Новый Иерусалим: как мечта Патриарха стала явью

Сергей Викторов

17 августа православный мир поминает одного из самых незаурядных и противоречивых церковных деятелей в истории России Патриарха Никона (1605–1681). Обычно в такие дни  принято говорить о его церковной реформе, расколовшей Русь на многие столетия, или о тысячах фанатичных ревнителей старины, которые предпочли гореть в раскольничьих скитах, чем хотя бы на йоту отступить от заветов предков, или о том, как печально закончилась жизнь великого церковного реформатора. Но в этот раз мы решили рассказать читателям об уникальном рукотворном памятнике, который Патриарх Никон воздвиг в Подмосковье во славу всей Русской Православной Церкви и самой Руси, –  Ново-Иерусалимском монастыре. 

Воскресенский Ново-Иерусалимский ставропигиальный мужской монастырь давно уже стал удивительным и одновременно уникальным религиозным центром и историко-художественным памятником исключительной значимости, каким-то чудом дошедший до нас. Этот монастырь был задуман Патриархом Никоном, прежде всего, для утверждения – в камне и на века – судьбоносной идеи «Москва – Третий Рим и четвертому не бывать!» Новый Иерусалим своей красотой, совершенством художественных форм и максимальной приближенностью к историческому оригиналу должен был прославлять православие и Россию с ее столицей Москвой, простым людям историей своего создания и существования доказывать неоспоримую силу духовных ценностей над материальными богатствами, а сильным мира сего – царям, правителям и боярам – демонстрировать всю тщетность и иллюзорность земной власти перед Божественной.

…Обычно дорога из Москвы в Иерусалим занимала не меньше трех месяцев и таила множество опасностей. Они преследовали путников и паломников еще на территории Руси, власти которой никак не могли избавить свои дороги от многочисленных «гулящих людей». Потом путь шел через Киев, который из «матери городов русских» превратился в глухую провинцию, а оттуда – через «окраинные» земли», беззащитные перед постоянными набегами крымчаков, дальше на юг.

Путешественник начинал чувствовать себя в безопасности лишь тогда, когда въезжал на территорию Османской империи. Закон о веротерпимости еще со времен султана Сулеймана Великолепного надежно охранял «чужестранцев» и «иноверцев» от посягательств разного рода мздоимцев и грабителей. Только передвигаться по османской территории следовало в монашеской рясе или другом одеянии, показывающим принадлежность путника к православной вере. Любые попытки скрыться за обычной одеждой или переодеться в мусульманское одеяние (например, торговца или дервиша) могли быть расценены властями как шпионаж в пользу вражеского государства со всеми вытекающими из этого  последствиями.

В Константинополе путешественник должен был пересесть на судно, которое ежедневно отправлялось в Бейрут – главный порт тогдашнего Ближнего Востока, и уже оттуда, присоседившись к одному из караванов, добраться до Иерусалима. Вполне понятно, что на подобное путешествие в те суровые времена могли отважиться только единицы.

Помимо несомненного мужества, паломнику, отправлявшемуся на Святую Землю, желательно было обладать и другими талантами. Например, быть художником, чтобы зарисовать христианские святыни. Или обладать отличной памятью и хорошим слогом, чтобы, вернувшись на родину, достойно отчитаться о своем путешествии, или складно писать, чтобы подготовить записки о своей паломнической поездке. Желательны были еще познания в инженерной науке хотя бы для того, чтобы потом нарисовать всё увиденное в правильном масштабе.

Известна история об одном паломнике (к сожалению, история не сохранила нам его имени), который, в 30-е годы XVI века побывав на Святой Земле и вернувшись в Москву, по памяти построил миниатюрную деревянную копию Храма Гроба Господня. Его вполне понятное желание разместить все святыни на площади в три квадратных метра на два привело к многочисленным ошибкам. И, скажем, священная гора Фавор, на которой Христос преобразился перед тремя Своими учениками, оказалась на деревянном макете сразу за городской стеной, тогда как на Святой Земле она находилась, примерно, в полутора сотни  верст от Иерусалима.

