Соловецкие очерки: обитель, ставшая тюрьмой

Сергей Викторов

Соловки. Очень часто это название рождает у людей воспоминания о сталинских  временах, когда на островах существовал страшный лагерь для политзаключенных. Хотя на самом деле в качестве тюрьмы (правда, не с таким размахом) монашескую обитель использовали задолго до Сталина. Автор «Прихожанина» Сергей Викторов, продолжая серию своих очерков о памятных страницах истории освоения Соловецких островов и их главной святыни – Спасо-Преображенском монастыре, на этот раз решил поведать о самых знаменитых заключенных, сидевших при разных царях задолго до революции.  

Известно, что в результате восьмилетней осады Соловецкий монастырь пострадал несильно благодаря строжайшему наказу царя Алексея Михайловича «бить только по стенам» и не переносить огонь пушек вовнутрь. К слову сказать, многолетнее «Соловецкое сидение» сильно отразилось… на физическом и психическом здоровье самого царя. До тех печальных событий Алексей Михайлович отличался крепким здоровьем, позволявшим ему с юных лет стоять по шесть-восемь часов на церковных службах, не пропускать ни одной медвежьей или соколиной охоты.

Царь Алексей Михайлович

Однако чем дольше продолжалась осада Соловецкой обители, тем больше возникало душевных терзаний и проблем со здоровьем у государя. А когда стало известно, что воевода Мещеринов готовит решающий штурм, у царя Алексея сначала отнялись ноги, а затем левая рука. Пока вызванные иностранные лекари совещались насчет диагноза, сам государь пришел к выводу, что его поразила кара Божия за то, что он позволил стрелкам осадить святую обитель на Соловках.

Со взятием обители для Соловков наступили тяжкие времена. Большинство насельников было либо убито во время штурма, либо позже умерло от ран, а тех, кто чудом выжил, сослали в отдаленные монастыри. Примерно, в эти же дни российский трон перешел к предпоследнему из сыновей Алексея Михайловича 16-летнему и умному не по годам  Феодору III Алексеевичу, который, к большому сожалению, унаследовал главный бич всех отпрысков царя Алексея от царицы Марьи Милославской – слабое здоровье.

Несмотря на то, что юноша передвигался с большим трудом и очень страдал от цинги, он всё же попытался навести элементарный порядок в стране и начать реформы. Хотя царь Феодор и был зол на «соловецких смутьянов», но прекрасно понимал всю важность беломорского монастыря. Поэтому с лета 1676 года из центральной России на Соловецкие острова стали постепенно переводить монахов для восполнения состава братии обители.

Опала, наложенная на мятежный монастырь, продолжалась около двадцати лет и была снята уже другим царем – самым знаменитым русским самодержцем Петром I. Кстати, Петр Великий дважды побывал в Соловецкой обители. И в первый раз – а это было 2 июня 1694 года – чуть не погиб, когда вышел в море на небольшой яхте «Святой Петр» с небольшой свитой и Архангельским архиепископом Афанасием. Вот как описывает это событие историк Сергей Соловьев в своей знаменитой «Истории России с древнейших времен»: «Потом царь отправился на яхте "Св. Петр" в Соловки; на дороге поднялась страшная буря, кораблекрушение казалось неминуемо. Петр приобщился уже Свв. Тайн из рук сопровождавшего его архиепископа Афанасия: к счастию, нашелся искусный кормчий Антон Тимофеев, который успел ввести яхту в Унскую губу, и они стали на якоре близ Пертоминского монастыря. Собственными руками Петр сделал крест в полторы сажени вышиною и поставил на том месте, где вышел на берег; на кресте виднелась голландская надпись: "Сей крест сделал шкипер Петр в лето Христово 1694"».

