Принцы датские. Истории из девяностых. Часть третья
Владимир Малягин
Продолжение. См.: начало
3. И окончательный расчет…
Поезд пришел в Копенгаген в 7 утра. Поль уже встречал меня на перроне. Едем к нему домой, по дороге он интересуется, удалось ли мне купить запчасти для моей машины. Узнав, что мне не дали ни гроша и велели все расчеты вести с ним, он как-то изумленно задумывается. Неужели это и вправду неожиданность для него? Или это высокое актерское мастерство, наработанное за годы общения с театральными людьми?
Дома никого нет, семья уехала на уикенд в деревню, к родителям жены. Поль ложится досыпать, я моюсь в «бассруме». Во всех домах, где я был, мылись исключительно под душем, который был всегда совмещен с туалетом (кроме удивительного и фантастического дома Флеминга-Гамлета и его спящей с открытыми глазами Офелии).
В 9 утра завтракаем и отправляемся в Эльсинор. Об этой поездке я просил с первого дня, тем более, что расстояние от города до замка – всего километров тридцать (вообще-то сам замок называется Кронборг, а Эльсинор – название города). По дороге берем с собой какого-то знакомого Полю исландского драматурга, который сегодня улетает к себе домой.
И вот мы в Эльсиноре. Замок впечатляет, конечно, только как-то уж слишком он аккуратен. Проходим с экскурсией по второму этажу. Залы, гостиные, всё торжественно и официально. Красиво, но я-то жду другого. Того самого, мрачного и драматичного, из «Гамлета». На первом этаже, как указано в плане, расположены церковь и казематы. Вот где, наверное, сохранился настоящий Шекспир!
Экскурсия спускается на первый этаж. Я в предвкушении чего-то подлинного, аутентичного, как любят говорить теперь. Ну, хоть ради этого драматургу стоило побывать в Дании! Но что это? Я вижу, как Поль со своим другом-исландцем, увлеченно разговаривая между собой и абсолютно забыв про меня, спускаются по лестнице к выходу из замка. А я?! Нагоняю их:
– Поль, какие проблемы?
– Мы едем в аэропорт. У нашего исландского друга самолет. Но если вы хотите – можете остаться и приехать поездом.
От этого хамства я теряю дар речи и молчком иду за ними.
В аэропорт приезжаем минут за 15 до самолета: оказывается, рейс до Рейкьявика считается местным, и быть в порту за 15 минут – вполне достаточно.
И вот мы опять в Копенгагене. До отлета – еще почти целые сутки. Подъехали к какому-то супермаркету. «Сейчас будем покупать еду!» Он накладывает опять полную тележку и все предлагает мне выбрать то, что я хочу. Но я ничего не хочу. Я хочу не видеть всего этого прекрасного мира и этого замечательного Поля, но как раз это пока невозможно…
При расчете на кассе денег у моего Вергилия не хватило, пришлось ему достать свою кредитку. По дороге в офис заскочили домой, где Поль выгрузил добрую половину, если не больше, купленных продуктов.
И вот мы сидим в офисе. Выпиваю пару бутылочек пива, чтобы хоть как-то расслабиться. Слово за слово, начинается, наконец, деловой разговор. Впрочем, какой уж тут деловой… Положение мое не из лучших. Если я вернусь домой, имея долг в 500 зеленых – откуда же мне их брать? Поэтому удар я стараюсь нанести наверняка.
– Поль, одна маленькая деталь. Мой заимодавец – это мой шеф.
– О-о-о?..
Можно было бы назвать это запрещенным приемом, если бы это не было чистейшей правдой. Но ведь это именно он вытащил меня сюда, в конце-то концов, обещая свои мифические шесть процентов от сборов! А то, что свободные западные люди боятся своих «шефов» гораздо сильнее, чем замордованные советские (подсоветские, постсоветские – кому как нравится) – это я знал давным-давно, благо, не первый раз к тому времени был за кордоном.
Но если кто-то думает, что где-то кому-то кто-то просто так выдаст деньги… Он взял листочек, написал цифру 500. Пожевал губами. Потом сказал:
– 329 долларов – билеты туда и обратно.
– Еще 70 долларов – виза, – ответил я.
