 году на Покров был рукоположен в диаконы, а на Вербное Воскресение стал священником. Вот уже 20 лет в сане. До 1995 года служил в Покровском кафедральном соборе Воронежа. Владыка Мефодий благословил поработать зав. издательским отделом. Он сумел добиться разрешения на издание газеты «Воронежский епархиальный вестник», а потом в типографии «Московской правды» стали печатать его в виде журнала. На цветной обложке мы помещали икону, чтобы люди могли вырезать её и молиться – ведь икон тогда практически не было. Благословили заниматься и телепрограммами: «Православный собеседник» по 40 минут в прямом эфире, в записи на 41-м канале по 15 минут – «Слово, обращённое к душе». По субботам готовили десятиминутные радиопередачи в программе «Панорама». Тогда я и начал беседы проводить в разных аудиториях по православной антропологии.

А после инфаркта, в январе 1995 года, всю эту деятельность пришлось оставить. Позже, когда стало лучше со здоровьем, митрополит Мефодий дал мне благословение служить в Покровском храме села Отрадное, за окружной дорогой города. В тот храм мало кто ходил, а мне было спокойнее, потому что после болезни я большой нагрузки понести не мог... Ну, а сейчас в наш Покровский храм приходят те, кто меня помнят, знают, кому надо просто побеседовать. Время для этого стараюсь находить во что бы то ни стало – это очень важно. До шестидесяти человек в день иногда бывает. Приходят и домой побеседовать. Борщ для них готовлю, чай.

– Вы сами готовите борщ?

– После инфаркта поехал к отцу Макарию. Он меня благословил и говорит: «У меня послушание было на кухне в своё время в монастыре, вот и ты вари борщ». Ну, что ж – и варю. Бывает, по 10–12 литров. Говорят, что съедобно.

Некоторые думают, что я старчествую. Они ошибаются, я не старец и старца из себя не изображаю. Просто беседую с теми, кто спрашивает меня, просто служу, как могу, Богу. Стараюсь говорить обычным языком, от души, даже в проповедях, чтобы слово было понятным и легло на сердце.

Ещё занимаюсь стройкой. Схиархимандрит Серафим, мой духовный отец, всё время строил храмы, ну и мне приходится. Вернее, строит Господь, а я только стрелочник. Недавно митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий (Фомин) освятил, слава Богу, небольшой храм (человек на 500) Рождества Пресвятой Богородицы в селе Бабяково, построенный за 5 лет. Сам храм – в стиле XIV века, а иконы написаны в афонском стиле.

Теперь планируем устроить приют для беспризорных детей. Это нужно, прежде всего, нам самим. Задумайтесь – мы нормально едим? Да. Спим на постелях? Конечно. А эти детки живут на помойках, спят в подвалах, кушать им нечего. Это нечестно. Поэтому, я думаю, мы просто обязаны устроить для них приют.

Сначала я долго не решался начать, понимая, какие проблемы возникнут в дальнейшем: и строительные, и душевные, и духовные. Год думал. Потом поехал к одной схимнице. Но не успел спросить её, как она ответила:

– Раньше дети беспризорные жили около храмов…

После этого все вопросы отпали сами собой. Взял благословение у митрополита Сергия. Сейчас уже заканчиваем строительство 4-го этажа будущего приюта семейного типа: планируется, что при каждой патронажной маме будут находиться 5–6 детей. Именно такая структура наиболее подходит для того, чтобы дети росли без дедовщины и всяких глупостей, распространённых в детдомах. А то, что дети около храма будут расти, даёт нам надежду, что из будущих воспитанников выйдет толк.

Столбовая дорога человечества сплошь заставлена крестами, на которых распяты его пророки.
Фёдор Абрамов

Может быть, даже мастерские для детей создадим, чтобы ремеслу учились.

Случается, конечно, что ни денег, ни материалов нет. Но в какой-то момент Господь посылает и людей, и всё необходимое. Вот уже и храм Георгия Победоносца возведён для деток. Осталось полы и иконостас доделать. Это опять же не моя заслуга, это только Господь может, потому что человек не в силах такое сделать сам, я это по своему опыту знаю.

Кому нужны песни?

– Батюшка, а песни вы начали писать уже будучи священником?

