Следы католического влияния: знать, чтобы противостоять

Иерей Владимир Соколов

«Прихожанин» завершает публикацию отрывков из книги иерея Владимира Соколова, в которой автор анализирует влияние западного богословия на Православие. Читателям нашего интернет-журнала мы представили лишь некоторые главы да и то в сокращенном варианте. Книга иерея Владимира Соколова «Спор с самим собой. Духовная брань в современном мире» увидела свет в издательстве «Даниловский благовестник» Данилова ставропигиального мужского монастыря Москвы. Не пропустите ее!

…Католическое влияние заметно и в распространенном сегодня в нашей Церкви отношении к молитве. Ее стали понимать как произнесение словесных формул, которые сами по себе способны производить нужное духовное воздействие. Яркий пример такого понимания – это распространенность у нас «отчитывания», как способа изгнания бесов. Однако те, кто действительно изгоняли бесов, могли это сделать или простым повелением, или просто крестным знамением, никакого «отчитывания» они не производили. Изгнание – это харизматический дар, оно совершается теми, кто стяжал Духа и стал бесстрастным.

Молитва в православном понимании – это только средство стяжания Святого Духа. Но Духа подвижник получает не в результате простого произнесения молитв, а усиленным подвигом покаяния. Даже имея непрестанную молитву можно «стяжать» совсем другого духа, – впасть, например, в «прелесть». Святые отцы относились к молитве как к умному деланию, результат которого зависит от многих составляющих. Это и сердечное расположение – покаянное чувство, и сосредоточенность, и слежение за помыслами, и трезвение, которое охраняет человека от впадения в горделивое состояние прелести. Одно молитвенное слово, говорили отцы, произнесенное в раскаянии и трезвении, способно принести подлинные духовные плоды... Без этого благодатная молитва невозможна, она будет лишь фантазированием на «заданную тему».

У католиков молитва – это средство наказания человека, кара за грехи¹. Такое отношение к молитве у них закреплено даже канонически. Правило Тридентского Собора гласит: «Если бы кто сказал относительно временного наказания, что Богу по заслугам Христа ни в коей мере не приносится удовлетворение карами, им ниспосылаемыми и терпеливо переносимыми человеком, или назначенными священником, а то и налагаемыми (грешником) на себя по собственной инициативе, как то: постами, молитвами, милостынями и другими делами благочестия… да будет анафема» (ХIV сессия, канон 13).

Под влиянием католического учения и мы сегодня стали понимать молитву как некий долг, который мы должны отдать Богу. А ведь Бог не нуждается ни в чем, – по учению Святых Отцов, Он всегда одинаково, с любовью относится к человеку, независимо от наших молитв. Молитва способна менять лишь нас самих, приближая к Богу. В своем же греховном состоянии мы удаляемся от любви Божией, – и это отдаление мы ощущаем в себе как гнев Божий.

Самое существенное отличие Православия от западного христианства заключено в понимании человека. На Западе нет учения о глубокой поврежденности человеческой природы грехом, а потому там нет и такого переживания греховности, которое мы встречаем в Православии. Только отсутствием этого переживания можно объяснить возникновение в протестантизме учения о предопределении, потому что предопределенным ко спасению может быть только тот, кто мыслится неиспорченным – святым. У протестантов человек оправдывается верою – он не нуждается в исцелении и изменении, он ничего не может изменить в своей судьбе.

По католическому учению, после грехопадения у человека был отнят сверхъестественный дар праведности; природа человека в грехе не изменилась, – он лишь возвратился в состояние чистой естественности. Поэтому изменения человека здесь не предполагается, ведь дар дается и отнимается без его участия. Спасение у католиков – юридическая тяжба, возвращение долга или удовлетворение за нанесенный ущерб. Конечно, аскетическая практика по изменению человека там есть, но она находится в существенном противоречии с учением.

