Честный брак

Юлия Кулакова

Мать возилась на кухне, громыхая кастрюлями сильнее обычного. Ирка смотрела на нее, почти касаясь головой совсем низкой притолоки.

– Мам...
– М? – мать не обернулась.
– Мам... а чего это тетя Катя тут говорила так долго?

На самом деле всё прекрасно Ирка слышала. У тети Кати-то голос – «труба Иерихонская», как прежний батюшка однажды сказал. Она этим голосом с ним ругалась, почему-де свечки так дорого стоят: «пойду у цыган куплю!» Где водятся благочестивые цыгане, которые снабжают грошовыми свечками таких, как тетя Катя, Ирка не знала – да и не хотела б знать. Она же как-то навязалась с батюшкой и Мариной Егоровной на склад за утварью в город и сама своими глазами видела, сколько всё сейчас стоит. Да и вообще свечка эта самая – это ж наша жертва на храм. Зачем же ее «у цыган»-то брать?

Тетя Катя, впрочем, и прихожанкой-то не была. Заходила изредка по праздникам в храм еще при прежнем священнике. А при нынешнем... Впрочем, нынешний нечасто приезжает, он еще в двух селах служит. Ирка же, наоборот, ходит на все эти редкие службы, и если б не авторитет Марины Егоровны, заслуженной учительницы, то мать бы злилась посильнее за это на дочь. А так – ну поворчит и ладно. Ирке приходится и в школе, и на огороде, и по хозяйству успевать, чтоб пореже слышать обычное «как в церковь – так бегом, а как по дому...»

Ирке уже 18, и скоро заканчивать школу. Говорят, в их школе собираются оставить только 9 классов, а старшие, значит, пусть ездят в другой поселок, если захотят учиться дальше. Даже Ирке понятно, что при таких условиях никто не захочет: либо в училище пойдут, либо вообще в никуда. Девчонки или замуж повыходят, или устроятся работать за нищенские деньги – уж куда смогут и кем смогут. А Ирка – отличница, и поступать в городской ВУЗ собралась. Марина Егоровна с ней бесплатно занимается, понимает, что Иркина мать на это ни копейки б не дала. И вообще мать против города и вуза, просто лестно ей и от учительницы, и от некоторых окружающих слышать, что, мол, молодец твоя девка, выучиться сможет, золотая голова.

А такие, как тетя Катя, всё портят. Мать может наслушаться их и передумать дочь отпускать.

Вот и сегодня. Пришла, в халате и увешанная золотом, красные губищи в пол-лица. «Да что ты, Надежда, какая учеба твоей Ирке, дело бабы – замуж идти. Вот ты варишь – а Ирка где? Бита будет мужем, ох бита, если варить не научится хорошо, как ты да я!» Что ответила мать – Ирка не слышала, и тетя Катя, как назло, тоже голос потом понизила, но поняла девчонка одно: намекает тетка на то, что Ирку мать без отца родила – так и на дочь будут плохо смотреть, если та вскоре замуж не выйдет. 

Вот у матери и гремят кастрюли так, что хоть уши затыкай.

– Так что она говорила? – настаивает Ирка, как маленькая.
– Говорила, что не помогаешь мне ты совсем, – недовольно ответила мать.  – Иди в комнатах прибери.
– Я сейчас к Марине Егоровне заниматься, мам. Потом приберу.

Не слушая, что ответит мать, Ирка выбежала из дома и всю дорогу молилась Николаю Чудотворцу. Она всегда ему молилась обо всем.

* * *

С тех пор, как Ирка поступила в институт на свою любимую математику, ей совсем не хотелось ездить в родной поселок. Вчерашние подруги – даже те, кто заканчивал с ней вместе 11 классов – никуда поступать не стали. Кто-то уже ребенка нянчил, другие замуж собирались. Большинство ровесниц просто «жили», говоря прямо – сожительствовали с кем-то. Ирка так совсем не хотела, она мечтала о настоящей семье.

А сегодня и вовсе... Дорогу ей перегородили трое парней. А на улице, как назло, никого. Двоих она вообще не знала, а с одним-то за соседними партами сидели, и не защитил! Гыгыкал, как и те. Она смогла вырваться из их рук, и вдруг этот самый Серега заорал ей вслед:

– Да чего ты из себя строишь! Все ж знают, что ты там в городе с кем попало!

Ирка обмерла. Еле взяла себя в руки, чтоб бежать дальше. Скорее, скорее. Вот и дом. Рассказала все матери с порога, захлебываясь слезами.

Вот только мать утешать ее не стала. А сказала совсем другое:

– Из-за тебя и про меня говорят. Достукалась, что уже на улице лезут? Надо было замуж идти, как все! А не позорить меня! В общем, так. Заканчивай свои учения, возвращайся домой, живи здесь и мужика ищи себе здесь. Если еще кто теперь возьмет, когда такие слухи ходят. Жениться, может, и не женятся, значит – так жить пойдешь.

– То есть как – так?
– А вот так. Как все. Сама виновата. Всё поняла? Сегодня переночуешь, а завтра поедешь свои вещи из города заберешь. Или...
– Или что? – не выдержала  Ирка.
– Или не дочь ты мне. И не появляйся тут больше.

Мать вышла из комнаты.

Ирка выбежала вслед за ней:

– Мама, но ведь вы сами с Мариной Егоровной...
– Померла на той неделе твоя Марина Егоровна! – закричала мать так, что стекла зазвенели.
– И ты мне не сказала? – Ирка не хотела верить своим ушам.