– Нет, намного раньше, когда ещё учился в университете. И произошло это так. После первого курса у меня возникла идея повезти однокурсников на Урал и пройти там пешеходным маршрутом вдоль рек Яйвы и Косьвы. Сейчас я прекрасно понимаю: это была безумная идея – тайга в тех местах совершенно непроходимая.

Но тогда я, подогреваемый юношеским энтузиазмом, пришёл в городской клуб туристов и потребовал маршрутную книжку. Опытные туристы посоветовали мне прежде куда-нибудь сходить для тренировки. И с группой спелеологов я поехал в Абхазию, в горы. Там научился спускаться по верёвкам в пещеры, прошли мы несколько пещер. Спелеологи на категорию сдавали, а я просто вместе с ними везде ходил – мне было интересно. И в одной из пещер я застрял – верёвка попала в щель. Пещера эта имела вид огромной колбы глубиной 32 метра и называлась «Кабаний провал». Верёвка застряла в тот момент, когда я спускался через узкую горловину, – и вот завис в воздухе.

В таком состоянии хорошо переосмысливается жизнь. Тогда я и написал первую песню. Помню только начальные её строчки: «Это вовсе не дождь, это бьётся в пещере вода, по провалам сочится, в скале вырезая узор, лишь страховка и Бог могут знать, оборвутся когда и верёвка, и жизнь – и с пещерой начавшийся спор». Потом были и другие песни – менее пессимистические, я их практически не помню, они все утрачены. Но писать я продолжал и после того, как побывал при смерти.

Когда в 1988 году меня рукоположили, я поехал к схиархимандриту Серафиму:

– Батюшка, благословите, – я перестану писать песни. Кому это нужно? Всё-таки я в священном сане – и буду на гитаре бренчать…

Он помолчал, помолился и говорит:

– Нет, пиши.

Я заспорил было:

– Батюшка, зачем «пиши-то»?
– Нет, пиши – и всё.

Странно это мне было. Не хотелось писать, я и не писал ничего лет десять – с 1988 года. Ну, а где-то году в 1999-м ко мне привели одного человека, который во мне, скажем так, что-то всколыхнул. Был он неоязычник, и на «Радио-101» в прямом эфире хулил Христа. Очень мне не понравилось его появление.

У него же было желание поговорить со священником, но не потому, что он хотел обратиться к вере, к Богу – нет, для того лишь, чтобы «приватизировать» одну молодую барышню. Ему было за 40 лет, а знакомая его была 18-летней девочкой, и она сказала, что согласна только на венчание. А он-то – не верит, он отрёкся от Христа: как же он вдруг пойдёт венчаться?! Вот у него и возник вопрос: может ли он, оставаясь язычником, повенчаться с той девушкой. Мой ответ был, что венчание его возможно только после покаяния и обращения к Христу.

Ну, меня это очень, конечно, разозлило, я расстроился и написал по этому поводу песню. После чего они начали писаться.

Одну из песен я написал по рассказу моего духовного отца Макария – о том, как его постригали в схиму глинские старцы во главе с владыкой Зиновием. Это произошло в Тбилиси, ему тогда ещё не было и тридцати лет. Старцы привели его в алтарь, поставили около престола на колени и говорят: «Теперь проси у Бога...» О том, что он просил, я написал песню «Постриг в схиму».

Собрались старцы у престола для постриженья молодого
И, Бога возблагодаря, учили в стенах алтаря:
Пока пребудешь в мире грешном, не осуди его, конечно,
Проси даров у Бога Сил, чтоб ты побольше слёз пролил.
Проси гоненья и хулы, и поношенья без вины,
Проси восстания врагов, проси обидных горьких слов.
Проси, чтоб предали друзья, чтоб оплевали, да зазря.
За коих Бога умолил, пускай клевещут, что есть сил.
И за твоих духовных чад пусть на тебя восстанет ад,
Пускай болезни посетят и до земли тебя склонят
За то, что борешься со злом, пусть называют колдуном,
За девство кличут любодеем, а за молитву – ворожеем.
Пусть скажут, что в гробу летаешь, что золото в мешках таскаешь,
Пускай побьют и подожгут, пусть мусор на тебя метут.
Когда пройдёшь все испытанья, получишь слёзы покаянья,
Любовь к Небесному Отцу – Он приведёт тебя к венцу.

– И вот теперь у вас шесть дисков… Вы рассматриваете их как часть пастырского служения?