Царь Петр Великий

7 июня яхта благополучно подошла к пристани у Заяцких островов, дальше на лодках царь со свитой переправился на Соловецкий остров, где его встречал игумен с братией в праздничных облачениях. Соловецкий историк Досифей так отметил это событие: «В течение трехсуточного пребывания в монастыре младый Самодержец, с нежной юности воспитанный в страхе Божием и благочестии, упражнялся в молитве и благомыслии». В память о своем посещении Соловецкой обители Петр повелел водрузить на пристани большой деревянный крест и выразил желание построить в Преображенском соборе иконостас и Царские двери, а накануне отъезда государь приказал выдать всем монахам обители богатые денежные подарки.

Во второй раз император Петр I прибыл в Соловецкий монастырь лишь 8 лет спустя – уже в 1702 году – и уже не на маленьком кораблике, а на большой яхте «Транспорт-Рояль» в составе архангельской флотилии из 13 военных судов. С собой царь привез церковь в разобранном виде, которую матросы тут же собрали на Большом Заяцком острове. Храм был освящен в честь святого апостола Андрея Первозванного. Считается, что именно здесь, на Соловках, Петр Великий придумал и утвердил Андреевский боевой флаг военно-морского флота России.

Российского императора на пристани встретил игумен монастыря архимандрит Фирс с братией. Царю поднесли икону соловецких монахов-основателей Савватия и Зосимы, а также хлеб и рыбу. Петр I пробыл на Соловках 5 дней: он прикладывался к ракам Соловецких чудотворцев, внимательным образом осмотрел бастионы крепости, оружейную палату и ризницу, помылся в мыльной и несколько раз с удовольствием отобедал в монастырской трапезной, заметив, что «никогда так сытно и приятно не кушивал». На эти слова архимандрит Фирс ответил, что «наша пища и питие приготовляются с благословением и окроплением святою водою».

15 августа 1702 года Петр I вместе с царевичем Алексеем приняли участие в Литургии в Успенском соборе; царь стоял на клиросе и даже подпевал певчим… Но, вернувшись в столицу после затяжного турне по Северу своей державы, царь объявил о создании Монастырского приказа, который первым же указом лишил все монастыри на Руси права распоряжаться имуществом и нажитыми деньгами.

Соловецкие заключенные

Остров, окруженный морем и плавающими льдами, находящийся на самом краю земли, как нельзя лучше подходил не только для уединенной жизни иноков, но и для содержания там особо опасных преступников и религиозных диссидентов. Морская вода, даже в самое жаркое лето не прогревавшаяся выше 12 градусов по Цельсию, лишала любого из тамошних узников даже минимального шанса на побег. Неудивительно, что в таком удаленном от цивилизации месте узников стали содержать еще с середины XVI века.

Вначале там  сидели расстриженные священники и монахи, потом нераскаявшиеся старообрядцы-раскольники, вместе с которыми стали присылать и мирян, уклонившихся в ереси. В отличие от других знаменитых тюрем того времени вроде французской Бастилии, здешние заключенные поначалу не были круглосуточно замурованы в каменных мешках.

Скажем, игумен Филипп (Колычев) считал неподобающим «расточительством» содержание заключенного круглые сутки в тюремной келии и охотно задействовал заключенных в  расчистке лесов и возведении каналов. Те несли подобные «послушания» с охоткой, ведь за ежедневную работу им полагались чарка вина и кусок вареной белой рыбы. К тому же пребывать в труде и на свежем воздухе было куда веселее и время проходило значительнее быстрее, чем в темной и холодной камере. Правда, все эти  послабления были упразднены особым царским приказом после первого и единственного успешного за всю историю царских Соловков побега расстриженного игумена Артемия Троицкого.

«Нестяжатель» Артемий Троицкий

На Соловки бывший игумен Троице-Сергиевого монастыря попал за активное участие в движении нестяжательства, сторонники которого считали, что негоже святым обителям иметь недвижимость и торговать. В 1554 году Артемия Троицкого вызвали как свидетеля и известного богослова того времени на церковный суд по так называемому делу Матвея Башкина, но в итоге этого суда самого старца Артемия обвинили в религиозной ереси, проповедовании философии нестяжательства и отправили в Соловецкие казематы «на вечное поселение» с особой инструкцией о его содержании: «Пребывати же ему внутрь монастыря с великою крепостью и множайшим хранением, заключену быти в келье молчательной, яко и тамо душевредный и богохульный недуг от него ни на единаго же да не распространился».