* * *

Памятник поставили самый обычный. Ни креста, ничего, «как у всех». Отпели и то «заочно». С черно-белой фотографии Ирке улыбалась молодая Марина Егоровна, какой девочка никогда не знала.

«Не отчаиваться, только не отчаиваться. Молись», – говорила она всегда.

Ирке впервые в жизни было слишком сложно не отчаиваться.

Но она вытерла слезы, села прямо в траву и достала любимую маленькую икону Николая Чудотворца. Стала вспоминать, как учительница ей рассказала впервые его житие. Про то, как спасал он людей от смерти, а дочерей обедневшего человека – от «скверного брака»...

Так вот же оно! «Скверный брак». Разве это не то, на что ее сейчас толкают? И разве должна она соглашаться?

Ирка уехала в город в этот же вечер. С тем, чтобы не возвращаться.

* * *

Мать ее так и не простила. Звонить – звонила, но только для того, чтобы сказать, какие слухи ходят про Ирку и как она ее опозорила. Учительницей работаешь? Да разве ж это работа в наше время. Да еще и не замужем, совсем стыд.

Про замужество и сама Ирка с некоторых пор задумывалась. Вот только страшно ей было. Что город, что поселок – у всех одинаковое сейчас понимание: пожили – разбежались. А ей хотелось встретить человека, которому она смогла бы доверять. Который понял бы ее. И, главное, вместе ходил бы на церковные службы с ней. Как-то сказала она об этом институтской приятельнице, с которой они вместе снимали маленькую квартиру на двоих – так та только посмеялась. Ты, говорит, Ирка, глупенькая. И маленькая до сих пор. Кто же сейчас верит в такое, кому это надо? Инна работала секретарем и встречалась с кем-то, но замуж не собиралась. Семья у Инны была церковная, она до сих пор с родителями по воскресеньям выбиралась в храм. И не видела никаких противоречий в своей жизни.

Чего греха таить – уже и сама Ирка пару раз допускала мысли о том, что, может быть, и вправду только она одна такая «старомодная». Вон и мать все требует, чтоб Ирка «кого-то себе нашла». Но чем она тогда будет отличаться от того своего образа, который сложился в поселковых слухах? Ирка не понимала.

Однажды ей приснилась Марина Егоровна. Радостная, светлая.

 – Я не буду отчаиваться, – сказала Ирка ей. – И молюсь, как вы говорили!

А Марина Егоровна ей только улыбнулась.

Ирка проснулась и вдруг поняла, что должна идти в церковь. Обязательно. Сейчас.  Вот только в какую? Обычно она шла либо в собор, что совсем рядом с работой, либо в маленькую с синим куполком, в честь Матери Божией, на соседней улице. И там, и там подходила к таинствам, молилась. Но сегодня ей хотелось прийти к Николаю, святому Чудотворцу, и именно в его храме покаяться в недостойных мыслях про «скверный брак». Таких храмов в городе было два, и один из них – совсем неподалеку.

Войдя во двор храма, она увидела, как две немолодых женщины тащат какую-то бочку, видимо – для святой воды, и бросилась помогать. Однако та женщина, что пониже, вдруг сказала:

– А чего это мы сами эту дикую тяжесть тащим? Подождите-ка!

И громким голосом – совсем как у поселковой тети Кати – начала выкрикивать чьи-то имена, завершив эту череду еще более громоподобным:

– Идите сюда, лодыри!

Ирка растерянно засмеялась.

– Вот ты их как, Наташ, – усмехнулась вторая женщина. – Да еще и кричишь на церковном дворе.
– Мои сыновья – вот и зову так, – притворно проворчала первая.  – А что кричу – прости меня, Господи!

И размашисто перекрестилась.

Откуда-то из построек у храма показалось несколько парней разного возраста.

– О, идут, не запылились, – продолжила ворчать Наташа. – А, еще ж и Вадька с ними сегодня. С Колькой моим учился, мой сейчас работает, ну, ты знаешь, – а этот в науку подался. Не знаю уж, что этой наукой сейчас заработать можно – ну да ладно, не мое дело. Хороший мальчишка, верующий. Алтарничать у нас в храме теперь будет, батюшка позвал.

«Дикую тяжесть» ребята дотащили очень быстро. А потом, захватив откуда-то с собой несколько девчонок в одинаковых платочках – видимо, певчих, –   подошли знакомиться с Иркой.

Ирка поймала себя на мысли, что смотрит только на «Вадьку». И покраснела, когда увидела, что он и сам только на нее смотрит.

А потом их позвали в храм.

* * *

Матери на свадьбе не было. И только когда родилась и немного подросла у молодых первая дочка Мариночка – приехала на день навестить. И смотрела на Ирку жалобно-жалобно. А когда Мариночка схватила ее за палец –  бабушка Надежда разрыдалась.

И все было в этих слезах – и гыгыкающие парни на пустой улице, и одиночество, когда некому защитить ни тебя, ни ребенка в твоих руках, и сплетни, и слухи, и осуждение, и страх перед тем, что скажут досужие тети Кати, умеющие своим языком погубить чью-то жизнь, и боязнь что-то изменить.

– А батюшки своего у нас в поселке снова нет, – вдруг сквозь слезы вздохнула она.  – Говорят – только через месяц-два кого-то нового назначат.
– Оставайтесь ночевать, Надежда Михайловна, – ответил ей Вадим.  – Все вместе утром на службу пойдем. Храм – рядом!
– Оставайся, – сказала ей Ирка и взяла мать за руку.

РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!