– Это 399 долларов…
– А еще 50 – подарок человеку, который делал мне визу. Это наша жизнь, и она такая, какая есть, Поль.
– Это 449. А еще?
– А остальные у меня в бумажнике.
Сошлось. Посчитал, опять пожевал губами, долго молчал. Открыл папочку с моим «делом». В ней были билеты авиа и железнодорожные, все чеки из супермаркета… Ведь это только у нас могут водить иностранцев в ресторан «на свои», как я, например, водил этого самого Поля три года назад (про домашние застолья я просто не говорю!), а у них всё поставлено на солидную юридически-экономическую ногу!
Дальше он начал размышлять вслух. Выходило так, что деньги за авиабилеты он мне отдаст сегодня, а остальные, до 500 долларов, завтра перед отлетом. Ведь министерство, как он надеется, возместит ему и эти расходы, как возмещает все расходы, связанные с моим приездом…
Начинаю понимать всю картину целиком. Значит, своих денег (или денег своего карманного частного агентства) он на меня не тратил ни гроша! В мире здорового бизнеса и свободного предпринимательства он удобно устроился на шее (или в кармане) датского Минкульта, как в былые социалистические годы это было возможно и у нас. В мире частного капитала он экономит сотню-другую-третью на продуктах – часть в офис, но большую часть – домой. А по его отчетам выходит, что все это съел, сожрал ненасытный голодный драматург из голодной России!
Да, но зачем же он все-таки меня-то сюда вызывал? Ведь не на эту же деревенскую премьеру, в конце концов? Должна же быть логическая, практическая причина у этих практических людей! Ну, так зачем? А затем, что до этого момента наши отношения юридически никак не были оформлены. И это надо срочно делать, передав ему права на распространение каких-то моих пьес. Но зачем это нужно? Зачем это нужно мне, если с каждой такой или подобной постановки я буду получать ноль целых и чуть меньше десятых? Но это нужно ему. Потому что пьесы самых разных авторов и есть оборотный капитал драматургического агента. А потому заключение этих контрактов как-то естественно и ловко в его развернутом монологе увязывалось с теми самыми 500 долларами, которые… В общем, вы поняли.
Домой из офиса вернулись только к 10 вечера. Я взял стопку их газет и стал просматривать: что есть о нас, о наших последних кровавых событиях начала октября 1993 года?
Одна газета, вторая, третья… О России нет ничего! Ни одного материала! Впрочем, и к этому я уже был готов. За эти четыре дня я несколько раз заводил разговор о наших последних политических потрясениях. В лучшем случае я натыкался на вежливое сочувствие, но обычно меня встречал равнодушный стеклянный и абсолютно непонимающий взгляд.
А в это время Поль кому-то звонит. А ведь это он звонит Флемингу! Опять тихий, задушевный и долгий разговор. Но похоже, что они все же не до конца понимают друг друга и даже как-то противоречат друг другу. Неужели же он и вправду ждал, что амебообразный Гамлет из Ольборга приготовил для меня какие-то деньги? Но тогда он просто неопытный пацан, не имеющий настоящего понятия о профессии драматургического агента, которой пытается заниматься.
…Наконец в какой-то по счету газетке странице на 10-й нахожу маленькую заметку в 5-6 строк о том, что президент Ельцин, в целях дальнейшей демократизации недемократичной российской жизни, приказал вынести Ленина из Мавзолея, а Собчак приказал снести какой-то революционный памятник в Питере. И всё. Похоже, что в это время у нас была вполне спокойная идиллическая жизнь…
Но вот наступил наконец день пятый и последний.
Спал я всласть, проснулся в десять. Сели завтракать. Поскольку всё уже было решено, и я надеялся приехать домой хотя бы без долга, остальное мне было не очень интересно. В Москву, в Москву!.. Этот отчаянный вопль Трех Сестер был в этот день моим главным и единственным девизом.