Однако у игумена Филиппа было совсем другое мнение насчет «главного нестяжателя», с которым он был давно знаком. Проигнорировав присланные инструкции, настоятель Соловецкой обители разрешил бывшему игумену посещать церковные службы, а со временем стал привлекать его к работам по благоустройству, чтобы посредством «тяжелого труда он смог исправить свое поведение». Постепенно режим «заключенного» был ослаблен до такой меры, что Троицкий взял за привычку возвращаться в свою монастырскую келию через ночь. А однажды взял да и вовсе исчез…

Игумен Филипп, конечно, распорядился учинить розыск, но следов исчезнувшего нигде не нашли. И решили, что заключенный во время работ оступился и упал в море. Но через год, когда о «главном нестяжателе» все благополучно позабыли, пропавший игумен Артемий Троицкий объявился да не где-то, а на территории главного противника Руси – в Литве! Там он прослыл ярым защитником православия и даже составил 14 посланий в защиту истинной веры.

«Реформатор» протопоп Сильвестр

Протопоп Сильвестр и юный Иван Грозный

Если бы существовал, говоря современным языком, рейтинг самых известных узников Соловков дореволюционного времени, то старец Артемий Троицкий, конечно же, занял бы в нем первое место. Однако среди пленников каменных казематов можно найти и куда более известных людей, таких, скажем, как протопоп Сильвестр. Автор знаменитого «Домостроя» в 1547 году во время московского пожара и восстания произнес яркую обличительную речь в адрес юного царя Ивана IV. На речь царь не обиделся, а, напротив, благосклонно ее выслушал. Более того, государь не только приблизил к себе Сильвестра, поставив его служить в главном храме Кремля – Благовещенском соборе, но и сделал протопопа своим духовником и ближайшим советником.

Сильвестр вместе со своим помощником воеводой Адашевым провел тогда множество реформ, благодаря которым эти годы правления Ивана IV, тогда еще совсем не Грозного, стали потом называть его «золотым веком». Но неожиданная смерть царицы Анастасии (уже в наши дни ученые обнаружили в ее останках огромную дозу ртути и сделали предположение, что ее отравили) покончила не только со всеми реформами, но и с доверием царя к протопопу. Иван Васильевич почему-то решил, что Сильвестр каким-то образом причастен к смерти его любимой супруги и сначала приказал сослать протопопа в Кирилло-Белозерский монастырь, а позже отправить на вечную ссылку на Соловки. В Соловецкой обители бывший духовник царя Сильвестр принял монашеский постриг с именем Спиридон и прожил в северных землях еще пять лет до самой своей смерти в 1566 году.

«Защитник земли Русской» Авраамий Палицын

Авраамий Палицын

Не меньший вклад в русскую и церковную историю внес и другой Соловецкий узник старец Авраамий, знаменитый церковный философ и историограф Великой смуты. Аверкий Иванов Палицын, так звали в миру будущего старца Авраамия, родился в старинной дворянской семье и сделал вполне успешную военную карьеру сначала при дворе царя Ивана Грозного, а затем и царя Федора Ивановича. Он, несомненно, достиг бы больших высот, но в тогдашнем противостоянии двух кланов Годуновых и Шуйских сделал неверный выбор – поставил на Шуйских. И поплатился за это арестом прямо в Кремлевских палатах, а позже – отправкой на Соловки в «кожаной сумке» (так в средневековой Руси именовали возок, полностью покрытый грубой кожей, в котором узнику приходилось проводить порой по несколько месяцев в полном неведении, куда его везут).

На Соловках в одиночной келии – три на пять метров с маленьким окошком вверху – Палицын провел семь долгих лет, пока вечно подозрительный Годунов не решил, что может больше не опасаться бывшего соратника Шуйских, и приказал его освободить. Правда, перед освобождением в 1594 году царь приказал постричь Аверкия Палицына в монахи. Так что в Москву тот вернулся уже иноком Авраамием, а вскоре даже стал келарем Троице-Сергиева монастыря.

