Осенние беседы

Юлия Кулакова

–  Ой. Простите.

Смешной такой почти-подросток, в веснушках. Иногда кажется, что время детей с веснушками и непокорными вихрами давно ушло, осталось где-то там, в советских фильмах. Или в журнале «Ералаш». А вот поди ж ты – живой «ералаш» тут стоит.

–  Ничего, ничего, –  Вика потерла локоть, ушибленный дверью.
–  Да не ничего, –  по-взрослому вздохнул Артем. – Синяк будет. У меня был от такого же. Холод приложить надо!
–  Успеется! Как мама-то? Давно ее не видела.
–  Мама норм, работает.
–  «Норм». Слова у вас интересные сейчас.
–  А у вас как говорили? «Нормалек»? Хе, это я в фильме каком-то старом видел, мама включала.
–  Ну, я так не говорила, –  засмеялась Вика.  – Можешь у своей мамы спросить, знаешь что?..
–  Не, не могу пока ничего спросить, –  помотал головой Артем.  – Она пока на меня злится.

Он явно передумал идти домой, сел на лавку у подъезда и вздохнул. Вика тоже остановилась: магазин точно никуда не убежит, а тут человек переживает. Викины оба сына выросли, но когда они вот так вот «садились на лавку» –  она всегда откладывала все дела, чтобы их выслушать. И когда им было пять лет, и когда пятнадцать, и когда двадцать.

–  Теть Вик, вот вы тоже верующая. Вот смотрите. Я у нее спросил: вот зачем она святому молится? А она говорит – чтобы он Богу передал. А я ей говорю: странно получается, а прямо Богу нельзя сказать? Или это как с ботами в телефоне: позовите оператора, позовите оператора...

Вика еле сдержала смех.

–  Ну вот, вам смешно, а ей нет. Говорит, что я кощунник.
–  Да нет, ты не кощунник, просто... ну не все со всем можно сравнивать. Вот если бы кто дорогого тебе человека сравнил с тем же роботом, ты бы что сделал?
–  Ну... Хм. Вроде так-то не обидно, ну робот и робот, но я б разозлился.
–  Потому что дорог он тебе, этот человек. И так сравнить – будто бы принизить. Даже если это просто неудачное слово и ничего плохого в виду никто не имел.
–  Вот точно, ага. Но я правда ничего плохого не хотел сказать!
–  Так на то человек и словесное существо, чтоб слова выбирать. Слова разные есть, и стили есть. Вас этому в школе не учили?
–  Про что?
–  Вот смотри. У меня была подруга. И когда нам надо было в школе написать краткий пересказ повести, она написала такую фразу: «Рассказчик ломанулся к двери...»

Артем прыснул.