В общем, завтрак проходил довольно спокойно. Как вдруг Поль, несколько даже смущаясь (что меня сразу насторожило), завел разговор на новую тему. Его жена собрала для меня вещи, которые в их семье уже никто не носит, и будет хорошо, если я их посмотрю… Ага, сдернув меня с места и не заплатив мне обещанных денег, да не заплатив вообще никаких денег, ты теперь хочешь откупиться от меня пакетом вашего ненужного старья? (И ведь было же мне с чем сравнивать! Год назад из Германии с кёльнского радио ВДР я получил гонорар, которого хватило на покупку автомобиля, пусть и не нового.) В общем, от их пакетов я отказался и довольно резко.
Он явно не ожидал такой реакции. Посидел, подумал, опять пожевал губами… Начал убеждать меня, что вещи взять надо в любом случае: ведь если моя семья не станет их носить, то есть другие люди, которым это обязательно пригодится!.. И потом – вот отличные игрушки для детей… А вот стеклянные гирьки, которые пригодятся моей жене на кухне… (Странные гирьки. Они потом довольно долго стояли у нас на полке то ли как украшение, то ли как память об этой удивительной поездке. Та гирька, на которой написано «1 кг», весила полкило, с надписью «1/2 кг» весила 250 грамм и так далее по убывающей.)
Я видел, что ему очень нужно и важно, чтобы я хоть что-то взял из его рук. Он был настойчив. Ну ладно, махнул я рукой, если уж он так хочет… (Но не всегда надо быть уступчивым, не всегда! Как часто меня подводила моя природная мягкость…) Поль как-то даже радостно и быстро сам всё сложил, сам всё упаковал – и вот два аккуратных пакета готовы.
В половине двенадцатого выехали в аэропорт. Здесь в кассе он поменял кроны на доллары. И вот мне выдается ровно 500 долларов (мой долг моему шефу, это же святое!). При этом меня просят открыть кошелек, где мы находим еще два доллара. Целых два доллара, а они, как известно, на дороге не валяются! Естественно, они, эти два драгоценных доллара, тут же изымаются в пользу Поля, или в пользу их министерства, – во всяком случае, в пользу королевства Дания.
Но вот и прощание позади, я на борту нашего самолета. Самолета, где почти все говорят по-русски, но что еще важнее – думают по-русски! Слава Богу, мы почти дома.
Впрочем, летели-то мы два часа, а вот в Шереметьево выходили еще около того. Пограничник на паспортном контроле опять задает мне строгий, прямо-таки принципиальный вопрос:
– А почему у вас нет штампа о выезде?
– Да у нас там, в Копенгагене, и контроля-то никакого не было. Прямо из зала ожидания без всяких проверок пошли на борт…
– Я не про Копенгаген. Наш пограничник должен был вот здесь поставить штамп о выезде!
(А, так это тот самый, который так долго и так строго на меня смотрел и все хотел понять мои истинные цели! Он так увлекся ролью следователя, что забыл исполнить свою прямую обязанность…)
– Но я-то здесь при чем?
– Как это «при чем»? Вы должны были потребовать, чтобы он поставил вам штамп!
– Потребовать?.. Да откуда мне знать об этом штампе?.. Не так часто я пересекаю границу!..
Он понял, что толку от меня не добиться. Безнадежно поставил штамп, отдал паспорт.
И вот я выхожу… Господи, радость-то какая: живой, здоровый, да еще и 500 долларов в бумажнике. Это значит, уже завтра утром я ничего не буду должен своему «шефу»!..
В общем-то, рассказ этот можно считать оконченным. Только еще завершающая деталь осталась, вроде традиционного постскриптума. Я приехал домой, и к ночи жена с тремя нашими маленькими детьми все же были побеждены любопытством и стали разбирать «датские подарки». И вот когда она со дна пакета, после стеклянных гирек, вытащила пузырьки с остатками шампуня, на которых остались даже волосы жертвователей, мне снова захотелось увидеть моего сердечного, моего закадычного и верного датского друга Поля.
И мне кажется, что даже при моем почти нулевом владении английским, я бы смог на этот раз коротко и ясно донести до него всё то, что думаю о его прекрасном королевстве, о его замечательном мире и самом лучшем образе жизни.
==========
Когда мы упрямо повторяем, что по своей сути мы тоже европейцы, что мы имеем в виду? На кого хотим походить? На вот таких заскорузлых в своем мещанстве обывателей?
Но зачем нам это?