В период Смутного времени келарь Авраамий вместе с троицким архимандритом Дионисием составляли грамоты, побуждая русский народ подняться на борьбу с польскими захватчиками. Ученые считают, что именно эти грамоты стали толчком к формированию войск народного ополчения. Большую помощь оказал Авраамий Палицын и народному ополчению под командованием К. Минина и князя Д. Пожарского.

Уже после освобождения Москвы от поляков старец Авраамий принял участие в Земском Соборе, когда решался вопрос об избрании нового русского царя, и его подпись стоит под «Грамотой утверждения» на царство Михаила Романова. Авраамий Палицын – автор знаменитого в России того времени произведения о Великой смуте «История в память впредидущим родом», в котором описываются события от смерти царя Ивана Грозного по 1618 год включительно. 

История Палицына интересна еще и тем, что, когда в 1619 году вернувшийся из польского плена Патриарх Филарет предложил Аврамию отойти от дел и выбрать себе обитель, где бы он хотел встретить свой последний час, тот без долгих раздумий попросил отправить его обратно… на Соловки. Благодарные потомки никогда не забывали о добрых деяниях протопопа Сильвестра и старца Авраамия Палицына и увековечили обоих в знаменитом памятнике, посвященном тысячелетию Руси в Великом Новгороде.

Симеон Бекбулатович

Симеон Бекбулатович

По части пережитых житейских коллизий мало кто из невольных обитателей Соловков мог бы сравниться с Симеоном Бекбулатовичем, касимовским ханом и  крещеным татарином. Потомка знатного, ведущего от самого Чингиз-хана рода царь Иван Грозный приблизил к себе еще в первые годы опричнины.

Будучи человеком по-восточному хитрым и изворотливым, Симеон всегда и во всем слушался русского царя; он научился не раздражать самодержца, за что был удостоен весьма странной награды. Особым приказом царя Ивана IV Симеон Бекбулатович был возведен на... российский трон. Возможно, для царя-тирана это была всего лишь еще одна из его странных забав – он прислуживал своему ставленнику на пирах, целовал Симеону руки, именовал государем, а самого себя – «жалким рабом Ивашкой». Когда спустя 11 месяцев Ивану Васильевичу надоело играть эту комедию, он подарил своему «местоблюстителю» город Тверь и, к счастью для Бекбулатовича, позабыл о нем.

Для прибравшего затем власть Бориса Годунова опасности от Бекбулатовича не было никакой, тем не менее подозрительный Годунов незадолго до восшествия на престол распорядился на всякий случай отправить Симеона в Кирилло-Белозерский монастырь, где того насильно постригли в монашество с именем Стефан.

А уже после смерти Бориса Годунова взошедший на российский престол последний представитель рода Рюриковичей царь Василий Шуйский приказал отправить Бекбулатовича в «сумке» на Соловки, где тот и пробыл в заключении шесть долгих лет. Правда, в Соловецких казематах инок Стефан чувствовал очень плохо и постоянно писал  челобитные царю с просьбой вернуть его обратно в Кирилло-Белозерский монастырь. И умолил: в 1612 году его перевезли обратно в Кириллов, где он и почил спустя четыре года.

«Скользкий» Арсений Грек

Арсений Грек

Не менее колоритной оказалась и фигура другого узника тюрьмы в Соловецком монастыре Арсения Грека, идеолога церковной реформы середины XVII века. Хотя он и звался Греком, но родился Арсений в еврейской семье, принявшей христианство и жившей то ли в греческом Сулуни, то ли в городе Трикала. Судя по тому, что в молодые годы Арсений трижды отрекался от православия, переходя то в ислам, то в католицизм, то в унию, принципиальность была ему не присуща. Зато он обладал даром нравиться сильным мира сего.