– Я снова и снова задавал себе вопрос – надо ли писать? Переспрашивал у одной старицы:

– Может, всё-таки не стоит писать?
– Нет, надо, – получил ответ.
– Благословите…
Недавно ещё раз переспросил у одного схимника и снова услышал:
– Надо.

– Ну, а сами-то вы, батюшка, когда к вам приходят творческие люди, благословляете их продолжать заниматься творчеством?

– Человек должен сам ощутить, осознать, зачем он пишет. Как говорится, если можешь не писать – не пиши. В этом есть смысл. Когда ты творишь от избытка сердца – это одно, и совсем другое дело, когда не от сердца, тогда начинается «горе от ума»: песню (пусть даже на православную тему) вымучиваешь, выкручиваешь, делаешь из неё какое-то чучело. Она уже не живая, она от рождения мёртвая, это не песня, это манекен, такую лучше не писать.

Ко мне разные музыканты приходят. Была в своё время такая группа «Скорая помощь». Её лидер, автор и солист Володя Скрябин, бывший афганец, написал много песен на эту тему. Одевался как «металлист», ездил с группой по всей России. Пришёл как-то раз с одним с вопросом – и Господь начал ему открываться. Слава Богу, сейчас он православный христианин, прихожанин нашего храма, и вся его семья верующая.

В своё время ко мне приезжал Александр Непомнящий. Он пел бард-рок, начинал с песен, «украшенных» матом. Но был очень хорошим человеком, искренним, и весь негатив был у него по молодости, по духовной неопытности. Именно в нашем храме он в первый раз причастился, считал меня своим духовным отцом. Я его благословил учиться в Тихоновском богословском институте. Он начал писать православные песни – так что даже некоторые его прежние поклонники удивлялись.

Не так давно он умер от опухоли мозга. Многие его очень жалели. Но это был его путь, на котором он выкристаллизовал свою веру, глубоко утвердился в Православии. Одна из его последних песен была про грядущее время антихриста. Тяжёлая для восприятия песня, но очень правдивая.

Приезжала на исповедь известная актриса Марина Звонарёва.

Господь видит искренность человека и, несмотря на его трудные поиски себя, даёт ему возможность преобразить жизнь….

– Батюшка, а вы выступаете иногда перед публикой?

– Нет, не выступаю. Один раз только по благословению владыки Сергия я пел без фонограммы на площади в день Славянской письменности и культуры. Это была песня «Весенний шум неугомонных птиц с весенним ветром к жизни призывает…»

Иногда пою что-то своим духовным чадам. Вообще-то я не люблю это дело – публичность. Всегда чувствую себя странником, стараюсь быть в тени. Но раз уж архиерей благословил, то надо исполнять послушание. Вы настаивали на размещении моей фотографии в книге издательства «Даниловский благовестник» и на диске, хотели раскрыть, кто скрывается под псевдонимом «Странник». Желания на это у меня не было, но, чтобы не творить свою волю, спросил, как поступить, у нашего правящего архиерея – митрополита Сергия, а он благословил и фотографии печатать, и фамилию, имя и отчество написать. Вот – исполняю благословение Владыки.

Искусство должно таить в своей глубине молитву о преображении твари…
ПротоиерейСергий Булгаков

Творчество – это тоже молитва

– Батюшка, а что такое талант, по-вашему?

– Я думаю, что каждому человеку даётся от Бога возможность развить себя изнутри. Но кто-то этого хочет, а кто-то нет. Могут быть, конечно, генетические задатки, но Господь может открыть сердце человеческое – и оно начнёт менее искажённо воспринимать благодать, радость и знание, которые даёт Господь для того, чтобы люди, по-русски говоря, не оскотинились здесь, на земле.

Талант, конечно же, есть у каждого. Притчу о талантах помните в Евангелии? Там всё сказано. У кого-то один, а у кого-то и пять – по возможности понести эти дары.

– Талант обязательно должен быть посвящён Богу?

– Понимаете, если у человека есть какой-то талант, а он его реализует вне Бога, он себя обкрадывает, потому что не понимает, откуда это на самом деле, для чего.

Люди могут по-разному себя проявлять, это всё вполне понятно. Нашу свободную волю Бог никогда не уничижает. Но талант всё же – это дар Божий. Можно направить его в разные стороны, как сказано в Священном Писании: человек из доброго сердца выносит доброе сокровище, а из злого сердца выносит злое сокровище. Заметьте: тоже сокровище, только злое. Бывают люди очень умные, но с абсолютно холодным и злым сердцем.

