Чужая боль

Юлия Кулакова

– А я считаю, что сочувствие тоже должно быть... в рамках! – говорила Светлана какой-то женщине в пестром платочке, стоя у входа в храм.  – А то так можно всякое начать поощрять. Эта новая мода ныть и себя жалеть...

Светлана крупная, дородная, а женщина маленькая, как Дюймовочка. Со стороны может показаться, что она Светлане от страха кивает. Смешно. Но Ирина, проходя мимо них, и сама машинально кивнула. Да потому что надоело! Вот стоишь ты, например, на службе. Чтобы не мешать новым людям проходить – отходишь в сторону. А там – лавки! И вот все дружно топчутся у этих лавок. И всем надо сесть, никто постоять не хочет. От тетушек, у которых на огород хватает сил, а на постоять на службе уже и нету, – до мальчишек, которые только там могут достать тайком от матери телефон. Ну сколько в церкви настоящих больных-то сидит, спрашивается? Батюшка возглашает «Господу помолимся» – а мы ждем, когда место сесть освободится, прямо не служба для нас, а игра в лишний стул, честное слово. Кто быстрее усядется. А где уселся – там и поболтать надо с кем-нибудь рядом сидящим, одно шу-шу-шу в результате и слышно. Безобразие! Как про праведников или просто про старые времена книгу возьмешь – так там только и читаешь, как все стояли на молитве не шелохнувшись от начала до конца. А в наше время – видели бы они. Впрочем – и видят же, с Небес. Стыдобище.

Взять хоть ее, Ирину. Ей вот сколько ходить приходится? На работу, с работы, по работе. Походы в магазин она не считает, все же для себя одной закупается, считай – баловство. Молодая была – на пробежки каждое утро себя выгоняла, сейчас вот разленилась, надо хоть ходить по утрам начать. Старые бабули и то с палками этими для скандинавской или какой там ходьбы выбираются ни свет ни заря в сквер. Сначала Ирина посмеивалась: ни дать ни взять с лыжными палками люди бродят. А сейчас уже и призадумалась... но это все так, попутные мысли. Суть в том, что и после рабочей недели Ирина стоит как свечечка на службе. А не пятой точкой на скамейке толкается. Неизвестно, конечно, про что там Светлана говорила, но когда некоторые прихожаночки, не будем пальцем показывать, смотрят не на иконы всю Литургию, а на лавку умильным взглядом, ища, кто сдастся и им место уступит, – это клоунада какая-то, прости, Господи, а не молитва. И лучше б им никто не уступал. А то вон, например, бабушка Вера такая есть. Кто-то пошутил, что у бабушки Веры крепка только вера, а плоть там уже – в чем душа держится. Ее внучка приводит к началу службы и сажает на специально принесенный стульчик. И уходит! Мало того, что Богу не помолится сама, так еще и не знает, что бабушка ее очень быстро уступает этот стульчик вот таким вот «высматривающим». И стоит сама, за стеночку держась. А тем, кто сидит, и не стыдно.

Придя домой, Ирина первым делом зажгла лампадку и затеплила свечку. Только свечка почему-то очень быстро начала крениться в сторону, а потом и совсем потухла и склонилась до самой полки. То ли жаркий день был, то ли плохие свечи кое-где делать начали. «Кругом безобразие», – подумала тогда Ирина.

* * *

Ночью она проснулась от сильной боли в ноге. Даже закричала. Попыталась встать – боль усилилась. Ирина долго растирала ногу-предательницу, но лучше не становилось. Попыталась внушить себе, что это случайность, а бояться о здоровье – баловство. Кое-как доползла до аптечки, выпила обезболивающее и через какое-то время забылась сном.

Проснулась поздно. В первое утро долгожданного отпуска это бы и не страшно. Вот только боль никуда не делась.

Ирина перетерпела и этот день, и следующий. Плакала от бессилия, ругала себя за «грех саможаления» и снова плакала. Написала Светлане просьбу о молитве. Получила в ответ пожелание не поддаваться гордыне и смиренно терпеть болезнь. Ей-то хорошо, она-то здорова как бык. Или как стадо быков. Всхлипнув, написала такую же просьбу знакомой монахине, сестре одной из прихожанок. И получила ответ: «Немедленно к врачу!»

«Вот тебе и духовность», – сказала бы она в другой раз. Но в этот – задумалась и полезла искать свои документы. Уж очень было больно. А сестра Екатерина, словно провидя ее смущение, переслала ей несколько цитат из писем святых людей, где черным по белому значилось: в болезни надо обращаться к врачу, лечиться и выполнять его предписания – это и будет правильно. Кое-что и она сама помнила из книг, например – слова Феофана Затворника: «Докторов Бог дал, и к ним обращаться Божия есть воля». И, конечно, из Писания, из книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова: «...и дай место врачу, ибо и его создал Господь, и да не удаляется он от тебя, ибо он нужен» (Сир. 38:12). Сколько читала, весь шкаф книгами заставлен – а всегда считала, что это – вот то, что житейских дел касается – это не про нее, это для кого-то другого. Для более слабых, которым не до духовного, которые о телесном только заботятся.

Ирина вздохнула и начала собираться к доктору.

* * *

В клинике ей, как ни странно, понравилось. Уже у больничных стен она вдохнула свежий воздух: врачи принимали в здании, которое когда-то было профилакторием, вокруг росли деревья, в основном яблони, которые были просто усыпаны яблоками. Густой яблочный запах стоял в воздухе. Очень рано в этом году стали красными ягоды рябины, вовсю алел барбарис. На ветках сосенки суетилась рыжая толстуха-белка с пушистым серым хвостиком, Ирина даже засмеялась. В самом здании – чисто и светло, ее быстро проводили к хирургу, затем на обследование, и затем – вновь к врачу.

Новости, однако, оказались не очень радостными. Как выяснилось, болезнь прогрессировала давно и только ждала повода развернуться во всей красе. Что дало этот повод – теперь уж не разберешься. Лечение грозило стать длительным, а результат виделся пока что туманным. На глаза Ирины навернулись слезы. А еще ее рассердили слова доктора про то, что к нему приходит с подобными случаями очень много людей и ее возраста, и даже совсем молодых.

– Да как же! – не сдержалась она. – Вон все по улицам здоровые бегают, ни у кого ничего не болит!

А доктор, поправив начинающую седеть бороду, спросил ее:

– А откуда вы знаете, что не болит? Не все ж вам расскажут о своей боли.

И Ирина замолчала. Она представила, как пациенты этого врача, мужчины и женщины, каждый день выходят из дома, едут на работу, на учебу. И им больно. Они берут с собой таблетки, после работы едут на уколы или делают их себе сами. А в автобусе некуда сесть, а сядешь – так вот такая, как Ирина, если и не скажет – то подумает про них: лодыри, лишь бы куда примоститься, только у старушек и беременных место отнимают...

Выйдя от доктора, она села на скамейку. Похоже, ей было о чем поразмыслить. Не иначе как и о вразумлении ее помолилась сестра Екатерина, а не только о здравии.

Поодаль послышались приглушенные всхлипы. Ирина обернулась. Женщина с сухим, морщинистым лицом смотрела перед собой в пол. А рядом с ней всхлипывала очень похожая на нее, но совсем молодая девчонка, уронив личико в ладони. Джинсы эти, «рваные» по моде, рюкзачок с какими-то значками – и костыли рядом с лавкой.

Эх, Светлана... рассуждения твои про «сочувствие в рамках» и саможаление... Ирина подошла к матери и дочери:

– Могу я чем-нибудь помочь?

* * *

Они обязательно соберут Танечке на операцию. Всем миром. Потому что оставлять человека в беде – нельзя. Ирина по дороге писала всем знакомым и малознакомым, просила передать информацию дальше. Она уже верила, что люди помогут, а главное – поможет Господь. Который сострадал и исцелял, живя среди нас грешных на земле.

В трамвае она внимательно вглядывалась в людей. Все были словно погружены в себя, в свои заботы. Никогда раньше не задумывалась она так серьезно о боли другого человека. А вот Господь и научил. Научил через ее собственную боль. Получается, что иначе, другим способом – она бы и не поняла?

Вспомнился случай, рассказанный некогда той же сестрой Екатериной. Какая-то женщина с ящиками рассады однажды в автобусе начала кричать на молодую девушку, что, мол, расселась тут, пожилых не пускает на их законные места. Девушка смиренно встала, зацепилась за ящик подолом юбки – и открылось, что нога девушки забинтована. Тетенька с рассадой замолчала на полуслове. Тогда Ирина посетовала: вот какая неумная тетенька, и кричит, и осуждает! А насколько осудливее оказалась, в результате, сама Ирина, сколько осуждала людей в храме с этими несчастными «лавками». Кто-то, может, и по лени там заседает вместо молитвы – но разве это Иринино дело? А скольким, наверное, действительно было тяжело стоять по болезни. Теперь и про Ирину, когда та будет искать себе место, кто-то, возможно, будет думать плохо... ну и пусть. Главное – перед Господом не грешить. В этот день она как раз открыла книгу Премудрости Иисуса, сына Сирахова, чтобы прочесть слова о врачах непосредственно на странице Библии. И прочла и следующую за той, известной по брошюрам, строку: «Но кто согрешает пред Сотворившим его, да впадет в руки врача!» (Сир. 38:15) Вот... вот она и «впала». С осуждением-то своим и несострадательностью. Разумеется, далеко не все люди болеют «по грехам», о чем и Сам Спаситель говорил нам (ср. Ин.9:3). Но Ирине-то, увы, есть в чем покаяться.

* * *

В этот раз на Литургии Ирина заняла «почетное» сидячее место под иконой преподобного Серафима Саровского. Непривычно было, перед людьми неудобно, но тут даже батюшка на исповеди велел: «Смиряйся!» И Анна Михайловна, которая, наверное, с основания храма сидела на этом самом месте, уступила его без разговоров: «Иди садись, болящая ты наша!» Обращение оказалось неприятным для Ирины. Но это, как сказала бы почему-то отсутствовавшая нынче Светлана, вот уж точно была гордыня.

Ближе к концу службы в храм зашел неизвестный парень. Наверное – ровесник Тани из клиники. Заметно хромая, он добрался до середины храма и встал у стены.

«Даже с милостыни подавай милостыню», – вспомнились Ирине чьи-то слова. И она оглянулась на образ святого Серафима – который был изображен на этой иконе, по традиции, с палочкой в руке, – встала, коснулась руки молодого человека. И когда тот обернулся, сказала ему:

– Садитесь, пожалуйста.

 

 


РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!