Вот и в Москве Арсений Грек появился в конце 40-х годов XVII века в составе делегации Иерусалимского Патриарха Паисия, который тотчас порекомендовал властям Арсения как «мудрейшего из мудрых». Сам Грек был более скромен в оценке своих достоинств, выдав себя за скромного монаха, за которым охотятся папская инквизиция, польские шляхтичи и наемные убийцы султана.

Но в тот раз развернуться на новом месте ему не дали: покинувший к тому времени Москву Патриарх Паисий чуть позже прислал послание, содержавшее обвинения Арсению Греку в многократном вероотступничестве. Припертый к стенке обвинением в предательстве истинной веры, Грек упал на колени и стал каяться, утверждая, что принял ислам под угрозой жизни. И был столь красноречив, что царь решил не казнить его, а отправить в Соловецкую тюрьму «для утверждения в вере».

По традиции тех лет обвиненный в измене православию и тем более в переходе в ислам должен был сидеть в самой узкой из темниц в вечных кандалах и каяться. Но, видимо, Арсений Грек был поистине уникальным манипулятором, потому что уже через десять дней его перевели из тюрьмы в обычную келию и назначали главным архивариусом монастыря.

Именно на Соловках под руководством монахов обители Арсений научился читать по-церковнославянски и познакомился с богатой монастырской библиотекой. В Соловецком монастыре состоялось и знакомство Арсения Грека с митрополитом Новгородским Никоном, будущим Патриархом Московским.

В 1651 году Никон забрал Арсения в Новгород, а позже – в Москву, где поручил ему должность заведующего Патриаршей библиотекой, а также главного справщика и переводчика церковных книг.

При том что Арсений Грек был человеком весьма образованным и ученым, личностью он было мало привлекательной с нечистой совестью и весьма угодливым поведением перед власть имущими. Знавших его людей поражало, как быстро и легко он менял свои убеждения. Как только Патриарх Никон попал в опалу, Грек перешел на сторону его противников. Но это ему не помогло, и  иеромонаха Арсения Грека отправили туда,  откуда взяли, – на Соловки, где он и обрел свое последнее пристанище.  

Воевода Мещеринов, или Божие возмездие

Тот самый палач, который устроил кровавую резню во время штурма святой Соловецкой обители, под конец своей жизни сам оказался пленником здешних казематов. Еще во время осады на воеводу постоянно приходили жалобы стрельцов за его самоуправство. Жаловались в Москву и монахи, оставшиеся верными царю и продолжавшие жить на островах. Они обвиняли командующего в постоянном нарушении постов, пристрастию к заморскому вину и даже в потреблении телятины, что тогда считалось на Руси преступлением сродни богохульству.

Воевода рассчитывал, что кровавый штурм соловецкой цитадели даст новый толчок его военной карьере, но всё вышло наоборот. Молодой царь Феодор Алексеевич решил примерно наказать палача монахов: спустя всего месяц после своего триумфа Мещеринов был арестован по обвинению в краже монастырской казны, а также в «противности благочестию». В соловецкой тюрьме он провел «всего» два года, после чего его постригли в монахи и сослали в отдаленный сибирский монастырь.

«Секретный узник» Петр Толстой

Петр Толстой, дальний предок двух великих писателей России Льва и Алексея Толстых, вошел в российскую историю как единственный участник восстания стрельцов, которому удалось снискать расположения у Петра I. При царе-реформаторе он возглавил Тайную канцелярию – прообраз будущей службы государственной безопасности. А после смерти Петра Великого Толстой на пару с Меньшиковым возвел на престол вдову императора Екатерину I.

Правда, позже Толстой насмерть разругался с Меньшиковым по поводу преемника государыни и в результате дворцовых интриг был сослан с сыном на Соловки как первый в истории монастыря-тюрьмы «особо знатный секретный узник». К тому времени знатному заключенному было давно за восемьдесят, тем не менее в тесном сыром и вечно холодном каземате на хлебе и воде старик сумел прожить более полутора лет, пережив своего сына.

