Альфа и Омега

Сергей Мазаев

Вот уже почти две тысячи лет христианский мир осуждает Иуду Искариота. Но кто может гарантировать, что сам не совершит предательства в тяжелых обстоятельствах? Апостол Петр перед входом в Гефсиманию поклялся Христу: «Хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя». Подобное говорили и все ученики. И Спаситель ответил Своему Апостолу: «Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде, нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня». Позже именно так и случилось. При виде вооруженной стражи, пришедшей, чтобы арестовать Иисуса все ученики сбежали, оставив Учителя. И даже Петр на прямой вопрос во дворе первосвященника отвечал: «Я не был с Ним. Я не знаю этого Человека».

С чего же начинается предательство? В чем состоит минимум отступничества? Как узнать, не смотришь ли ты на Бога глазами Иуды?

Когда Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, к Нему подошла женщина с сосудом драгоценного мира и возливала Ему возлежащему на голову. Увидев это, Искариот вознегодовал и говорил: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим.

Можно предположить связь между иудиным возмущением по поводу «неразумной» траты и последующим предательством Христа. Этот эпизод явно показал то, что Христос не является для Иуды конечной Целью, рядом с Которой «торг уже неуместен». Все апостолы ожидали, что Иисус Назарянин станет политическим лидером Израиля, но только один из них навел стражу на Учителя, чтобы вовлечь Его в свою революционно-освободительную борьбу против римлян и иудейских старейшин.

Явление Христа святому Петру на Аппиевой дороге

«Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний». Так говорит о Себе Бог в «Откровении» Иоанна Богослова. Альфа и Омега – это сочетание первой и последней букв классического греческого алфавита. В древней философии эта формула передавала вечность высшего начала.
Именно этот момент является пробным камнем веры: способны ли мы поставить Бога выше всего на свете? Умеем ли мы видеть в Нем Альфу и Омегу, причину всего и последнюю цель? Или рассматриваем Всемогущего Творца только как средство, как лояльную нам силу, способную обеспечить наше блаженство?

В Евангелии от Луки есть примечательный эпизод. Входя в одно из селений на пути в Иерусалим, Иисус увидел десять прокаженных, которые, соблюдая требования закона, остановились вдали и принялись кричать: «Иисусе, Наставниче! Помилуй нас!» Спаситель приказал им идти в Иерусалим и показаться священникам. По обычаю, страдавшие проказой являлись священникам лишь по выздоровлении, чтобы священники удостоверили это и приняли от них установленную жертву. Десять прокаженных еще не исцелились, но тотчас же послушались Иисуса и пошли; дорогой уже они заметили, что проказа сошла с них. Позже один из них, самарянин, видя, что исцелен, возвратился к Иисусу, припал к ногам Его и громким голосом прославлял Бога. Спаситель с грустью сказал: «Не десять ли очистились? Где же девять? Как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?»

Эгоистичные люди склонны забывать Бога, когда надобность в Нем отпадает. Возможно, этот евангельский эпизод побудил немецкого философа Иммануила Канта дополнить свой категорический императив формулировкой: «Относись к человеку как к цели и никогда – только как к средству». И если это верно в отношении к человеку, не так ли нужно относиться и к Богу?

Блаженный Августин задавался вопросом: почему некоторые святые живут счастливо, а иные всю жизнь терпят скорбь? Почему то же происходит в равной мере и с грешниками? Где логика? И, поразмыслив, отвечал: «Если бы Бог не давал благополучия некоторым просящим, мы сказали бы, что оно зависит не от Него; а если бы давал всем просящим, подумали бы, что Ему только из-за таких наград и следует служить; служение же такое сделало бы нас не благочестивыми, а корыстолюбивыми и жадными».

Иными словами, раздавая благополучие и скорби непредсказуемым образом, Бог нарочно «смешивает карты», чтобы не сделать добродетель предметом торговли. Среди монахов существует правило: если увидишь брата, по своей воле восходящего на небо, дерни его за ногу и сбрось оттуда, ибо это ему полезнее. Если человек, подражая великим подвижникам прошлого, пытается «заработать» святость, это означает только одно: Бога он не рассматривает как Альфу и Омегу, но видит в Нем только некий духовный «лифт», способный вознести его к горним сферам. При таком «иудином» подходе, когда Спаситель мыслится лишь средством, уже нет разницы, насколько возвышена цель.

Распятие апостола Петра

Римский философ Эпиктет писал: «С Богом надо поступать так же, как мы поступаем с нашими глазами. Мы не просим их видеть то, что нам хочется видеть; напротив, мы очень довольны, что глаза наши показывают нам предметы такими, каковы они на самом деле. Почему же мы с Богом поступаем не так? Почему умоляем Его сжалиться над нами и дать нам то, чего нам хочется, а не то, что мы получаем от Него?» Такая позиция характерна для подлинных учеников Христовых. Они умеют беспричинно любить Спасителя и бескорыстно служить Ему.

Церковное предание говорит, что во время гонений императора Нерона малый остаток римских христиан убедил апостола Петра бежать из Рима. Уходя по Аппиевой дороге, Апостол увидел в солнечном сиянии идущего к городу Иисуса Христа. Писатель Генри Сенкевич так представил эту встречу: «Дорожный посох Петра, выскользнув из его руки, упал наземь, на лице изображались изумление, радость, восторг. Внезапно он бросился на колени, и приник головою к земле, будто целовал чьи-то ноги. Наступило долгое молчанье, потом в тишине послышался прерываемый рыданьями голос старика: "Куда идешь, Господи?" И до ушей Петра донесся грустный, ласковый голос: "Раз ты оставляешь народ мой, я иду в Рим, на новое распятие". Апостол лежал на земле, лицом в пыли, недвижим и нем. Но, вот наконец Петр встал, дрожащими руками поднял страннический посох и, ни слова не говоря, повернул к семи холмам города».

Альфа и Омега – это формула любви. И пусть тот, кто упрекает верующих в расточительности при строительстве храмов, прежде обратится со своим нравоучением к матери, отдавшей все имущество ради того, чтобы найти на ледяном Эльбрусе тело погибшего сына; или к художнику Нико Пиросмани, который в один прекрасный день продал все свои картины и даже отчий дом, чтобы подарить своей возлюбленной миллион алых роз.