Благочестивый

Юлия Кулакова

– Я вас выведу на чистую воду!

Виталий, который с некоторых пор представлялся всем исключительно как «раб Божий Виталий», надел кепку и быстрым шагом направился по тающему снегу домой.

Слова, собственно, были произнесены в воздух. Но воплотить их в жизнь, точнее – запечатлеть на бумаге, он собирался в ближайшее время.

Дома Виталий как попало снял ботинки, включил компьютер. Посмотрел социальные сети, повозмущался, паре особенно рьяных комментаторов объяснил, что они грешники. Потом засмотрелся какими-то картинками и чуть не забыл, зачем спешил домой.

Набрал в поиске «как обращаться к епископу» и вывел первую строчку: «Ваше Преосвященство!»

А что дальше? «Довожу до вашего сведения»? Это уж прямо какие-то годы репрессий получаются. А он не доносчик, он честный человек. А, придумал.

«С болью в сердце прибегаю за Вашей отеческой помощью. С недавних пор хожу я в храм…»

Снова поискал в интернете, на этот раз – полное название храма. Все должно быть солидно и по правилам.

«… и очень огорчен тем, что вижу. Настоятель нашего храма, отец NN, на моей памяти два раза опоздал к назначенному времени исповеди перед Божественной Литургией. Своих любимчиков пускает на исповедь без очереди…»

Виталий вспомнил, как отец NN только вчера попросил Виталия посторониться, и к аналою нырнула бодрая молодая женщина со слингом на груди. Вот тоже мне: куда бы она опоздала? Ребенок при ней, все при ней, стояла бы и ждала. А его, честно стоявшего в очереди, отодвинули, как мебель. Обидно.

«Жена священника Мария почти не появляется на службах, а если появляется, то сидит. Какой пример она подает прихожанам, в особенности молодым? Никогда не видел, чтоб принесла она пироги на трапезу или чтобы мыла полы вместе со всеми…»

Тут Виталий остановился. В новый храм он ходил всего лишь  около месяца – это раз. Сам ни разу не участвовал ни в каких уборках – это два. А вдруг она все-таки появлялась? Нет, нужно быть честным и объективным. Убрал про пироги и про полы. «Никогда не видел, чтобы она разговаривала с прихожанками о вопросах веры», так будет лучше.

«У священника и его жены всего лишь один ребенок, а это неправильно. Этот ребенок уже школьник, а ест постом хлеб с котлетой, я видел его на улице!»

Вот здесь архиерей, наверное, наконец-то поймет, каким преступником воспитали ребенка легкомысленные родители. А, вот еще про легкомыслие.

«В храме я не увидел ящичков с платками, которыми женщины, пришедшие в неправильном виде, должны покрывать голову и оборачивать…»

Виталий покраснел. Но вывернулся:

«… и оборачиваться поверх мужских штанов, надетых по невежеству и недостатку веры. Я спросил об этом у работницы лавки, и она сказала, что у нее есть пара платков для тех, кто этого хочет, однако священник считает, что прихожанки должны быть в храме одеты достойно, а не, как он это называет, заматываться в чужие вещи. И что все желающие поклониться Богу должны иметь возможность зайти в храм, а мы не должны их отталкивать от покаяния и молитвы. Вот такое странное мнение имеет православный священник! Служащие храма тоже легкомысленны. Регент Татьяна, например, не хочет вступать в православный брак и допускает брак с неверующим…»

Виталий хорошо помнил их разговор с Татьяной. Он честно изложил ей все доводы, согласно которым она была просто обязана согласиться стать его женой. Рассказал, как он будет блюсти ее в смирении и послушании. Круглолицая Татьяна вдруг перестала улыбаться и категорически отказала ему. А на его прямой вопрос, «уж не за безбожника ли собралась», она ответила изменившимся голосом: «Да уж лучше за безбожника!»

«Прихожане тоже ведут себя неподобающе. Один ребенок и вовсе кричит на каждой службе, несколько раз и громко. А когда я попытался вывести их с матерью из церкви, ко мне подошел алтарник Алексей и сказал, что набьет мне…» Нет, нехорошо. «И стал угрожать. Прихожанку зовут Екатерина, отца ребенка я в церкви не видел, что наводит на определенные мысли о ее поведении».

– Наверное, пока хватит, – вздохнул Виталий. Устал. Осталось отправить на адрес епархиального управления – и можно отдыхать.
– Мама, – крикнул он в дверь, – а что сегодня  покушать?
– Пирожки, сыночек, – отозвалась мать с кухни. – Приходи скорее чай пить! А то устал, наверное, свои бумаги-то рассылать на разные работы! Что им всем еще надо, почему они тебя не берут?

***

Утром Виталий был в храме раньше всех.

Люди начинали собираться. Батюшка вошел, благословил всех и о чем-то разговорился с алтарником и регентом, Виталий не мог их слышать.

– Батюшка, сегодня раньше позвали к Валентину Кузьмичу , да? – спрашивал Алексей.
– Да,  – вздохнул священник и перекрестился.  – Мучается человек, в третий раз такой приступ, внезапно. Причащаю – вроде отступает опасность. Но в больницу все-таки повезли, надо хорошо обследоваться ему.
– А матушка… придет? – подала голос Татьяна.
– В больнице матушка. Хуже стало.
– Ох… помоги Бог… а сынок?

– Дома остался. Тоже дела больничные продолжать будем. Никак не запомню, как этот синдром называется, который у него откопали. Велели мясом кормить постоянно, сказали, что в его состоянии это обязательно. Плакал. Хочет поститься по всем правилам.

– Бедные вы, бедные, – шмыгнула носом Татьяна. – А мне сегодня Екатерина звонила, тоже не придет, работой завалили. Воскресенье бы Богу отдать, а там – срочное дело. Как она держится-то. И ребенок – инвалид, и муж умер. Одно, говорит, мне утешение – Богу молиться.
– Батюшка, – подошла к ним работница лавки, – там спрашивают, можно ли записочки подать на молебен новому святому какому-то, я такого не слышала…
– Сейчас подойду. Вы пишите пока. Новый святой – так слава Богу, вот и помолимся.

Уходя, работница сказала:

– А новенький-то сегодня самый первый пришел. Благочестивый какой!
– Благочестивый, – кивнул священник.
– Благочестивый, да, – закивали, не сговариваясь, Татьяна и Алексей.