Николай Ге. На грани земного и Небесного

Одни признавали его гениальным мастером, другие подвергали жестокой критике. Его картины или очень нравились, или вызывали недоумение, а порой и негодование, хотя даже сам император Александр II приобрел одну из них. Горячие споры о работах этого художника Павел Третьяков резюмировал так: «Окончательно решить может только время». Речь идет о великом русском художнике Николае Николаевиче Ге, чье творчество, бесспорно, выдержало это испытание временем. 27 февраля исполнилось 188 лет со дня его рождения, и мне хочется познакомить наших читателей с некоторыми картинами из знаменитого «Страстного цикла» полотен художника об Иисусе Христе…

Каждое посещение Третьяковской галереи для меня очень радостное событие. Встречи с любимыми полотнами неизменно дарят эстетический восторг, замечательное настроение и вдохновение. А еще каждый раз я открываю для себя нечто новое, хотя, казалось бы, вдоль и поперек исхожены все залы. Видимо, прекрасные картины мы воспринимаем по-разному в зависимости от настроения, возраста и даже времени года. 

Конечно, неповторимый христианский колорит придают экспозиции Третьяковки замечательные творения на библейские темы. Многих русских художников вдохновлял образ Спасителя. Во второй половине XIX века к нему обращались Крамской и Поленов, Нестеров и Перов. Им принадлежит большое количество прекрасных работ, полюбоваться многими из которых можно в Третьяковской галерее.

Очередным открытием, подаренным  Третьяковкой, стали для меня и замечательные картины Николая Ге. Более 20 интереснейших полотен художника представлены в отдельном уютном зале. Я вошла в него, привлеченная большим темным полотном на стене.  Первым ощущением было удивление, тут же сменившееся восхищением: какое мастерство создать законченный образ одними лишь оттенками черного, сотнями оттенков!

Удивительное впечатление оставляет эта, казалось бы, мрачная, картина. Меня потянуло к ней с большой силой, хотя и не сразу было понятно, о чем она, но очевидно, что о великом и вечном. Пронзительный лунный свет увлек в ночной сад, и хотя не прочитано еще ее название, а уже нет сомнений, что это за сад и Чья одинокая фигура наполнена драматизмом и огромной духовной силой одновременно. 

Николай Николаевич Ге. «В Гефсиманском саду». 1869–1880-е, холст, масло. Москва, Государственная Третьяковская галерея

«Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты», – зазвучала в моей голове молитва Спасителя в Гефсиманском саду, заслонив от всего внешнего и полностью погрузив в случившееся более 2000 лет назад. Холодный лунный свет, едва освещающий лицо Христа, затмил электрическую яркость зала. Образ Спасителя, опустившегося в молитве на колени, завораживает. Невозможно отвести взгляд от Его лика, полного решимости и готовности к испытаниям. Вспомнились строчки из Пастернака:

Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.

Замысел картины «В Гефсиманском саду» художник вынашивал и реализовывал более десяти лет (с 1869 по 1880 годы). В итоге родился шедевр, именно родился, так как мастер «писал картины душой» без эскизов и набросков. При жизни Ге полотно выставлялось на закрытых показах, его считали гениальным те, кому удалось понять глубину замысла автора, и ругали те, для кого важным было каноническое изображение Господа. 

Рядом еще одна, созданная в 1891 году, картина «Страстного цикла» – очень яркая, несмотря на то, что снова черно-серая. Она об ученике, что  предал Учителя, об Иуде. Но называется не «Предательство», как можно было бы подумать, а  «Совесть. Иуда». Неожиданно, но, на мой взгляд, очень глубоко и тонко.

Николай Николаевич Ге. «Совесть. Иуда». 1891, холст, масло. Москва, Государственная Третьяковская галерея

Мало кто из художников решался изображать Иуду...

Снова мертвенный лунный свет. Одинокая фигура человека на пустынной дороге обращена лицом к теряющимся в ночи стражникам. Они уводят Того, Кто был предан. Всё.  Событий не обратить вспять, даже если о них очень сожалеть.

Через изображенного со спины Иуду, внешность которого «не представляла никакого интереса», художник стремился «выразить его душу», терзаемую раскаянием и горестью от невозможности изменить произошедшее. Лаконичный, даже невнятный силуэт пронзительно сообщает о непреодолимой пропасти между верностью и предательством и очень точно передает психологическое состояние души, терзаемой чувством вины. Центральную часть полотна занимает гнетущая пустота, но ее смысловая роль мастерски выдержана художником: нет для души более страшного испытания и потери, чем потеря Бога, отлучения от Него. Раскаяние терзает Иуду, но далеко уже Иисус, схваченный стражниками, во всех смыслах очень далеко.  

А вот на картине «Что есть истина? Христос и Пилат» (1890 год) сюжет замечательно передан точной игрой света, цвета и тени. Меня заинтересовало, почему в луче света изображен именно Пилат, а не Иисус. Казалось бы, чего проще и понятнее: свет – добро, а тьма – зло. Но картины Ге при всей их лаконичной экспрессии несут  гораздо более глубокий смысл. Пилат – символ мирской силы, уверенный в силе власти. Яркий, даже режущий глаза луч, высвечивающий его фигуру, видимо, свидетельствует именно об этом, равно как и жест, не подразумевающий возражения и мнения, отличного от его собственного, а так же поза – спиной к зрителю... В противовес –истерзанная, изможденная фигура Христа, стоящего в тени, облаченная в грязный рваный хитон жертвенно-красного цвета. Именно она вызвала резкую критику и даже обиду верующих, считавших, что Христос должен изображаться совершенным внешне. Но как Он мог выглядеть, измученный пытками и допросами? Какие чувства должен вызывать? Конечно же, искреннее человеческое сострадание и сочувствие. Но ведь на контрасте – лицо Спасителя! И что какие-то лохмотья в сравнении с ним! Его взгляд, полный душевной силы и мужества, вот главное в картине. А еще – безграничность Божественного, ведь не зря образ исполнен несколько размыто, как бы вписан в окружающую обстановку. Красноречивы даже детали картины, например красная напольная плитка, формой и цветом напоминающая капли запекшейся крови...