Впрочем, в ту пору о такой погрешности в Москве, разумеется, никто и не догадывался и деревянный макет Святой Земли вернувшегося из долгого путешествия паломника сразу стал невероятно популярен у москвичей. Ведь он позволял верующим хоть в малой степени прикоснуться к евангельской истории, увидеть святые места, где проповедовал Спаситель. Макет Храма Гроба Господня был сразу помещен в самое надежное место на Патриаршем дворе под охрану могучих стрельцов. И не было тогда большей награды для москвича, чем попасть в «потаенную комнату» и хотя бы на пару минут прикоснуться к Священной истории.

…В 1646 году в Москву прибыл и по тогдашней традиции был представлен новому царю Алексею Михайловичу и Патриарху Иосифу Никон, игумен Кожеозерского монастыря, что на северной реке Онеге, о котором шла слава как о великом проповеднике и знатоке православия.

О ранних годах будущего Патриарха нам известно из его жития, написанного иподиаконом Иваном Шушерином. Согласно его запискам в мае 1605 года в с. Вельдеманове близ Нижнего Новгорода в семье крестьянина по имени Мина родился мальчик, которого родители назвали Никитой в честь преподобного Никиты Столпника.

Когда мальчик чуть подрос, отец отдал его учиться грамоте и Священному Писанию. Позже по собственному желанию Никита ушел в Макариево-Желтоводский монастырь, где очень настойчиво изучал Писание и прочел много духовной литературы.

Несколько лет спустя, вернувшись из монастыря, Никита по настоянию родителей женился и принял священнический сан. Но в 1635 году он задумывает оставить мир – на такое решение его подвигла смерть детей. Никита убеждает жену принять монашеский постриг в московском Алексеевском монастыре, и сам в возрасте 30 лет принимает постриг с именем Никона в Свято-Троицком Анзерском скиту Соловецкого монастыря. А еще спустя несколько лет он уходит из скита и перебирается в Кожеозерский монастырь, где в 1643 году становится игуменом святой обители.

Патриарх Никон

…Провинциальный игумен произвел на юного правителя земли Русской столь сильное впечатление, что после двухчасовой беседы с ним царь Алексей  Михайлович приказал Никону не возвращаться в Кожеозерскую обитель, а остаться в Москве и возглавить Новоспасский монастырь.

Хотя эта обитель и находилась на столичной окраине – в районе Таганке, – но считалась одной из самых значительных. Там находилась семейная усыпальница прародителей правящей династии  Романовых – представителей семейства Кошкиных-Захарьевых. Уже один факт игуменства в Новоспасском монастыре открыл Никону не только прямой доступ в царские палаты Кремля, но и на Патриарший двор.  Постаревший Патриарх Иосиф уже давно искал себе преемника и с радостью ухватился за выбор царя.

Однажды в знак особого благоволения к новому архимандриту Патриарх Иосиф допустил Никона в личные палаты, где показал свое сокровище – тот самый деревянный макет Храма Гроба Господня. Можно только представить себе, как поразило увиденное священника, который никогда не бывал за границей, а о библейских временах судил только по книгам Священного Писания. Вероятно, с этого момента в голове у будущего Никона и зародилась идея построить для православных верующих Руси свой собственный Иерусалим.

Возглавив Патриархию в 1652 году, Патриарх Никон сразу же поручил начать поиски места для будущего монастыря. Вскоре посланные Патриархом поисковики вернулись с благой вестью, что обнаружили в течении подмосковной реки Истры изгиб почти такой же, как у библейской реки Иордан, а вокруг нее несколько подходящих холмов. Выслушав их, Никон понял, что нашел идеальное место. Правда, на тот момент земли для будущей обители принадлежали влиятельным царским вельможам бояринам Шереметьеву и Трубецкому, которые совсем не хотели лишаться такой красоты по собственной воле. Чтобы уломать их, Патриарху пришлось даже идти бить челом перед царем. Идея с Русским Иерусалимом так понравилась царю Алексею «Тишайшему», что он буквально заставил бояр отдать свои вотчины для возведения «Святой Земли».

