У меня есть любимое…
– Мороженое?
– Нет.
– Место отдыха?
– Нет.
– У меня есть любимое стихотворение Мандельштама – «Казино». Автор сидит за столиком казино и сквозь немытое стекло смотрит в окно. Он пришел не играть, а скоротать время с бокалом вина и поглядеть на море, которое как «тусклое пятно» для него в этот час. Душа его в движении. Перед ним – «солнца луч на скатерти измятой». А вот далее:
Играет ветер тучею косматой,
Ложится якорь на морское дно,
И, убеленная, как полотно,
Душа висит над бездною проклятой…
Что получается? Око поэта зрит в небе игру ветра с тучей, ум видит опускание на дно корабельного якоря (прям-таки слышишь грохот якорной цепи и видишь, как зарывается в донный ил тяжелый металл). А душа – ощущает себя парусом, трепещущим над бездной. Она «выбелена» (бледна) и под ней – пропасть. Эта пропасть метафизическая и километрами не измеривается. Перед нами амплитуда колебаний поэтического ума: небо – морское дно – духовная бездна. Здесь есть верх и низ трехмерного пространства, а также указание на пространство четырехмерное.
***
Когда впервые мое внимание уцепилось за эту динамику, сразу вспомнился «Пророк» Пушкина. Там Серафим в пустыне страшной касается очей поэта, и те раскрываются, «как у испуганной орлицы». А вот когда прикосновение достигает ушей, то происходит следующее:
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье
Легко заметить, что координаты те же. Небо (внял я неба содроганье), духовный мир (и горний ангелов полет), морское дно, как область мрака и ужаса (гад морских подводный ход). Правда, его Величество Король гармонии Пушкин добавляет еще нечто земное и нежное – растущую в долине виноградную лозу, чем отвоевывает для читателя кусочек «просто человеческой» территории. Иначе простому человеку все будет слишком необычно и грозно: ангелы, гады морские, дрожащее небо. Он либо читать не будет, либо обзовет все фантазией. Но и у Пушкина, и у Мандельштама поэтическое ухо силится прислушаться ко всем мирам. Поэты не смотрят на мир в упор как в бухгалтерскую книгу, а одно видят глазами, к другому прикасаются умом, третье ощущают сердцем. И все – сразу! Это и есть поэзия.
***
Потом, когда Пушкин и Мандельштам двумя несхожими стихотворениями вступили перед мысленным моим взором в подобие союза, мысль пошла дальше. Что значит эта амплитуда колебаний: низ – верх – опять низ; духовное – материальное? N-ое время спустя, пришла, вспыхнула догадка, что это чисто евангельские маршруты. Вот Господь сходит с небес на землю в воплощении – раз. Потом спускается еще ниже, ибо рождается не на земле, а фактически «под землей» – в пещере. Это два. Он возносится на Крест и зажигает на нем искупительный огонь Страданий. Свечу не ставят под спудом, поэтому Крест стоит на Голгофе как на подсвечнике, и Сам Сын о Своем крестном страдании говорит: «Когда вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе».
После смерти Христос, как солнце за горизонт, заходит во гроб, оставляя мир во тьме. Опять вниз. Но душа Его идет еще ниже, и вот Он уже в Аду говорит стражникам: «Возьмите (уберите т.е.) врата, князи ваша!» А после этого вверх – к Воскресению! Но и это не все. Потом Вознесение, чтобы исполниться пророчеству псалма 67-го: «Восшел на высоту, пленил плен, роздал даяния человекам». Восшедший, по словам апостола Павла, Он же и нисшедший – Христос. То есть искупительные движения Господа совершаются во всех мирах (видимом и невидимом) и по координатам вверх – вниз.
***
Очевидно, воздух евангельской культуры проникает у некоторых больше в подсознание, чем в сознание. Поэтам среди этих «некоторых» – первая чаша. Легкокрылая мысль упомянутых гениев движется с легкостью, свойственной мысли, по евангельским координатам: вверх – вниз – еще ниже – на самый вверх. А еще она, уже без легкости, но с мучением, проникает (пытается проникнуть) в невидимый мир, где завязаны все узелки видимых процессов.
Кстати, Иерусалим – прекрасная иллюстрация к сказанному. Расположен он на горе, и в него нельзя просто прийти или просто из него уйти. Но в первом случае говорят: «Восходим в Иерусалим» (как и Христос говорил перед страданием), – а во втором: «Нисходим из Иерусалима» (как и в притче о самарянине милосердном избитый разбойниками человек «нисходил из Иерусалима в Иерихон»). Так что и география Святой Земли соответствует духовным процессам.
***
Ну, а мы что? Мы должны опускать глаза вниз, поминая слово «земля еси и в землю отыдеши». Еще должны возноситься духом на Литургии при словах: «Горе имеем сердца!» Еще должны читать хорошие стихи, которые хоть иногда и не высоко летают, а все же повыше будут, нежели обычные бытовые мысли. А еще… Еще – думайте сами. Например, поищите ответ на вопрос: есть ли у вас любимое стихотворение?