Влияние католичества просматривается и в нашем понимании ада. В психологическом восприятии мы усвоили католические представления об аде как о месте наказания, мучения – котлы, сковородки, жаровни, особые круги ада для различных родов греха. Такое развитое учение об аде, несомненно, вытекает из юридического понимания христианства – каждому греху должно соответствовать и особое наказание. Но в Православии такого учения нет, – Отцы говорят только о некой стране, о месте, определенном Богом для души. Святитель Ириней Лионский писал: «Души удаляются в место, определенное им Богом, и находятся там, ожидая Воскресения». То же самое говорил Иоанн Златоуст: «Понятно, что по отшествии отсюда души уводятся в некую страну, [где] не имея возможности вернуться, ожидают страшного того дня»². Сам результат греха, отдаляющего человека от Бога, говорят отцы, есть уже величайшее наказание. В ад влечет человека состояние души, «мрак себялюбия», по выражению преподобного Максима Исповедника.

Сильнейшее влияние католичества мы испытали через Жития Святых. Если богословие изучали в основном пастыри и немногие интересующиеся богословием миряне, то Жития Святых, составленные святителем Димитрием Ростовским, читала вся Россия. Эти Жития переиздавались неоднократно. Всем известно, что святитель в своей работе широко пользовался католическими источниками. Иеромонах Серафим (Роуз), специально занимавшийся исследованием этого вопроса, особо отмечал тот факт, что, начиная с ХI века в эти источники было внесено много фантазий, вымыслов и недостоверных фактов.

Это формировало нездоровую духовную атмосферу, тягу к мистицизму, а у рационально мыслящих читателей вызывало сомнения и атеистические искушения. И хотя святитель Димитрий стремился убрать католическую окраску текста «Житий», но в плане психологическом и духовном следы его явно сохранились. В этих Житиях Святые были представлены только как ходатаи, заступники, чудотворцы, – их религиозная жизнь, их духовный опыт становились неким недоступным для христианина отвлеченным идеалом, не имеющим прямого отношения к его религиозной жизни. А ведь жизнь святых всегда была для христиан образцом для подражания: поначалу их называли просто свидетелями подлинной жизни и веры. Но тем, кто хочет подражать их подвигу, всегда интересен путь к этому свидетельству. Жития же, изначально рожденные в лоне католической ментальности, даже пройдя обработку православного святителя, – делали невозможным такое восхождение к святости для тех, кто их читал, ибо идеал в таком изображении был недоступным.
От католиков мы усвоили и учение о Таинстве Брака. По их учению, Христос установил это Таинство на браке в Кане Галилейской. Однако это противоречит самому Писанию и святоотеческому пониманию Таинства Брака. Христос на вопрос фарисеев: «по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею?» (Мф. 19, 3) прямо говорит: «не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19, 4–6)³. Из этих текстов следует только один вывод: Таинство Брака было установлено еще в раю. В Кане же Галилейской Христос не устанавливает никакого Таинства – Он просто присутствует, как гость, на уже совершившемся по еврейскому обычаю браке, своим присутствием освящая его.

С самого начала именно так и понимался брак в раннехристианской Церкви. Таинством называли саму любовь супругов, но не обряд венчания, который появился лишь в IX веке⁴. «Брак, – учил святитель Иоанн Златоуст, – заключается не чем иным, как согласием по законам»⁵. По римским законам, брак заключали сами супруги. Языческий брак признавался христианами. «Брак является делом честным и у нас, и у язычников», – настаивает святитель Иоанн Златоуст, ссылаясь на текст апостола Павла: «брак честен во всех» (Евр. 13, 4) и относя его к языческому браку⁶. Подобные высказывания можно найти и у свт. Амвросия Медиоланского, блаженного Августина, Ф. Вальсамона и др. Первое правило Лаодикийского Собора также предписывает вступать в брак «свободно и законно», т. е. по римским законам.