Еще до начала строительства два близлежащих к реке холма получили названия Елеонского и Фаворского, населенным пунктам вокруг также дали евангельские названия. По изначальной задумке Русская Палестина должна была стать сложным комплексом копий различных библейских объектов, разбросанных по всему Подмосковью, но в итоге всё ограничилось одним Истринским районом. Строители не пытались сделать точную копию Святой Земли. Во-первых, это было невозможно технически, а во-вторых, они стремились создать символичную площадку-икону, а не максимально реалистичную картину.

Строить монастырь начали в 1656 году на государственные деньги с привлечением тысяч крепостных со всего Подмосковья и под личным контролем Патриарха. Новый Иерусалим стал его самым любимым детищем. Постоянно следил за возведением новой обители и сам царь Алексей Михайлович. Ему особенно понравилось время, выбранное для возведения столь грандиозного проекта. Московское царство возрождалось после Смуты начала XVII века, иностранных интервенций и десятилетий голода и разрухи. Москва стала столицей самого большого и влиятельного православного государства в мире, а свою главную миссию царь Алексей видел, прежде всего, в защите православного мира. Политические цели в то время не отделялись от целей духовных, и  на берегу реки Истры царь и Патриарх, выступавшие тогда в едином тандеме, видели место для новой духовной столицы не только русского, но и мирового православия.

Холм, на котором начали строительство, назвали горой Сион, реку Истру переименовали в Иордан, а один из ее притоков назвали Кедроном. В окрестностях появились гора Фавор, Гефсиманский сад, Вифания. Главный собор строили по образцу Храма Гроба Господня, но не по чертежам, а по рассказам паломников. Результат получился весьма любопытный: была построена не копия, а своеобразная фантазия на заданную тему, и мы сейчас можем увидеть этот иерусалимский храм таким, каким он представлялся глазам русских мастеров XVII века.

Строители русского Храма Гроба Господня разделили его на четыре части: центральный крестово-купольный храм (привычный для русской православной архитектуры), ротонду вокруг Гроба Господня, подземный храм императора Константина и его матери святой царицы Елены и колокольню. Традиционно ротонд в храмовых комплексах не бывало, но в Храме она обрела особое значение, так как была возведена над тем местом, где был «погребен» Спаситель. Что же касается подземного Храма, то здесь проявились различия. В Иерусалиме он был выбит в скале, но понятно, что скалы в Подмосковье просто не нашлось, поэтому Ново-Иерусалимский храм пришлось окружить рвом, чтобы свести к минимуму разрушительное влияние здешней сырости.

Бьющий и по сей день у монастырских стен родник с обустроенной площадкой вокруг был призван символизировать Силоамскую купель – место, неоднократно упоминаемое в Священном Писании. Правда, к моменту возведения монастыря никто толком не знал, ни где находилась эта купель, ни как она выглядела (это древнее место обнаружат израильские  археологи только несколько лет назад). Не был забыт в новой обители и Гефсиманском сад – место в евангельской истории, где  Христос  провел с учениками последние часы на свободе, а затем  был арестован.  В память об этом печальном событии вблизи Нового Иерусалима обустроили собственный сад, который назвали Гефсиманией.

По первоначальному плану Патриарха Никона новый монастырь должен был стать не только центром всего православного мира, но и летней резиденцией Патриарха и всех его преемников. Поэтому Патриарх Никон распорядился возвести скит для себя на границе Гефсиманского сада. Увы, пожить в своем любимом монастыре ему довелось всего несколько месяцев, точнее, три лета.

Стремясь улучшить церковную жизнь, исправить церковные книги и богослужебные традиции, Патриарх Никон действовал слишком резко, а порой даже жестко. Результатом этого стал страшный церковный раскол XVII века. Сам Никон попал в опалу к царю, был отстранен от Патриаршества решением Большого Московского собора и отправлен в ссылку в далекий Ферапонтов монастырь на Вологодщине.

Только после восшествия на престол следующего царя Феодора Алексеевича опала с экс-Патриарха была снята и Никону позволили вернуться в его любимый Новый Иерусалим. Увы, его сердце не выдержало такой радости, и на полпути к заветной обители Никон умер от инфаркта.

