Геометрия Лобачевского и страна Подмосковье
(Лирическое заключение монологов местных жителей)
А задумывался ли кто-нибудь из читателей, почему геометрия Лобачевского изобретена именно в России? Впрочем, что я говорю «изобретена»? Открыта! Открылась.
Но в какой стране еще ей было открыться естественней всего? Ведь в любых нормальных странах трехмерное пространство евклидовой геометрии стоит надежно и крепко. И законы, по которым это пространство живет, понятны и привычны обыденному разуму: гвозди там забиваются, а шурупы закручиваются, машины ездят, а дороги стоят, круглое катится, а квадратное кантуется, правительства благоустраивают свои народы и государства, а не чужие…
В России законы естественнонаучные (естественные для большей части мира) работают с трудом, как будто бы даже нехотя. Но сказать, что Россия – совсем страна без законов, все же не получается. Потому что один закон действует на протяжении всей русской истории с железным постоянством и каменной необходимостью: «Аз, ихже аще люблю, обличаю и наказую – кого Я люблю, тех обличаю и наказываю».
И невозможно России хоть куда-нибудь спрятаться, схорониться от действия этого закона. А он суров и тяжел, тяжелее всех остальных природных и человеческих законов вместе взятых – и потому так часто нас обличают и так больно бьют. Но потому и спасают нас пока еще из таких чудовищных несчастий, которые для других стран и народов зачастую становятся последними и смертельными.
И, наверное, именно потому, что Россия всегда живет по особым законам, очень скоро после каждых очередных потрясений хотя бы некоторые из нас вновь начинают поднимать свой взгляд к небу. Точнее – к Небу. Но взгляд в Небо – это не обычный взгляд снизу вверх в обычном трехмерном евклидовом пространстве. Нет, это взгляд в четвертое измерение – реальное четвертое измерение, а не то, которое выдумано фантастами.
Ну а если бы Россия уткнулась всем своим лицом в землю – то неизвестно еще, стала бы она после этого нужна Богу или была бы просто вычеркнута из списков живых за ненадобностью.
Итак, Россия, русский (в широком смысле) человек знает Небо, знает четвертое измерение, чувствует ветер Вечности. Так где же еще было родиться Николаю Ивановичу Лобачевскому, как не в России? Где работать, как не в российском городе Казани?
«Казанский университет, – говорит Брокгауз-Ефрон, – основанный в 1805 году, первым профессором имел иностранца Бартельса, но скоро из питомцев университета образовался русский преподаватель (хороший оборот «образовался» – вроде плесени, что ли?), знаменитый Н.И. Лобачевский, начавший чтение в 1811 году с небесной механики и теории чисел».
Неплохо бы только добавить, что знаменитому Лобачевскому в 1811 году, когда он начал чтение лекций с небесной (!) механики, было девятнадцать лет…
О чем это лирическое отступление? О том, что русская жизнь в любую свою эпоху, а особенно – в эпоху переломную, развивается больше по законам небесной, а не земной механики. И все понятия нашей жизни имеют не совсем буквальный смысл. Вернее – не только буквальный смысл. А еще и тот, иной, смысл из четвертого измерения.
Вот и местные жители, которые встретили Свечкиных в Рогожине, оказались не так чтобы уж очень местными. Они, в большей своей части, именно были скорее теми самыми коренными переселенцами – термин, который я использовал в начале главы.
Для чего же они собрались именно здесь, на этом конкретном участке нашей земной поверхности? Как это для чего? Они долго шли по российской земле и искали свое счастье. И вот наконец пришли сюда, в Рогожино, в самое сердце России. Ведь Подмосковье – это именно сердце России, вы не задумывались?
А вообще-то, что такое Подмосковье? Можно ли, например, называть его страной?
Площадь одной Московской области - пошире, чем площадь Дании или Нидерландов. Население – больше, чем в Дании, Финляндии или Швеции. И это только область, без двадцатимиллионной Москвы и соседних областей, которые тоже Подмосковье, только дальнее.
Но, конечно, не столько в размерах и количествах дело. Всякая страна отличается от своих соседей если уж не валютой, то особым укладом, обычаем, духом. Найдем ли мы это в Подмосковье? И в чем конкретно его отдельность и особенность?
…А ведь не вдруг и ответишь.
Не вдруг – потому что очень мало в Подмосковье резкого, кричащего, черно-белого. Москва – другое дело: любой конфликт обнажен; на земле и под землей – суета сует и всяческая суета; все спешит, гудит, звенит – и все равно опаздывает во все нужные места… И совсем другое дело – дальняя глубинка: апатия, сон, безнадежность, безденежность (и взять-то неоткуда), безработица (и попробуй найди приличное место!), медлительность, тихость. И самое главное – хроническое ощущение собственной невостребованности, а значит, ненужности.
Вот между этими крайними полюсами российской жизни и расположилась страна Подмосковье. Нет столичной суеты – но нет и отчаяния заброшенности. Рядом громадный мегаполис – но жизнь проходит на земле, рядом с землей, посреди полей и лесов среднерусской полосы. Сама природа здесь – самая средняя, самая среднерусская: не крутизна гор, не суховей степей, не холодина северной тундры – мягкость пологих холмов, мягкость смешанных лесов, мягкость тихих, извилистых, нешироких и неглубоких рек. Мягкость зимы, мягкость лета.
Мягкость!.. Вот главная отличительная черта подмосковного края. Мягкость, умеренность, срединность. Относительно высокий, в сравнении с остальной бескрайней провинцией, уровень обжитости: приличные шоссе, густая сеть железных дорог, поселки и деревни в пределах досягаемости друг от друга.
Для сознания москвича Подмосковье – это, конечно, деревня, глушь, Саратов. Для жителя Вологодчины или Урала (не говоря уж о Сибири и Дальнем Востоке) Подмосковье – что-то очень центральное, почти столичное.
Проблема миграции для Подмосковья всегда была одной из самых острых и серьезных: этот край традиционно привлекателен для всей остальной громадной России, для почти всех республик бывшего Союза. И потому немало здесь можно встретить мест, где, практически, все жители – относительно недавние коренные переселенцы. С Тамбовщины, с Урала, с Украины они ехали сюда, готовые работать в поле, на ферме, в теплице – везде, где в то время не хватало рабочих рук. Но и жилье вместе с подмосковной пропиской они получали гораздо скорее, чем могли ожидать этого в Москве или даже на своей Тамбовщине-Украине. А подмосковная прописка открывала уже прямую дорогу для трудоустройства в столице. Для таких людей конечной целью была Москва, для кого-то остается такой даже и сейчас.
Для кого-то – но далеко не для всех.
Потому что человек, попав в Подмосковье, обосновавшись в нем и прожив лет пятнадцать-двадцать, вдруг начинает ощущать, что не так уж ему и хочется менять свою размеренную, упорядоченную и свободную жизнь на суматошное и подневольное существование столичного жителя. Человеку для душевного равновесия необходимо ощущение осмысленности своей судьбы, ощущение того, что он сам может (в большей или меньшей степени) распоряжаться ею. И Подмосковье – не столица и не провинция, но уж точно Россия, исконная историческая Московия – дает человеку это необходимое ощущение осмысленности.
И приходит на память другое описание весьма похожих человеческих чувств и положений:
«…Умеющие разрешать загадку жизни почти всегда остаются в Сибири и с наслаждением в ней укореняются. Впоследствии они приносят богатые и сладкие плоды. Но другие, народ легкомысленный и не умеющий разрешать загадку жизни, скоро наскучают Сибирью и с тоской себя спрашивают: зачем они в нее заехали?.. Они неправы: не только с служебной, но даже со многих точек зрения в Сибири можно блаженствовать… Вообще земля благословенная. Надо только уметь ею пользоваться. В Сибири умеют ею пользоваться…»
(Ф.М. Достоевский. «Записки из Мертвого дома»)
============
Чего мы ищем на земле, о чем страдаем, куда все время спешим? И где все-таки настоящее место человека? Там, где он когда-то появился на свет из материнской утробы? Или там, где учился и получал первые навыки жизни в мире? Или там, где работал и делал успешную (или безуспешную) карьеру? Или там, где он собрался умирать?
Или его настоящее место там, где он видел Самого Бога лицом к лицу и беседовал с Ним?
Человек на земле, даже забывший Бога, даже никогда не слышавший о Нем, ищет повсюду только одного места – Рая. Потому что душа человеческая не хочет соглашаться на меньшее. Не может согласиться.
Но Рая на земле уже давно нет. И потому человек вынужден вечно брести, спешить куда-то, обманывать себя или других (или и себя и других) в этих бесконечных и бесплодных поисках своего места под солнцем трехмерного евклидова пространства.
Не потому ли так огромна, так почти бесконечна наша земля, что она есть образ, икона Божьего мира, несоизмеримого в своем величии со всей тщетой всех дел, стремлений и страданий человеческих?
От нас, как говорил один гениальный русский писатель, хоть три года скачи – ни до какой земли не доскачешь.
Но если не доскачешь и в три года – стоит ли и скакать через эту бесконечную ширь? Может, лучше напрячь все свои жалкие силы – и взлететь? Подняться из евклидова пространства в геометрию Лобачевского?
Чтобы там попытаться понять и почувствовать небесную механику русской судьбы…
Но мы, кажется, как-то слегка отвлеклись от жизни Свечкиных?
Может быть. Зато уж Свечкины от своей новой жизни при всем желании отвлечься не могли.
Свечкины потихоньку укоренялись на своей новой почве…