Однако сегодня многие священники и миряне считают, что те, кто не получили церковного освящения брака, живут в блуде. Такое отношение к законно оформленному гражданскому браку, несомненно, сформировалось у нас под влиянием католического учения об установлении этого таинства Христом на браке в Кане Галилейской. Справедливости ради необходимо, однако, сказать, что такое отношение к браку возникло и от нечеткого различения понятий законного брака и брака – Таинства. Законность языческого брака и его благодатность, как божественного установления, никогда не оспаривалась Отцами, но брак как новозаветное Таинство отцы не отделяли от Евхаристии. «В древней Церкви, – рассказывает об этом различии протоиерей Иоанн Мейендорф, – христиане, отнюдь не отрицая гражданское значение брака, заключали его согласно гражданским законам. Но как членам Тела Христова им было доступно и другое измерение брака: во Христа и в Церковь. Церковность брака была всецело отлична от его формальной законности: она происходила не в силу особого церковного обряда, а в силу того факта, что брак заключался между двумя членами Тела Христова и являлся поэтому Таинством. Будучи Таинством, брак не есть юридический договор, а вечный дар, доступный гражданам Царства Божия, но совершенно непонятный тем, которые этого Царства не знают и не ищут»⁷. Вино на браке в Кане Галилейской и есть образ новозаветного дополнения брака.

Однако на этом основании невозможно говорить о блудном сожительстве супругов, законно заключивших брак, но не венчанных. И на этом же основании нельзя не допускать одного из супругов к Причащению. Некоторые священники венчание супругов выдвигают как непременное условие допущения к Причастию. Часто к такому Венчанию принуждают людей неверующих, но о каком же браке как Таинстве, подкрепленном Евхаристией, можно говорить в таком случае. Это магическое понимание Таинства (неважно, над кем оно совершается, лишь бы священнодействие было проделано) – и таким образом оно совершится в результате произведенных операций и произнесенных молитв.

В католичестве сформировалось некое пренебрежение к браку, его считали уступкой человеческим слабостям. «Брак есть зло прежде всего для души, – наставляет Фома Аквинский, – ибо ничто так не пагубно для добродетели, как плотское сожительство»⁸. «Брак не узаконивает любовь к жене, он едва ее оправдывает, – вторит ему Бонавентура, – любовь сама по себе есть гнусная вещь она есть препятствие для любви к Богу, единственно законной любви»⁹. Тертуллиан называет брак «терпимым любодеянием».Совсем иное отношение к браку встречаем мы у восточных отцов: соитие с законной женой они считают целомудренным. «Брачная любовь есть любовь сильнейшая, – пишет святитель Иоанн Златоуст, – это высшее выражение любви». Супруги, по мнению святителя, являют добродетель «гораздо более совершенную, чем живущие в монастырях»¹⁰. Брак, по единодушному мнению Отцов, является Таинством, тогда как монашество большинством Отцов Таинством не называется. Но, несмотря на это, многие психологические черты католического отношения к браку можно сегодня встретить и у нас.

Когда сегодня от «просвещенных» старцев и стариц можно услышать, что для прощения какого-либо греха надо совершить столько-то поклонов, отправиться в паломничество, прочитать столько-то раз покаянный канон и т. д. и т. п., – то это тоже есть косвенный результат влияния католического понимания спасения. Речь идет не о том, что поклоны, паломнические поездки, каноны сами по себе являются следствием католического влияния, а о том, что эти прекрасные средства в подвиге нравственно-онтологического преобразования человека – обожения, будучи использованы как плата за грех, как средство выкупа с целью спасения, – к таковой цели не ведут. Наоборот, они в таком случае нередко приводят к нравственной и духовной деградации человека, то есть способствуют не освобождению от греха, а греховному порабощению человека.

В Православии поклоны, посты, молитвы, паломничества есть лишь вспомогательные средства внутренней борьбы с грехом – для стяжания благодати, помогающей в этой борьбе. В католической практике, как способы оплаты греха, эти методы, фактически становятся самодостаточными. Такой законнический путь намного легче и проще. Так же поступали и фарисеи – они исполняли лишь внешние правила благочестия, а внутри оставались наполненными греховными желаниями, уподобляясь гробам повапленным, «которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты» (Мф. 23, 27). Апостол Павел требует от учеников, чтобы они были служителями «не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3, 6). Значит, внешнее исполнение закона и правил становится губительным для души.

Когда нас наставляют, что для спасения надо только веровать и правильно накладывать крестное знамение, потому что все беды в Церкви оттого, что никто не умеет правильно накладывать крестное знамение, то это есть дикая смесь протестантского учения о спасении только верою, которое, кстати, когда-то с большим упорством насаждал у нас Феофан Прокопович¹¹, и католического ex opere operato.

