О роли священника – в западном богословии и Православии

Иерей Владимир Соколов

Многие современные православные представления о роли священства заимствованы из католических катехизисов. Считается, что священнику при рукоположении дается благодать совершать Таинства, а благодать пастырства усваивается им вне зависимости от его личных грехов. Но, по учению святых отцов, Таинства совершает Сам Христос ^[1], а не священник, – он лишь образ Христа, он служит ^[2] Таинству, он только предстоятель (впереди стоящий). Это ясно выражено в литургических молитвах: «Ты бо еси приносяй и приносимый, и приемляй и раздаваемый, Христе Боже наш...», «Иже неисчетною Твоею силою вся содетельствовал еси…» ^[3]. Если «отцы Церкви учили о преложении как усвоении евхаристического хлеба и вина человечеством Слова» ^[4], – то священник и не может этого сделать, потому что это может сделать только Христос.

Таинство совершается Христом в силу призывания благодати Святого Духа всей Церковью, а не одним пресвитером ^[5]. «Действия этого Таинства, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – совершаются не человеческой силой. Тот, Кто совершил их тогда на той вечери, и ныне совершает их. Мы занимаем место служителей, а освящает и претворяет дары сам Христос… Это та же самая трапеза, которую предлагал Христос, и ничем не менее той. Нельзя сказать, что ту совершает Христос, а эту человек; ту и другую совершает сам Христос. Это место есть та самая горница, где Он был с учениками» ^[6]. Церковь получает дары освящения через причастность Телу Христову ^[7].

Это у католиков принято делить Церковь на учащую и учащуюся, на посвященную и профанную. Причем всю посвященную Церковь, как и всю полноту даров и учения, у них представляет папа. Он выше Собора. Священник на приходе является лишь заместителем папы, и только поэтому он может совершать Таинства. Учение о том, что священник совершает Таинства – это католическое учение. Оно вытекает из логики магического понимания Таинства как невидимого превращения материи Таинства в Кровь и Плоть Христову. На самом деле Тело Церкви едино и неделимо, а Таинство всегда церковно по своей сути, ибо священнодействует Церковь соборно. Передается не право совершать Таинства, а сама традиция приобщения к Телу и Крови Христовым, ибо без этого нет Церкви.

Что же касается пастырской благодати, якобы не отнимаемой от грешного священника, то святые отцы смотрели на это иначе. Иоанн Златоуст писал о том, что душа священника должна быть чище лучей солнечных, чтобы не отступил от нее Дух Святой ^[8]. Святитель Григорий Богослов говорил об этом еще более определенно. «Многие, – писал он, – облечены саном, да не многие имеют благодать» ^[9]. По представлениям же католиков, сан является неуничтожимой принадлежностью рукоположенного священника, поэтому у них нет процедуры извержения из сана, а только запрещение в священнослужении. У нас благодать рукоположения не является атрибутом священнослужителя, он может ее лишиться вследствие своих грехов – и потому может быть лишен сана. Извержение из сана есть лишь каноническая мера, которой священноначалие подтверждает, что данный священник лишился благодати рукоположения.

По католическому учению Таинства совершает сам священник. «Священник в католическом понимании, – разъясняет этот вопрос известный православный литургист архимандрит Киприан (Керн), – в минуту совершения Евхаристии не только есть “образ Христа”, как учат свв. отцы (Максим Исповедник), но и обладает всей полнотой Его власти. Он действует так же, как действовал Сам Христос на Тайной Вечере» ^[10].

Наиболее ярко это выражено в католическом чине Крещения. Если у нас крещальная формула имеет безличный характер: «Крещается раб Божий…», то у католиков это звучит иначе: «Я крещу тебя во имя…» ^[11]. Но в такой формуле явно видно желание приписать священнику власть совершать Таинства. Однако и у нас привилось такое же понимание роли священника в совершении Таинства: даже в наших катехизисах написано, что священник совершает Таинства. Если священник обладает полнотой власти и благодати и может совершать Таинства сам, то возникает естественный вопрос: зачем необходимо в Таинстве присутствие Божие и зачем вообще нужно Его присутствие, ведь Его может вполне заменить священник?

Именно католическое понимание роли священника как обладателя полноты власти Христа сделало возможным возникновение таких опасных явлений в нашей Церкви, как младостарчество. Разве не об этом свидетельствуют такие сакраментальные фразы, которые сейчас можно услышать от православного священника: «Если я в храме и одет в подрясник, то моими устами говорит Господь Бог, и вы должны меня слушаться, как Бога!»? Это только устами римского папы, как верят католики, говорит Господь Бог, когда папа вещает с кафедры. Но ложная сакрализация священнической роли и власти восходит к язычеству, к вере в магические действия жрецов, посредством которых они возвещали непосвященным волю богов и духов ^[12]. Благодать священства дается для служения в Таинствах и пастырского окормления, но не для того, чтобы открывать волю Божию ^[13], и не для того, чтобы решать личные и семейные проблемы пасомых.

Благодать священства налагает на пастыря огромную нравственную ответственность. Он соприкасается со Христом так близко, как никто другой, ибо именно он стоит впереди всех, когда совершается таинство. Поэтому ему необходимо все время внутренне обновляться, работать над собой духовно. Хотя благодать воздействует на личные качества священника таинственным образом, но обновление не происходит автоматически, а только свободно, в соработничестве с благодатию. Надо помнить о том, что личные качества и грехи могут вступить в существенный конфликт с порученным служением, и даже в противоборство с благодатию Божией. И если пастырь не пытается изменить свои личные качества, то благодать священства может быть утеряна. Непонимание этого может привести к духовно опасному смещению сознания.

Сильному католическому влиянию у нас подвергся чин исповеди. Вместо прежней безличной формулы отпущения грехов: «отпущаются…», – появилось: «аз недостойный иерей…», а это невольно провоцирует на то, что именно священник, а не Бог отпускает грехи. Это порождало и в священнике, и в мирянине совершенно неверное представление о том, что же реально происходит в Таинстве исповеди. Священникам уж, по крайней мере, это духовной пользы не принесло.

Однако в чине «егда случится вскоре вельми больному дати причастие» сохранилось православное понимание роли священника в Таинстве исповеди. Так в молитве по исповедании грехов (фактически разрешительной) иерей молится: «Господи Боже Наш… прими исповедание раба Твоего (имярек) и еже Ти согреши, вольная его грехи и невольная, словом, или делом, или помышлением, яко благ, презри. Ты бо един власть имаши отпущати грехи…». А преподобный Симеон Новый Богослов выражает и крайнюю церковную точку зрения на это Таинство, таких возгордившихся священников он предупреждает: «Ни монахам по внешнему облику, ни рукоположенным и включенным в степень священства, ни удостоенным архиерейского сана – патриархам, говорю, митрополитам и епископам – просто так, только из-за рукоположения и его достоинства, не дается от Бога отпускать грехи – да не будет! Ибо им дозволено только священнодействовать, но думаю, что и это не многим из них, – чтобы, будучи сеном, они из-за этого не сгорели дотла, – а только тем, кто из священников, архиереев и монахов может быть сопричислен к ликам учеников Христовых за чистоту» ^[14].