–  Ага, значит – такое понимаешь. А есть целые произведения, комедийные, где смешное состоит в том, что простые грубые люди вдруг начинают говорить между собой словами из торжественных гимнов. Или наоборот: греческие олимпийские боги – а общаются как уличные торговки.
–  Правда? А покажете? Вот про богов которое!
–  Ага, вот и ты заинтересовался именно про торговок, а не наоборот. А вы ...классицизм еще не проходили? Ну, тогда вам и расскажут, что такие произведения многие считали безнравственными. Потому что возвышать, пусть и для смеха, –  можно, а снижать – не надо, это огрубляет человека, приучает и в великом и красивом искать низкое.
–  Это вы что-то на умном завернули, –  отреагировал Артем.
–  Можно и проще: если все вокруг говорят плохо и только о плохом – то и ты скоро будешь, скорее всего, делать так же. А потом начнешь и в хорошем плохое искать. А если уж специально тебе начнут внушать, что хорошее – это плохое, то скоро ничего хорошего как будто вокруг и не останется.
–  А, понял. Это нам как раз говорили. Только про другое. Чтобы мы не матерились. Потому что, сказали, стоит начать – и всё больше будешь, как всякая плохая привычка. И все вокруг грязным будет казаться...
–  ...раз ты это «всё» для себя такими словами замарал, это точно. Иногда, как мне в детстве говорили, не улица грязная, а окно, через которое смотришь, немытое.
–  Вот вы тоже про окно! Мама как раз сказала: ты грешник и к Богу как через закрытое окно кричишь, да еще и грязное, а святой рядом стоит с Богом и Ему говорит, потому надо молиться святому, а он передаст. А я говорю: ты же говорила, что Бог нас всегда слышит!
–  Бог-то нас всегда слышит. Но – может, Он хочет, чтобы ты, наконец, помыл свое окно и  открыл форточку? Свежий воздух впустил. А пока не впустил –  святые помогут.
–  А зачем им за нас молиться?
–  А зачем ты за маму молишься?
–  А откуда вы... я ж не говорил, что молюсь. Я и в храм не хожу.
–  А потому что любишь.
–  Ну да. Папа говорит, что баловство все это, Церковь. А мама говорит – они нас любят, Бог, и Богородица, и святые. Я не знаю, кто прав, но – пусть ведь любят, правда?
–  Артемий! – послышался из окна четвертого этажа голос матери мальчика. «Как в старые времена», –  снова подумалось Вике. Кто-то еще зовет ребенка домой из окна, а не по телефону. Как чудесно.
–  Зовут, –  Артем развел руками. – Пойду. Заодно извинюсь, что про святого так сказал. А про богов, которые как торговки – потом дадите ссылку, где почитать?

* * *

«Плохой из меня катехизатор», –  думала Вика. Смешалось у нее, понимаете ли, и про античных богов, и про литературу... Можно было, конечно, процитировать Писание, Ветхий Завет, где Сам Господь указывал на молитвы праведных. ... раб Мой Иов помолится за вас, ибо только лице его Я приму, дабы не отвергнуть вас (Иов. 42.8) Или –  Авимелеха Господь направляет к Аврааму за молитвой (ср. Быт.20). Но что из этого убедило бы Артема? Конечно, Господь и так нас слышит. Но Он хочет, чтобы мы могли прибегнуть к тем, кто прожил настоящую жизнь в Нем. И любовь проявить, и доверие к настоящему святому. И осознать, как именно надо жить и действовать. Конечно, и грешнику молиться можно и нужно, и Господь его примет в этой молитве. Но в обращении к святому нам дается возможность проявить и смирение, и, опять же, доверие, в том числе к опыту подвижника, как праведного и как старшего, опытного, –  как редко такое у нас уже встречается в жизни, а? Никому не верим, никого не слушаем, никто для нас не авторитет. А любовь – это, в общественном мнении, или только для самых родных, или для «полового вопроса». Лишний раз вспомнишь шутку про «общественное мнение – это мнение тех, кого не спрашивали». Какие же просторы огромные дает нам и на земле Церковь, чтоб выразить себя, свою душу, искренне, свободно! Любовь к ближним, – и тем, кто на земле, и тем, кто уже у Господа, то есть к святым. Сострадание, сочувствие, сопереживание. Вот сколько этих «со-», преодолевающих беды современности, изоляцию и одиночество.

Викины размышления прервал шум на улице. Она открыла окно (кажется, пора помыть, пока теплые дни стоят). Увидела, что Артем и еще пара мальчишек стоят во дворе и озираются по сторонам.

–  Что случилось? –  крикнула она.
–  Кошка у Андрея сбежала! Ищем! Помогите нам!

Вика окинула взглядом двор. Потом сходила за впервые в жизни приобретенными на днях очками и посмотрела еще раз. И как хотите, но сразу увидела в желтеющей листве дерева у второго подъезда рыжий хвост. Она быстро вышла из дома, подошла к соседнему подъезду, сбросив обувь забралась на лавку и схватила беглянку, которая как раз примостилась на нижней ветке. Толстая пушистая кошка лениво взглянула на Вику и сказала ленивое «мау».