Интриган Василий Лукич Долгорукий

Это был самый хитрый из «верховников» (членов Верховного тайного совета, правившего во время юного Петра II), которому однажды пришла в голову мысль возвести на российский престол племянницу Петра Анну Иоанновну, связав ее по рукам и ногам определенными условиями, как тогда говорили, «кондициями». Выбор царицы объяснялся тем, что в далекой молодости у Василия Лукича был роман с Анной, тогда еще вдовствующей герцогиней Курляндской. Поэтому хитрец Долгорукий рассчитывал, что сможет легко управлять будущей царицей, а заодно и всей Россией.

Это и стало трагической ошибкой князя. Взойдя на трон, царица Анна Иоанновна первым делом порвала все «кондиции», а затем обрушила жесточайшие репрессии на всё семейство Долгоруких. Особенно не повезло Василию Лукичу, которого по тайному приказу царского любовника Бирона отправили на Соловки, где поместили в самую глубокую яму, из которой выпускали только на вечерние службы. Восемь лет князь Василий промучился в этом каменном аду, пока его не вывезли в Новгород на следствие по делу о фальшивом завещании Петра II, после которого Василию Лукичу отрубили голову.

Последний гетман

Петр Калнышевский

Во дворе Соловецкого кремля перед Преображенским собором находится могила с плитой из серого гранита, на котором высечены слова: «Здесь погребено тело в Бозе почившего кошевого некогда Запорожской грозной Сечи атамана Петра Кальнишевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение…»

Знаменитый атаман Запорожской Сечи Петр Калнышевский начинал простым оруженосцем, побывал в должности походного полковника, есаула и военного судьи. Бесстрашный воин и хитрый политик, он пользовался уважением и доверием казаков. Много раз он был главой казацких посольств к царю Петру I, а затем и к императрице Екатерине II.

В 1762 году Калнышевского дважды избирали кошевым атаманом – должность, на которую казаки выбирали самого храброго и мудрого, – избирали, несмотря на явное неудовольствие Екатерины II. После второго избрания императрица даже приказала создать Тайное отделение, которое должно было заниматься наблюдением за деятельностью казаков Сечи.

В русско-турецкой войне запорожцы проявили себя настоящими храбрецами, и царица была так довольна, что пожаловала Петру Калнышевскому военный чин генерал-лейтенанта и звание кавалера ордена Андрея Первозванного.

И всё же казакам Запорожской Сечи при русском дворе не доверяли и считали их мятежниками. Пока Россия чувствовала угрозу со стороны татар, их терпели, но, как только императрица подписала мирный договор с крымским ханом, она решила избавиться от казаков и отдала соответствующий приказ своему фавориту Григорию Потемкину.

Русские войска под командованием генерала Петра Текели пятью колонами окружили Сечь, навели на казаков пушки и зачитали запорожцам указ императрицы. На казацкой Раде, которой руководил Петр Калнышевский, было принято решение сложить оружие. Запорожская Сечь прекратила свое существование. А ее кошевого атамана Петра Калнышевского отправили в Петербург, где военная коллегия приговорила знаменитого запорожца к смертной казни. Но тут в дело вмешался Григорий Потемкин, который прекрасно помнил героические подвиги казачьего генерала в русско-турецкой войне. Князь Потемкин активно похлопотал за Калнышевского перед императрицей и добился того, что смертная казнь была заменена 85-летнему кошевому атаману на пожизненную ссылку в Соловецкий монастырь.

28 лет (!) провел Петр Калнышевский в холодной и сырой камере, из которой его выпускали на свежий воздух лишь 3 раза в году по большим праздникам: на Рождество Христово, Пасху и Преображение Господне. Говорят, императрица Екатерина II всё ждала, что бывший главный казак Запорожской Сечи покается в своих преступлениях и напишет ей челобитную с просьбой о помиловании. Но Калнышевский прошений не написал. Более того, он пережил и Потемкина, и Екатерину. В возрасте 110 лет Петр Калнышевский был помилован императором Александром I, но не захотел возвращаться в родные места и остался доживать в Соловецкой обители.