– А есть такое расхожее мнение, что талантливому человеку труднее прийти к Богу, если он не воспитан в вере. Из-за гордости труднее. Это так?

– Гордость – штука дьявольская. Это та самая зараза, которая инфицировала всё человечество при грехопадении и уничтожает его до сих пор. Потому и конец света произойдёт, что гордость возрастёт и иссякнет в людях любовь – по мере умножения греха. Поэтому любовь – это антагонизм гордости. Если у человека есть гордость, то любви нет, чем бы он ни прикрывался.

Когда человек понимает, что талант – это не его достоинство, когда он не выпячивается, не пытается из себя что-то строить, тогда – это нормально. Когда же он на волне таланта пытается показать себя, как в народе говорят, «на рубль дороже», чем другие, тогда – трагедия. Человек деградирует, у него, кстати, пропадает творческое начало, и он начинает писать схематичные вещи, совершенно неживые. Хотя при этом он может плескаться на волнах своей славы.

У меня есть песня об этом. «Кто ищет славы человеческой, тот славы Божьей не найдёт. Кто по стихиям мира мечется, посеет страсть и смерть пожнёт…»

– Батюшка, а насколько молитва помогает вам творить?

Отвечу одной из песен, написанной в 1984 году:

Тихо теплится лампада пред иконою моей,
Нет ни копоти, ни смрада, нет ни шума, ни людей.
Тихо теплится молитва, мой сердечный огонёк,
Раскроила жизни бритва тишину на сто дорог.
Я иду своей дорогой, путь во мраке, мир во зле.
Дай мне, Боже, в этой драке оказаться на седле.
Сердца высвети подвалы, дай любовь Твою понять,
Озаряет все завалы Воскресенья благодать.
В этой маленькой молитве весь я, Боже, пред Тобой.
Помоги в житейской битве – впереди нелёгкий бой.

Молюсь ли я перед тем, как взять в руки гитару? Стараюсь молиться. Господь как нам говорит? Непрестанно молитесь и за всё благодарите. Если ты не молишься и не благодаришь Бога – то нет смысла вообще что-то писать, потому что всё становится пустым, мертвенным, духовно несостоятельным…

– А мне кажется, что творчество, внутренне обращённое к Богу, – это тоже молитва. Есть, правда, среди ревнителей не по разуму предрассудок, что культура, дескать, от беса.

– Нет, не всякая культура от беса. Талант – это дар Божий. Как он может помешать молитве, если человек прославляет своего Творца?

О Боже, Боже, Свет Святой,
О Боже дивный, милосердный!
Неиссякаемой рукой
Ты щедро даруешь безмерно
С Небесной длани тем, кто ждёт
Небесных и земных щедрот.
Ты никого не забываешь
И всех всегда благословляешь
На жизни добрые года.
Ты – весь для всех
И навсегда!

Молитва это или не молитва?

Бывает, конечно, дьявольское извращение таланта, но это уже не культура.

– Батюшка, а как рождаются темы ваших песен? Многие из них направлены как раз против бесовщины в культуре, например, песни про «душегубы-города», про театр.

– Да, есть такая песня – про театр, и есть те, кто меня за неё осуждает, хотя некоторые мне говорили, что пришли к Богу именно через неё. Говорят, что они вдруг почувствовали: фальшь и ложь не должны быть рядом с искренним отношением к Богу. В театре же иногда игра заменяет жизнь. Нет, я не противник театральной культуры – в ней есть очень хорошие вещи, но есть такие (и их много, к сожалению), что людей соблазняют и делают их как бы мёртвыми: те выходят из театральных стен наполненные страстями, которые их просто губят. Об этом написана песня: «Вы любите театр, где вычурно и страстно на сцене обезьянничают жизнь». Человек может при этом быть артистичным, изъясняться витиевато и даже красиво, но часто в этом нет любви, а там, где нет любви, там нет Бога, нет живого чувства. Ценности подменяются. Искусство гибнет.

Песня «Эх, война-война, поле мёртвое» – это не только о земной войне, но и той, о которой писал Достоевский: дьявол с Богом борется, и поле битвы – сердце человеческое.

