Сила креста. Быль земная

Иеродиакон Никон (Муртазов)

Иеродиакон Никон (Муртазов) родился в 1939 году в верующей крестьянской семье в прикамском селе Ново-Шешминек. В раннем детстве он перенес тяжелую болезнь, которая надолго приковала его к постели. Не имея возможности посещать школу, обучался на дому. Как пишет отец Никон в одном из своих рассказов, соседская девочка приносила ему задания на дом, а выполненные им уроки относила учителям.

После школы окончил заочный Народный универси­тет искусств им. Крупской, а в 1979 году – Московскую Духовную Семинарию. Долгое время служил диаконом в Пюхтицком женском монас­тыре в Эстонии. Будучи иконописцем, созда­вал иконостасы в Иоанновском монастыре на реке Карповке, в часовне блаженной Ксе­нии на Смоленском кладбище, в других хра­мах и монастырях. Некоторое время жил в Печерах Псковских, служил диаконом в эстонском храме святой великомученицы Варвары. В 1999 году жил трудником на Святой Земле, где был пострижен в монашество с именем Никона. Сейчас живет в Петербурге, в монастыре Иоанна Кронштадтского.

В рассказах отца Никона вид­на самая главная черта христианина – любовь к людям. «Что заставило меня писать? – размышляет автор, – Единственно любовь к Богу и человеку, желание помочь людям через чудо познать величие и власть Творца, познать истину, которая делает человека свободным от плена страстей и примиряет нас с Богом». публикует издательство «Даниловский Благовестник».

Сосед

Теплым майским утром кончилась, наконец, долгая тяжелая война. По нашей улице шли поодиночке усталые, покрытые дорожной пылью солдаты. Они возвращались в свои родные дома, чтобы начать новую мирную жизнь. Но их, вернувшихся, было не­много. Большинство ушедших на фронт домой не пришли.

Не пришел и мой отец, погибший в городе Торопце под Великими Луками еще в начале войны. Даже после по­лучения похоронки моей бабушке Мар­фе не верилось, что ее сына Вани нет в живых.

В молодости родилось у нее несколь­ко детей, но все они рано умерли. Воз­можно, умер бы, заболев оспой, и Ваня, будущий мой отец, если бы не свозила она его по совету людей к чу­дотворной Сарсазской иконе Божией Матери. На источнике Ваня и получил исцеление, но оспа сильно повредила лицо и глаза.

Мать и бабушка ждали отца всю вой­ну, не теряя надежды. В то майское утро, когда шли домой солдаты, я ви­дел, как бабушка Марфа, припав к рус­ской печке, горько плакала.

Вернулся с фронта сосед Семен и тут же принялся за дело. Стал рабо­тать кузнецом, ремонтируя сеялки, веялки, жатки, плуги и молотилки. Ра­боты хватало всем.

Помню, у матери на занавеске висе­ла новенькая медаль за трудовые зас­луги в тылу. Меня, маленького маль­чишку, интересовало все, в том числе и эта медаль, не дававшая и минуты покоя. Я прицепил ее на грудь и, пока матери не было дома, носил, любуясь собою в зеркало. Носил, пока не сломал ко­лечко. Испугавшись гнева матери, я побежал к дяде Семе в кузницу пока­зывать сломанную медаль, просить починить ее поскорее, до возвращения мамы. Мужики рассмеялись над моим горем: «Экий забавный малец, с ме­далью в кузницу пришел». Но помочь обещали.

Вечером я сам зашел к дяде Семену за медалью. На радостях я схватил ее и сунул в карман. А когда пришел до­мой, то сразу опять огорчился. Вмес­то колечка дядя Семен приделал не­большую цепочку, и желтенький кругляшок смешно на ней болтался. Я не смел уже больше его просить и куда-то засунул медаль. «С глаз долой – из сердца вон», как говорится. Так и за­былась эта история.

Дядя Семен прожил после возвраще­ния с фронта недолго. Тяжелая жизнь, голод, недостаток сделали свое дело – он умер, оставив сиротами троих детей. Всем он запомнился как добрый, отзывчивый человек. И мама мо­лилась о нем, ежедневно утром поми­нала вслух. Молилась и о других, так что с годами синодик увеличился на­столько, что однажды мама решила со­кратить этот список: «А выброшу-ка я и имя Семена. Кто он мне такой? Со­сед, да и только... И так много лет по­минала, чего уж теперь?»