…К слову сказать, даже после ссылки Никона Ново-Иерусалимский монастырь продолжал строиться, но, как принято говорить сегодня, по остаточному принципу. Царь Алексей поначалу и слышать ничего не хотел о грандиозной стройке в Подмосковье, напоминавшей ему о ненавистном Патриархе. Но и разрушать построенное богобоязненный царь не рискнул. Поэтому распорядился вернуть в Москву всех мастеров, оставив на стройке только самый минимум строителей. Правда, с восшествием на престол его сына Феодора III Алексеевича стройка на Истре завертелась с новой силой, но, к сожалению, слабый здоровьем молодой царь не дожил до окончания строительства Воскресенского собора весной 1685 году. А наследовавшему ему царю Петру стало куда интереснее строить империю, чем завершить возведение того, что по планам  Патриарха Никона должно было стать  «главным центром мирового православия».

Правда, несмотря на отстранение Никона, представители династии Романовых (после Алексея Михайловича, разумеется) никогда не забывали о Новом Иерусалиме и всегда помогали. Даже царь Петр не оставил его без внимания, распорядившись в 1690 году возвести вокруг монастырского комплекса каменную крепостную стену с восьмью шатровыми башнями. Но в 1723 году из-за сильного шторма громадный шатер собора рухнул, а тремя годами позже грандиозный пожар уничтожил все внутреннюю отделку храма.

Но и тут Романовы пришли на помощь: в 1744 году императрица Елизавета Петровна приказала начать его восстановление. Причем особо распорядилась, чтобы «новый монастырь стал таким красивым, что у верующих при входе в него сразу бы дух захватывало, а иностранцам не стыдно было бы его показать». Архитектор Бланк, ученик гениального зодчего Растрелли, прекрасно справился с этой задачей. Увы, Ново-Иерусалимскому монастырю довелось недолго потрясать своей красотой верующих: в 1792 году в храме снова случился страшный пожар, после которого его пришлось восстанавливать практически с пепелища. И ведь снова восстановили!

К началу ХХ века Новый Иерусалим стал одним из  самых посещаемых монастырей на Руси. Только в первый, 1914-й, военный год его посетило около пятидесяти тысяч паломников! Но страшный 1917-й год и всё, что за ним последовало, кардинально изменили судьбу Нового Иерусалима. В 1919 году монастырь был закрыт, а на его месте был открыт музей истории Подмосковья. Потом была Великая Отечественная война, во время которой история Нового Иерусалима могла и совсем закончиться.

…Обычно немцы не трогали православные монастыри, используя их мощные стены под штабы для корректировки огня и временные госпитали. Но при отступлении из Подмосковья зимой 1941 года по приказу тогдашнего командующего группой армии «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока минеры взорвали Воскресенский собор, не поскупившись потратить на уничтожение совершенно неопасного для них объекта около тонны (!) дефицитного для них тогда динамита.

Это особенно поражает, когда узнаешь, что немецкий генерал-фельдмаршал Федор фон Бок был по национальности на одну четверть русским (отсюда у него и такое имя) и в детстве постоянно гостил у своего дедушки, чье поместье находилось в 15 км от монастыря. Известно, что будущий фельдмаршал постоянно посещал святую обитель и постоянно восхищался ее красотами. Но это не помешало ему, не колеблясь, исполнить директиву фюрера «об уничтожении всех исторических и религиозных памятников на оставляемых вермахтом территориях». За подобное богохульство Федора фон Бока в конце войны не миновала расплата – его машина была расстреляна британским истребителем. Но даже если бы фон Бок выжил, его ждал бы неизбежный суд, поскольку уничтожение Ново-Иерусалимского монастыря было приравнено Нюрнбергским судом к военным преступлениям первой степени.

Долгие годы Новый Иерусалим сохранялся силами и трудами энтузиастов и сотрудников организованного здесь музея. Начать его реставрацию удалось лишь в XXI веке. Зато сегодня возродилась монашеская жизнь обители, построены новые корпуса и для музея. Полное восстановление и реставрацию столь уникального монастырского комплекса усилиями Церкви и государства при активной поддержке прихожан по своей значимости можно, пожалуй, сравнить разве что с восстановлением в Москве уникального Храма Христа Спасителя.

Фото: Владимир Ходаков