Разные люди приходят в наш храм: и те, кто попал в секту, и экстрасенсы всякие, и колдуны приходят каяться иногда... Жалко каждого человека, невозможно жалко. «Сколько обречённо одиноких…» – пою об этих людях. Им, «без вести пропавшим» в сектах, им, «не нашедшим брода», посвящена песня «Кораблекрушение». Ну и нам всем, конечно. Потому что все мы спасаемся на обломках корабля.

Должен сказать, что многие песни у меня невесёлые. Но не потому, что я хочу ввести кого-то в грусть и безысходность. Мне кажется, порой через это можно увидеть выход, необходимый человеку в трудной жизненной ситуации. Мне люди говорят: вот послушали песню – и вроде легче стало, ободрились немного, свет в конце тоннеля забрезжил… Кто-то покается, кто-то захочет образ жизни поменять. Мои духовные отцы благословили меня утешать людей.

В песне «В преддверье войны всё так же заботливы птицы» есть страшные слова: «И солнце так светит, как будто успело умыться слезами и потом всех тех, кто погибнет потом». Но есть ведь и смысл этих скорбей: «И дело не в том, кому выгодно грязное дело, а в том, что России нельзя от Христа отступать».

Очень люблю Святую землю, «по которой ходил Господь и Собой её освятил». У меня несколько песен об Иерусалиме, о Христе, «не любимом вельможами за искренность и простоту».

– А вы смотрели фильм «Страсти Христовы»?

– Нет. Не смотрел.

– Слишком больно?

– Я думаю – не очень полезно. Как я понял из рассказов тех, кто его видел, там страдание показано на чисто телесном уровне, фильм просто оглушает человека, а духовный подвиг там не показан. Может быть, я несовременный, но я не могу такое смотреть.

– А какая музыка, поэзия находят отклик в вашей душе?

– Бах. Токката и фуга ре-минор – это очень глубокая вещь, в ней отражается бесконечность мироздания. Нравятся произведения Чайковского, Рахманинова, Вивальди. Нравятся стихи и проза Майкова, Лермонтова, Пушкина, Чехова, Достоевского, написанные единым дыханием. Нравится всё, что пробуждает душу, в том числе и современное. А более конкретно? Знаете, у меня, наверное, какое-то отвлечённое восприятие. Я почему-то, к сожалению, не запоминаю авторов. Так же, как никогда не замечаю, во что одет человек, какая у него причёска, как он выглядит. Я помню душу, чувствую её – и всё. Не могу объяснить этого. Просто душа мне как-то интересней, чем остальное.

– Батюшка, на исповеди у вас бывает довольно много людей. Как вам кажется, какие самые главные проблемы у современного человека?

– Люди зациклены на себе. На своём пьянстве, эгоизме, отсутствии любви и боязни поверить в Бога до конца, предать себя в руки Божии. Если бы не это, всё было бы хорошо. Но как трудно разглядеть внутри себя маленькую «пружинку» самости, которая мешает человеку развернуться всем сердцем к Богу.

– И что вы советуете таким людям?

– Почти все мои советы – в песнях. Да и в беседах говорю почти то же самое. Как поётся в одной из песен, «надо сердце чисто вымести для Божественной любви…» Не могу оторвать одно от другого. Это такое состояние души. Хоть я и говорил, что у каждой песни своя преамбула, – я не «делаю» их специально. Просто так думаю, просто это у меня в сердце.

– Батюшка, певица Елена Камбурова была в Воронеже и встречалась с вами. Вас с ней связывает какое-то духовное родство?

– Да, приезжала она ко мне в гости. Борщом её кормил, было дело. Она просто послушала песни, некоторые ей понравились, захотела их спеть. Несколько текстов взяла.

Я не был в её театре песни, но думаю, что это очень искренний театр. По состоянию её души можно понять это. Она сама – человек искренний, очень скромный. Мне очень понравилось то, что она простая, ничего из себя не строит, не выпячивается ничем – она какая есть, такая и есть. Это так здорово!

– А что именно понравилось Камбуровой?

– «Несомненно, что скоро закончится дождь и мороз,
И, конечно, сквозь серость прорежется солнечный луч…»

– Батюшка, спаси вас Господь. Думается, эти строки можно воспринять как напутствие. А вам – дай Бог сил для такой миссионерской работы. Дай Бог много песен на всю Россию!

– Пусть воля Божия будет! Как угодно Богу, пусть так и будет.

Интервью подготовили Алла Добросоцких и Екатерина Орлова