Стяжание богатства не путь ко спасению

Иерей Владимир Соколов

Вера и богатство – какая связь существует между нимм? Оказывается, у православных и протестантов есть два разных похода к обретению богатства. Иерей Владимир Соколов анализирует их в своей книге «Спор с самим собой. Духовная брань в современном мире», которая выходит в издательстве «Даниловский благовестник» Данилова ставропигиального мужского монастыря Москвы.

…Возникает вопрос: когда началась эпоха обретения богатства и что можно считать ее началом? Ответ на этот вопрос можно получить, познакомившись с учением протестантов и, в частности, с учением Кальвина, который когда-то сформулировал его следующим образом: о спасении нечего беспокоиться, ибо это беспокойство ничего не может изменить в нашей загробной судьбе, потому что человек предопределен ко спасению Богом.

Его последователи пошли дальше своего учителя, – они дополнили эти слова очень интересным, с точки зрения учения о спасении, тезисом. Бог избирает людей ко спасению, – учили они, – и в земной жизни эта избранность отмечена тем, что им Бог дарует богатство. Это религиозное учение о спасении и стало началом той эпохи, идеалом которой стало обретение богатства, потому что каждый захотел получить «пропуск» в Царствие Небесное, каждый постарался обрести тот внешний знак, который подтверждал бы его предопределенность ко спасению – каждый стал стремиться ко «спасению»: то есть к обретению капитала. Так родился капитализм, который и определил лицо современной эпохи.

Но построить капитализм на средневековой католической морали было невозможно, – слишком сильны еще были аскетические тенденции и нравственное отталкивание от ростовщичества, основополагающего экономического принципа капитализма. Средневековый человек вообще не стремился много заработать. Он довольствовался малым, ценил время досуга, который он употреблял для молитвы, размышления, то есть внутреннего обновления, а не внешнего приобретения. Чтобы заинтересовать средневекового человека в стяжании богатства, ему необходимо было внушить другие ценности, склонить его к признанию других авторитетов. Таким авторитетом стала нарождающаяся наука. Вернее, околонаучная идеология, опиравшаяся на науку.

Время зарождения экспериментальной науки совпадает со временем возникновения нового религиозного течения – протестантизма. Экономический бум в протестантских странах объясняется еще и тем, что, приняв учение об оправдании только верою, протестанты освободили колоссальную энергию, которая уходила у православных и католиков на религиозный труд нравственного совершенствования.

Нынешнему поколению русских людей, хотя оно и собиралось жить при коммунизме, приходится жить при капитализме. И здесь возникает вопрос: возможен ли капитализм без этой религиозной основы, без такого учения о спасении? Станет ли русский человек жить ради капитала и также ему аскетически служить, как служит ему протестант-капиталист? Зачем русскому человеку миллиард долларов, сможет ли он его прокутить и пропить за свою короткую жизнь? А он обязательно начнет его пропивать, потому что не увидит смысла в простом его накоплении и аскетическом служении ему. На это способен только протестант, для которого накопление капитала – есть служение Богу и обретение спасения. Поэтому для того, чтобы русский человек сделался капиталистом, его прежде всего надо сделать протестантом.

Напрашивается и еще один вопрос: не с этим ли связана экспансия протестантизма, интенсивно начавшаяся в 90-е годы прошлого века? Не хотят ли из нас сделать протестантов, чтобы мы могли вписаться в мировое сообщество, в единое мировое государство с единой мировой религией? Ведь протестант с охотой примет идею служения богатству, его легче будет ввести в единое мировое государство, ему проще будет принять единую мировую религию, потому что у протестантов размыты догматические и экклезиологические принципы. Но, конечно, нас прежде надо научить ценить богатство и поклоняться ему, потому что только через такое поклонение возможно это «посвящение» в протестанта.

В начале 90-х годов, когда рухнула идеология коммунизма, и когда возник вопрос о том, какая же идеология придет на смену рухнувшей, тогдашний министр иностранных дел Козырев произнес сакраментальную фразу: «А не надо никакой идеологии – деньги будут организовывать всю жизнь человеческого общества – оно будет жить по законам рынка». Вот так было в рамках нашего общества, прежде жившего на основании фундаментальных нравственных ценностей, воспринятых народом с принятием христианства – было провозглашено иное «христианство», которое не имело никакого отношения ко Христу, но зато имело прямое отношение к культу золотого тельца. С введением этого культа и возник вопрос о смене религиозных критериев, ибо протестантизм, несомненно, по духу ближе к культу золотого тельца.

Однако православного человека очень трудно заставить служить богатству. Душу православия, его духовный стержень составляет аскетика. Именно аскетика определяет основные принципы отношения человека к своему спасению, к тому, что для религиозного человека является самым главным в жизни. Если в аскетике провозглашен принцип нестяжания, как основной принцип достижения Царствия Небесного, то в таком исповедании веры невозможно религиозное отношение к капиталу как к средству достижения Царствия Небесного.

Аскетический принцип отречения от мира, которым пронизана православная аскетика, не совместим также с прозелетической и вытекающей отсюда деловой активностью католиков и протестантов. Учение о предопределении ко спасению (которое было у католиков, и есть у протестантов) напрямую связано с монофелитством, потому что в этом учении воля человека в деле спасения не имеет никакого значения, – все определяет лишь Воля Божественная. Казалось бы, такая монофелитская установка должна была бы содействовать религиозному отречению от мира, но парадоксальным образом неверная мысль порождала и ложную религиозную психологию – в конкретном отношении к миру и католичество, и протестантизм выражали арианский и пелагианский подход.