Николай Николаевич Ге. «Что есть истина? Христос и Пилат». 1890, холст, масло. Москва, Государственная Третьяковская галерея

Многие критики упрекали Николая Ге в том, что весь его «Страстной цикл» очень мрачен и «не оставляет никакой надежды на бессмертие», но со мной случилось иначе, ведь все мы помним, что «самая темная ночь бывает перед рассветом»!

И вот он, долгожданный рассвет, на картине «Вестники воскресения» (1867 год). На горизонте восходит солнце, и в свете его лучей словно парит над Голгофой окрыленная Мария Магдалина, неся людям радостную весть о Воскресении. А в правом углу – фигуры палачей, удаляющихся с места казни. Они во мраке, в их душах – тьма, и они не способны  увидеть восходящего солнца, потому что повернуты к нему спиной. Но раздавленная Светом мгла тает, торопливо унося с собой свидетельства земных мук и бед Господа: мучителей, свершивших зло, и поверженные кресты… «Мертвы, хотя и живы, потому что свидетельствуют о Христе», – пояснил Николай Ге решение сделать их центром композиции. Наступил Рассвет, и художник взял в руки палитру живых ярких красок! Вот она, эта укрепившаяся вера в Воскресение!

Николай Николаевич Ге. «Вестники воскресения». 1867, холст, масло. Москва, Государственная Третьяковская галерея

В «Страстном цикле» художником создано десять полотен, и мне очень хочется в следующих «экскурсиях» рассказать и о них нашим читателям.

Уникальность творчества Николая Ге созвучна его непростой жизни, полной контрастов, глубокого духовного и душевного поиска: он физик и художник, русский и француз, помещик и бедняк, гениальный и отвергнутый, но всегда честный, человечный и верный себе.

В зале Николая Ге я встретила группу туристов, для которых проводили экскурсию на французском языке. Неудивительно, ведь своей необычной фамилией художник обязан деду-французу, перебравшемуся в Россию в XVIII веке. Отец же художника, тоже Николай, родился уже в России, а 27 февраля 1831 года в Воронеже появился на свет и будущий великий художник. Николай в младенчестве лишился матери, которая умерла от холеры. По настоянию отца, женившегося во второй раз и  не имевшего возможности да и пылкого желания заниматься воспитанием сыновей, заботы о маленьком Коле были поручены  няне из крепостных. Возможно, именно «женское» воспитание и сформировало характер мальчика, чувствительный и отзывчивый. Няня привила ему и умение сострадать тем, кого жестоко и несправедливо наказывают. 

Коля с детства проявлял способности к рисованию, но после окончания гимназии в Киеве, куда переехала семья, по совету отца поступил на физико-математический факультет Киевского университета. Позже он продолжил учебу в Петербурге, переехав к старшему брату (драматургу Ивану Ге). Кумиром молодого Ге, обожавшего живопись, был художник Карл Брюллов. Именно поэтому Николай так радовался переезду в столицу и возможности прикоснуться к творчеству великого мастера. «Приехал, увидел "Помпею" – не могу наглядеться!» – писал он о первом «свидании» с полотном Брюллова. В итоге «искусство перетянуло», и через год Николай оставил математику и поступил в Академию художеств, мечтая учиться у «великолепного Карла». К сожалению, Брюллов умер в 1852 году и мечте юного живописца не суждено было осуществиться. Но, обладая замечательной способностью видеть в жизни хорошую сторону, Николай наслаждался и учебой, и самой академией: «Дорогое здание! Сколько радости, правды, простоты, ума, гениальности жило здесь!»

Семь лет академии увенчались получением  Большой золотой медали в 1857 году за работу «Саул у Аэндорской волшебницы» и правом поездки в Европу за счет учебного заведения. В Риме произошла судьбоносная встреча Николая Ге с Александром Ивановым, и именно с этого времени в его творчестве появляются работы на библейские темы.

Правда, общественное мнение XIX века не готово было принять форму его живописи, которая, на мой взгляд, как раз мастерски подчеркивает глубину сюжетов. Именно экспрессия «Страстного цикла» стала смысловой кульминацией творчества Ге, перешедшего к ней от академического классицизма. Таким образом, Ге – бесспорный новатор экспрессионизма в русской живописи, а религиозные сюжеты полотен  только усилили эту экспрессию. Восхищает и то, как мудро справлялся художник с обидой от того, что многие его картины в силу субъективного неприятия не допускались к выставкам или удалялись с показов.

Религиозные картины художника позволяют не просто получить знания о библейских событиях, какие несут зрителям большинство канонических иллюстраций на эти темы. Его манера письма делает нас участниками этих событий, несет эмоции, ощущения и понимание глубины, значимости и актуальности того, что происходило более 2000 лет назад. Возможно, именно поэтому для работ Ге выделен в Третьяковке отдельный, несколько обособленный зал, атмосфера которого переносит посетителей в события на Святой Земле.

Такому погружению в сюжет способствует и подход художника к созданию композиции, необычное видение первого плана. Это некое пространство, наполненное глубиной, которое сложно изобразить, а можно только понять и почувствовать. Оно грань земного и Небесного, света и тьмы, добра и зла, заблуждений и истины, верности и предательства. Это место для мыслящего зрителя, который становится участником сюжета, ищет и получает ответ на вечный вопрос «что есть истина?»

Виктория Михайлова