–  Она?
–  Она-а-а! – радостно закричали Артем и Андрей.

Кошке, казалось, все равно было где сидеть: на дереве, на руках у Вики или в крепких объятиях Андрея едва ли не вниз головой. Даже не верилось, что это насквозь домашнее существо умудрилось убежать на улицу. Счастливый хозяин помчался домой, еще один мальчик увязался за ним, а к Вике подбежал Артем.

–  Вот смотри, –  без вступления начала Вика.  – Вот ты почему меня позвал помочь?
–  Ну...чтоб больше людей искало. Ну и вы старше. Вроде как опытнее.
–  В поисках кошек?!
–  Смотри, –  сквозь смех продолжила она. – Ты даже чтобы кошку найти – попросил меня. И других. А я вашу пропажу увидела потому, что сверху смотрела. А из двора я бы тоже ничего не увидела. Вот и...  
–  Это вы про молитву к святым так объясняете, да? – прищурился Артем.  – Что и других позвать на помощь, и тех, кто – ну, выше... А я, кстати, молился! Андрюшка чуть не ревел, он эту кошку уж очень любит. Я и попросил сразу всех святых помочь, как мама часто просит. Но они не совсем сами помогли, а через вас.
–  А я-то думаю – почему так легко увидела этот хвост на дереве! А оказывается – чудом!
–  Смешное какое-то чудо получается. Про хвост. Вот почему тогда я просил – их, а помогли – вы? Могли же мне показать, где она. Или Андрюхе.
–  А вот не знаю, –  честно сказала Вика. – Я же сейчас радуюсь вместе с вами, что кошка нашлась? Радуюсь. Может, святые угодники просто порадовать меня хотели.
–  А разве так бывает?
–  Конечно. Еще как. Дарить радость, утешение – это очень даже святое дело. Честное слово.
–  А если я у священника спрошу – он подтвердит? – хитро посмотрел Артем.
–  Спроси обязательно. А когда это ты у него спрашивать собрался?
–  Да вот думаю на исповедь пойти. А то... ну вот то, что рассказывал, ругаюсь иногда. И еще кое-что. В общем, есть что сказать. Я ж на исповеди в последний раз был в семь лет.
–  Тогда же, когда и в первый? Понятно. Пусть все пройдет хорошо!
–  А потом вы мне книжку покажете, помните? И кстати – а есть святые, которым про литературу молятся?
–  Это как – про литературу?
–  А мне двойку поставили по литературе. За стихи. Я, конечно, могу опять сразу всех святых попросить. Но есть же кто-нибудь, кто с книгами связан, – ну, может, книжки писал? Стихи там?
–  Кассия Гимнописица, –  не задумавшись, выпалила Вика. – И как раз скоро ее праздник.

Артем записал имя святой куда-то в телефон (Вика подозревала, что не без нескольких ошибок) и убежал, а Вика решила прогуляться. Да, можно было сказать Артему, что каждый святой «связан с книгами». Точнее – с Книгой. Но – уж как сказалось. И святая Кассия, наверное, будет рада помочь ее соседу. Особенно, если он приложит старания и выучит уроки.

Ветер был легким,  желтые листья потихоньку облетали с деревьев, приземляясь на траву с каким-то особенно теплым звуком. Вика вспоминала, как в такую же осень она начинала учебу на любимом факультете словесности в институте. По такой же первой хрустящей под ногами листве начинала ходить в храм, будучи уже взрослой. А когда-то, еще в детстве, в такой же нежный листопад выходила во двор с книгой. Тогда она была смешной девочкой: косички, веснушки, в руках книжки. А сейчас не только мальчишки во дворе, но и друзья сыновей зовут ее «тетя Вика». И у нее в домашнем иконостасе первая слева икона на верхней полочке – образ любимой святой, преподобной Кассии.


РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!