Село наше стояло у подножия горы, а на горочке, за храмом, было боль­шое кладбище, на котором и был по­хоронен Семен. Когда мать впервые не помолилась за соседа, в ту же ночь он ей приснился спускающимся с горы. Мать его спрашивает: «Семен, есть ли польза тебе от молитвы? Я решила более тебя не поминать». Семен грус­тно посмотрел на нее и ответил: «Большая мне польза, когда молишься…»

До самой смерти поминала мама доброго Семена, ведь, действительно, – у Бога мертвых нет.

Дед

Как-то летним вечером я взял любимый фотоаппарат и пошел по дорожке к монас­тырскому кладбищу, откуда откры­вался удивительный вид на обитель, озаренную последними лучами ухо­дящего солнца. В природе было так же тихо, как у меня на душе, лишь кузнечики звенели в траве. А вот и могилы сестер, и часовня-усыпаль­ница блаженного старца Стефана, с любовью сложенная из красного кирпича добрым человеком полве­ка назад.

Рядом с часовней стояла скамей­ка, на которой сидел старый дед и что-то писал дрожащей рукой в толстую тетрадь. Я поклонился ему со словами: «Бог в помощь», – и занялся приготовлением съемки. Надо было спешить, пока еще не зашло солнце и не потухли краски на крестах, куполах, стенах, листве... Окончив работу, я неспешно подошел к скамейке и сел рядом с дедом.

– Откуда приехали? – спросил я его, зная, что он нездешний. Всех здешних эстонцев и русских за мно­гие годы я уже знал в лицо.

– С Урала, из Миасса, – ответил он. – Хорошо, благодатно у вас здесь, – продолжал дед. – Один источник чего стоит. А какие храмы, какое пение, какие сестры у вас – трудолюбивые, добрые, приветли­вые. Не зря Сама Царица Небесная эту Пюхтицкую гору Своим уделом избрала и всех достойных призва­ла. А сюда, на кладбище, я пришел записать в свой помянник всех усопших монахинь, мирских и батю­шек, которые покоятся здесь. – Он показал тетрадь. – Видишь, какой у меня синодик толстый. Везде, где я ни бываю, записываю усопших, и когда помянешь их, – тихо и отрад­но, умильно станет на душе. Как-то в одном монастыре поленился всех записать, так в ту же ночь во сне вижу: стою на кладбище, и от могил, к которым я не подходил, слышу голоса: «А нас-то забыл записать». Прослезился я и стал записывать всех. Я поминаю, а Господь Сам знает тех, у которых и табличек нет или записи стерлись от времени.

– Давно вы стали странничать и поминать усопших?

– Как на пенсию вышел, так и повлекло меня по святым местам, к моей давнишней мечте. А об усоп­ших молюсь еще с Магнитогорской ссылки, где я провел много лет. Гос­подь спас меня от смерти. Много умирало нашего брата, и немногие вернулись домой. Однажды видел я чудное виденье. Помню, гнали нас этапом на работу, и я с тоской в душе обратился к Богу: «Господи, неужели Ты не примешь души раб Своих, которые страдают здесь, умирают без исповеди и принятия Святых Твоих Таинств?» И только я это в душе своей произнес – взгля­нул на небо, а оно все усыпано ли­ками. Куда ни посмотришь, везде светлые лики со светозарными вен­цами на главах. Смотрел и не мог насмотреться, пока кто-то грубо не толкнул меня в спину: «Иди, что ус­тавился?» Я опустил глаза, а ког­да вновь поднял их, на небе уже ни­чего не было. Видимо, Господь показал мне, что никто не забыт во Царствии Его. Это видение укрепи­ло мой дух, и я благодушно, с благо­дарностью к Богу переносил все тя­жести ссылки. Вот тогда-то я и на­чал молиться обо всех, кто был со мной рядом. А потом полюбил мо­настырские кладбища, где так мно­го лежит святых – известных и не­известных подвижников, и молит­венников за род наш, и я верю, что они так же молятся за меня.

Закончив свой рассказ, дед встал, выпрямился и, осенив себя крестным знамением, попрощался со мной, побрел по дорожке, ведущей к ближним хуторам. Я подумал: «Слава Богу, есть еще на Русской земле такие подвижники благочес­тия и молитвенники, как этот дед».

Святое оконце

Окна... Как много их в нашем городе: больших и маленьких, высоких и совсем низеньких. Но ни одно из них не волнует так сердце верующего человека, как одно маленькое подвальное оконце с крестом в Иоанновском женском монастыре, что на реке Карповка. Сколько людей побывало здесь! Сколько горячих очистительных слез пролито на холодный асфальт в тайной сердечной молитве с надеждой на исцеление, вразумление и получение помощи. Чем же таким особенным вот уже около ста лет привлекает к себе это оконце, приходящих к нему людей?