Если в католицизме и протестантизме такой подход существует в скрытой, психологической форме, то у иеговистов арианство становится основой и их догматического учения. Иисус Христос, по их учению, не является Сыном Божиим. Явление этой старой ереси в новом обличии не столь удивительно, потому что это явление есть закономерное и логически обоснованное развитие протестантского учения. Подчеркивание в Иисусе чисто человеческих черт, желание обойти или рационалистически объяснить чудесную сторону евангельского повествования – подготавливали сознание религиозных людей к тому, чтобы провозгласить Его просто человеком или иным каким-нибудь тварным существом. Но, провозгласив Иисуса тварным существом, иеговисты создали психологические предпосылки для того, чтобы Иисус – тварное существо, затмил бы славу Бога, потому что именно это тварное существо, а не Бог спасает человечество. Такое учение переворачивает всю сотериологию, ведет к нравственной деградации – и, в конечном итоге, к принятию антихриста, ибо именно он будет тварным «спасителем» человечества, который установит справедливое царствие здесь, на земле.

По учению иеговистов, апокалиптическое число спасенных праведников (144 тыс.) на небесах уже давно исполнено из числа адептов их религии. Поэтому те, кому предстоит спастись сегодня, будут уже пребывать здесь, на земле. На ней и будет установлена справедливая жизнь: придет Христос и установит мировое правительство, которое обеспечит тем, кто наследует это земное царствие, райскую жизнь. Это учение иеговистов есть лишь логическое завершение той генетической цепочки ересей, которая берет свое начало еще от первой христианской ереси – учения евионитов. Основным догматическим содержанием этой логической цепи ересей, которое было пронесено через все ереси, было наличие в учении тезиса о тварности Сына и, как следствие этого ложного тезиса, стремление устроиться здесь, на земле – создать здесь подобие Царствия Божия.

Такое религиозное мышление (в той или иной степени свойственное всем западным конфессиям) порождало и стяжательское отношение к миру. На Западе богатые окружены особым почтением и уважением. И это понятно, – они ведь избраны Богом. Поэтому идеология капитализма стала естественным выражением протестантской морали и логическим завершением западной догматической мысли.

Однако стяжательское, потребительское отношение к миру родилось гораздо раньше – оно родилось вместе с грехопадением человека. Грехопадение произошло по причине искушения человека неверным образом добра, то есть неправильным пониманием добра. Ересь – это и есть неправильная идея, неверный образ добра – ложь. Можно сказать, что грехопадение совершилось из-за того, что в мире появилась ложная идея, – родилась первая ересь, и эта ересь несла в себе уже те основные признаки, которые мы находим и в первой христианской ереси – в учении евионитов, и во всех последовавших за нею ересях.

Ева поверила тварному существу – змию, действующему по внушению Сатаны – больше, чем Богу. Змий предложил первым людям некий образ спасения, вхождения в вечную жизнь: «будете, как боги» (Быт. 3, 5), – лукаво произнес он, поставив под сомнение все, что говорил Бог. Змию, действовавшему по внушению Отца лжи (см.: Ин. 8, 44) люди поверили как своему «спасителю» – приняли за Спасителя не Бога, а тварь. Кроме того, первые люди поверили в то, что они могут сделаться богами не по благодати, а восхищением, воровством, то есть именно тем способом, которым и антихрист восхитит свое божественное достоинство и имя. Кстати говоря, в самом способе вхождения в вечную жизнь, который предложил змий, есть некий магический оттенок предопределенности: сделай определенное дело (определенную операцию) и в результате этой операции получишь и спасение. Предопределенность присутствует и в утверждении законников-фарисеев, которые учат, что исполнением всех мельчайших предписаний можно обрести спасение.

Ева неверно отнеслась и к самому плоду древа познания. По учению святых отцов, древо познания – это древо, через которое человек приобщается Святых Таин, но до времени эта тайна была сокрыта от человека – он должен был подготовиться к ее принятию длительным постом – воздержанием в послушании. Ева же увидела плод совсем в другом качестве, прельстилась его чисто внешней, земной красотой: «оно приятно для глаз» (Быт. З, 6), – древо было вожделенно. Вот это вожделенное, потребительское, стяжательскоеотношение к величайшей святыне и стало началом греха.

Через грех Ева приобретает (стяжает) сына, которого называет Каин, что на древнееврейском языке означает: приобретение, стяжание. Само смысловое значение имени открывает и духовный смысл того, что произошло в грехопадении. Да и сам Каин – это тот, кто стал алчным стяжателем, приобретателем, который не останавливался ни перед чем, даже перед убийством. Потомки же Каина уже забыли о стяжании благодати – они занялись стяжанием земных благ: стали устроителями первой цивилизации, стяжателями нового земного рая – они стали жить в шатрах, выделывать металлы, создавать музыкальные инструменты (см.: Быт. 4, 20–21).

В России к богатым всегда относились с подозрением. Православной традиции всегда был чужд дух стяжательства – в ней культивировался дух нестяжательства, он был душой аскетической традиции, а аскетическая традиция была душой истории стран, исповедующих Православие. Невозможно себе представить православную страну, в которой будет открыто провозглашен лозунг о спасительности стяжания. Поэтому капиталистическое стяжательство, основанное на ростовщичестве, и Православие – вещи несовместимые по определению.

Поэтому единственным средством от нравственного вырождения, которое несет с собой на нашей почве протестантизм и падения в моральную бездну, в которую ввергает Россию безрелигиозность – является возвращение России к тем традиционным устоям нравственности, которые выносило в себе Православие. Только Православие может спасти Россию, только Православие может установить между людьми не этикетные, а этические отношения, потому что лицемерие не может быть основой этики, основой этики может быть только любовь, которая несовместима с ложью, а совместима с правдой, которая, как сказано, «приникнет с небес» (Пс. 84, 12).

 


 

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить