Страх Божий
Популярный профессор Московской духовной академии неизменно предостерегал своих слушателей – будущих священников – от одной нехорошей профессиональной черты – привыкания к святыне. «Знаете как отличить семинариста-первокурсника от бакалавра и магистра богословия? – спрашивал он. – Студент первого курса, проходя мимо иконы, крестится и кланяется. Студент четвертого курса, проходя мимо иконы, крестится, но уже не кланяется. И наконец, студент пятого курса, проходя мимо иконы, и не крестится, и не кланяется». В качестве положительного примера этот профессор указывал на одну из своих духовных дочерей – женщину, которая, будучи замужем много лет, каждое утро просыпалась раньше своего супруга, а вечером засыпала позже него потому, что боялась предстать перед ним с ненакрашенными глазами.
И действительно, часто приходится слышать, как супруги «со стажем» жалуются на охлаждение былых чувств, на усталость друг от друга. Порой доходит до того, что они как будто даже стыдятся самих воспоминаний о юношеском горении сердец и о безумствах, которые делали некогда друг для друга. В священнической среде иной раз заходят разговоры о «профессиональном выгорании», о скуке во время богослужения. Так что предостережение профессора и пример его духовной дочери оказываются весьма кстати: подобный страх – это неиссякаемая молодость отношений, иммунитет от профессиональной болезни усталости и «выгорания».
«Есть особая проба на золоте христианства, по которой его никогда ни с чем не спутаешь и по которой всегда можно отделить от него всякое не истинно христианское учение, в частности, сектантство. – Писал известный философ Сергей Фудель. – Этой золотой пробой является страх Божий».
И действительно, любовь – это всегда предельно серьезное отношение к тому, кого любишь. По-настоящему любимого человека невозможно представить в смешном или нелепом виде, не получается нарисовать на него карикатуру. И потому страх Божий является необходимым компонентом подлинной веры. Там, где его нет, неизменно появляется приторный привкус сектантства.
Достоевский однажды задался вопросом: каким был бы Христос, если бы Он не был Богом? И создал художественный образ князя Мышкина, безусловно положительного человека. Нельзя не признать за этим героем некоторого обаяния, но все же он добр без силы: спасти он никого не смог, как ни старался. Наоборот, обе женщины, любившие его, кончили плохо. Или возьмем другой образ – Иешуа Га Ноцри из «Мастера и Маргариты»: не добрый, а скорее, безобидный; не святой, а наивный. Если смотреть на Христа без страха Божия, то вместо евангельского, победившего мир Спасителя, мы непременно, увидим одного из этих персонажей.
Современный протестантский мир придумал новый, молодежный образ Иисуса. Этакий «кореш с района», «рубаха-парень», с которым нескучно проводить время. Вот пример сектантских песнопений о Христе: «Он любит меня, Его люблю я, чудесная дружба с Ним у меня; всегда и везде мне с Ним хорошо…» Между тем, люди, которых Сам Спаситель называл друзьями, относились к Нему иначе. Никто из апостолов не написал в послании, что он «друг Иисуса Христа». Подписывались так: «Петр, раб Иисуса Христа», «Павел, раб Иисуса Христа». И даже любимый ученик – Иоанн, прозванный впоследствии Богословом, – увидев Учителя во славе, пал к ногам Его, как мертвый». Христианство без страха Божия моментально становится розовым и слащавым, как эстрадные песенки про любовь. И словечко «Боженька» коробит человека, обладающего хотя бы минимальным вкусом.
По учению Отцов Церкви, есть два вида страха Божия: один – новоначальный и другой – совершенный. Первый страх – это страх потерять за свои грехи свое вечное счастье. Другой страх – совершенный – сопряжен с самой любовью. Это благоговение, уберегающее душу от небрежения перед Богом.
«Признак первого страха есть ненавидеть грех и гневаться на него, как гневается на зверя угрызенный им», – говорил преподобный Петр Дамаскин.
Рассмотрим, к примеру, гомофобию, с которой активно борется либеральный мир. Это один из действующих внутри мужского сообщества естественных механизмов защиты от зла. Культура античного мира однозначно свидетельствует: противоестественное влечение мужчин друг к другу в большинстве случаев не обусловлено их врожденными качествами. Подростку в определенный период мучительно интересен любой сексуальный опыт. И от незаконных практик его удерживает только гомофобия. Он боится, что его не поймут «реальные пацаны» во дворе, что к его имени навсегда приклеится позорное прозвище. Этот страх перед постыдным грехом и ненависть к нему есть одно из проявлений Божьего страха.
Рассказывая о жизни и быте спартанцев, Михаил Гаспаров отмечал, что их старейшины не только не боролись с «предрассудками», но, наоборот, намеренно культивировали различные «фобии». Так, например, существовал обычай допьяна поить раба и водить его между столами юношей во время обеда. Так у будущих воинов царя Леонида алкоголь с детства ассоциировался с самыми отвратительными картинами. И о пьянстве среди спартанцев никто никогда не слышал.
Художественная литература говорит о том, что среди русских офицеров культивировалась фобия по отношению к трусости и воровству. Иначе не объяснить упоминаемые в классических произведениях полулегальные дуэли чести и случаи самоубийств в результате открывшейся растраты казенных денег.
Первый страх Божий – это отвращение ко греху и гнев против него. Это здоровый рефлекс души, отталкивающей от себя болезнетворные «бактерии», – нечто подобное чиху. «Первый страх любовь совершенная изгоняет вон из души, ее стяжавшей, – говорил святой Максим Исповедник, – а второй... она всегда имеет сопряженным с собою».
Второй, совершенный страх Божий, – это страх, характерный для всех счастливых влюбленных. «Настоящая любовь страшна. – Писал Юрий Визбор в своей знаменитой повести "Завтрак с видом на Эльбрус". – Страшна так же, как страшны все настоящие ценности жизни: мать, дети, способность видеть, способность мыслить – словом, все то, что можно по-настоящему потерять». И потому на каждой Литургии напоминанием всем нам звучат очень важные слова: «Со страхом Божиим и верою приступите!»