Там, за толстой стеной фундамента монастырского храма-усыпальницы, под спудом покоятся мощи святого праведного Иоанна Кронштадтского. Так было раньше и так есть теперь, и по вере своей люди получают от дорогого праведника просимое, потому что, как поется в акафисте, Сама Царица Небесная назвала его в видении милейшим чадом Отца Небесного. И хотя уже десять лет прошло с тех пор, как открыт этот славный, благодатный монастырь, православные, верные прошлому своих родителей, до сих пор не проходят мимо этого святого оконца: они молятся здесь, кладут цветы и поклоны и только потом идут в храм.

Земная жизнь полна скорбей, бед и лишений. И православная душа спешит сюда за помощью к дорогому Батюшке. Как был при жизни, так и по преставлении своем, он дорог всем верующим. И праведник с высоты Небесной видит наши слезы и слышит шепот сердечных горячих молитв прибегающих к нему за помощью, и спешит исполнить их, если это угодно Господу Богу и спасительно для души.

Вот и Анна, старая заслуженная учительница из прибалтийского городка, пришла сюда обремененная тяжелой духовной ношей: никак ей не удается исповедаться в грехах своих. Хотя детство ее было безгрешным и светлым, потом закрутила жизнь и пошла по иным, жестким и немилосердным законам земного бытия. Лишь выйдя на пенсию, Анна стала чаще ходить в храм и молиться Богу. Вера-то в ней жила с детских лет и теплилась неугасаемой лампадкой всю жизнь: она тайно молилась, творила добрые дела, передавала деньги на свечи в церковь, через людей заказывала панихиды, молебны. Только вот с исповедью не получалось. А кто-то из верующих в храме сказал ей, что исповедоваться теперь надо за всю жизнь, начиная с самого раннего детства. Да где же тут все вспомнить!.. Дневников она никогда не вела, в отличие от беса-искусителя: он-то все помнит, все видел, все знает о ней. Только милосердие Божие спасает нас от отчаяния. Ладно уж, в больших грехах хотя бы покаяться.

Но как только стала ходить в церковь, новое искушение навалилось: стал лукавый смущать Анну бранными словами, особенно на молитве. Вот лезут неотступно в голову ругательные слова, чего раньше за собой не замечала. Это вражье насилие смущало ее душу, и она пошла на исповедь и все рассказала батюшке. А тот выслушал ее и говорит вслух при всех стоящих рядом: «Чему же ты, Анна, детей учила, коли сама ругаешься?» Храм маленький, все прихожане знают ее, стыдно стало Анне, и она от смущения тут же молча ушла, не получив разрешительной молитвы. Ах, как сильно болела ее душа!

Однажды поехала Анна через Петербург к своей сестре в город Калач Воронежской области. Она часто ездила в гости, но в тот раз решила сначала зайти в Иоанновский монастырь. Вот подошла она к заветному оконцу, вокруг ни души, все прихожане спешили в храм на исповедь. Она стояла одна и плакала, прося у дорогого Батюшки Иоанна прощения и помощи, да указать ей священника, которому она могла бы рассказать всю свою жизнь. Причастников в храме в большие праздники много, будет ли какой священник слушать ее. А времени у нее оставалось мало.

Анна по лестнице поднялась в храм. Там как раз начиналась исповедь. Батюшек было трое. Среди них (или это только показалось ей?) будто сам Иоанн Кронштадтский. Женщина не поверила своим глазам, опустила их, потерла руками и снова взглянула. Да, это несомненно он. «Пойду к нему на исповедь», – решила она и оказалась первой в группе причастников. Батюшка словно знал все ее прошлое и настоящее, строго, но с любовью напоминал ее грехи по всем заповедям. Она только рыдала от нахлынувших чувств покаяния и подтверждала дрожащим голосом свои беззакония. Батюшка напомнил даже те грехи, о которых она давно забыла, и грехи, которые она стеснялась произнести. Как близок дорогой Батюшка к людям и знает все наши немощи и недуги!

После разрешительной молитвы, получив от Батюшки благословение, Анна отошла в сторону и, обернувшись, удивилась. Вместо Батюшки Иоанна стоял молодой священник и принимал исповедь следующего исповедника. Так святой Иоанн Кронштадтский утешил Анну своей любовью и разрешил ее грехи своим явным участием. С радостным сердцем, с легкой душой стояла Анна в храме и думала, как много у Бога милости. Дивен Бог во святых своих! Бог Израилев!