Католицизм дает очень удобное для падшего человека учение. По этому учению, человеку можно не меняться, но можно изменить отношение Бога к человеку. По учению же Святых Отцов, все на самом деле наоборот: Бог остается неизменным в своем отношении к человеку – Он всегда любит человека, но человеку, чтобы приобщиться к этой Божественной Любви необходимо измениться, с помощью благодати Божией преобразить свою падшую природу – обожиться. «Христианство есть уподобление Божеству»¹² – так сформулировал суть христианской религии святитель Григорий Нисский. Иначе говоря, – там, где не совершается это уподобление, – там нет и христианства.

Атеизм, рожденный на Западе, есть также прямое следствие отсутствия в католичестве реального опыта соединения с Богом, потому что того, с чем нельзя соединиться и что нельзя реально познать, как бы и нет. Когда католики не признали православное учение о присутствии Бога в мире в Его нетварных энергиях, они фактически провозгласили и невозможность соединения с Богом – Бог стал совершенно недоступным и далеким от мира. Мир же мог теперь жить сам по себе, без Бога. Недаром после этого наступает эпоха Возрождения, в которой господствующими становятся уже не христианские, а языческие ценности.

Вообще влияние католичества на русскую духовную школу нельзя рассматривать как влияние «грязного» католичества на «чистое» Православие и только как влияние католических идей на православные идеи. На самом деле все гораздо сложнее. «Для чистых все чисто» (Тит. 1, 15), – говорит Апостол, поэтому дело тут не в нашей «чистоте», а в общих истоках прельстительных идей. Ведь само католичество подверглось очень сильному влиянию язычества. Многие языческие взгляды не были изжиты и у нас. И когда эти явно языческие пережитки через католическое влияние (с признаками язычества) вдруг получили статус якобы христианского мировоззрения, они сильно укрепились в нашем сознании. Поэтому такое явление на нашей почве, как «младостарчество» невозможно рассматривать изолированно от этого исторического и богословского контекста.

Конечно, наш народ всегда отвращался от духовных ветров, дующих с запада. Однако это праведное отталкивание от многоученого, но «еретического» запада, к сожалению, переносилось и на всю культуру как таковую, и на богословскую науку, в частности. Этим объясняется то, что у нас долгое время не было духовной школы. Мы создали ее только под напором и под влиянием католичества. Но то, чего мы боялись извне, – постигло нас изнутри и только по причине отсутствия своей богословской науки. Когда мы столкнулись с западным влиянием, мы не смогли ему действенно и аргументированно противостоять. Чисто интуитивное отталкивание от католичества порождало уродливые духовные явления, такие как, например, раскол. Сам раскол родился из приверженности к букве богослужебных книг, а приверженность к букве – из-за недостатка просвещения, из-за отсутствия школы. Даже живой проповеди не было на Руси – боялись ересей. Но получилось прямо по поговорке: «с чем боролись, на то и напоролись». Таков исторический урок.

Мы справедливо возмущаемся вторжением католицизма на нашу каноническую территорию. Но сегодня нам более всего необходимо внутреннее, богословское противостояние католицизму, потому что только через богословское осмысление противостояние становится действенным. Лучшим противодействием католической экспансии будет осознание основ своей веры и коренных ее отличий от католицизма и протестантизма. Это необходимо и для западного христианства, которое испытывает сильнейший духовный кризис. Православие, если о нем, в его подлинной и первозданной глубине, узнают западные христиане, может указать им выход из создавшегося положения. Запад сегодня нуждается в новой проповеди христианства, но, к сожалению, и мы забыли многое из духовного наследия Святых Отцов. Только если мы произведем заново сложную духовную работу по возрождению православного богословия, сможет прозвучать наша проповедь – и перед лицом христианского Запада, и перед лицом языческого Востока. Если же такая проповедь не прозвучит, духовный кризис может стать всеобщим и превратиться в Последний Суд.

Фото : www.lib-art.com