К бабушке Соломонидушке

Юлия Кулакова

– Ты сегодня какая-то загадочная, – сказала Лене мать. – Что-то всё улыбаешься. О свадьбе, что ли, думаешь? Ох, хоть бы ты в нем не ошиблась, дочка. Переживаю, но пусть по-твоему будет. Жалко, твой дедушка уже приехать не сможет, старенький совсем. Но вы же его потом навестите?

Лена рассеянно кивнула и чуть не опрокинула чашку с остывшим чаем. На самом деле улыбалась она вовсе не мыслям о свадьбе.

Лена сегодня в церкви была. Впервые в жизни.

Просто шла по улице, радовалась солнышку, которое явно уже предвкушало весну и старалось – светило изо всех сил. И решила зайти в храм, который всю жизнь, сколько она помнит, стоял вот тут, где разбегаются друг от друга дороги – одна на рынок, другая к парку. А что? Люди заходят, люди выходят, топают сапогами с прилипшим снегом по ступенькам или сбивают белые пласты с каблуков еще внизу. Почему бы и ей не зайти, не осмотреться разок?

Тихо. Несмотря на то, что она тут не одна – тихо. И хочется сохранить эту тишину. Лена, оглядываясь, миновала важную бабушку с высокой прической, сидящую в притворе за свечным прилавком, дошла до стены и начала рассматривать иконы. Серьезные лица с нимбами, все незнакомые. Лена на них смотрит – или они на Лену?

И вдруг – один особенный образ, небольшой. Прекрасная Женщина лежит и смотрит на Младенца. А над Ним – какие-то животные. В углу иконы – один старичок, с нимбом, сидит и думает, а рядом стоит другой, некрасивый старик, опираясь на клюку. Напротив – какие-то женщины. Кто они?

– Это Рождество Христово, – шепнул ей кто-то. Лена вздрогнула и обернулась. Невысокая женщина в простом платке смотрела на нее живыми и темными, как на образах, глазами. Может, в храме все лица кажутся ликами?
– Рождество? – переспросила Лена. – Рождество-то уже прошло!

Женщина улыбнулась.

– А, понимаю. Бог все равно остается с нами, так, наверное, – кивнула девушка. И, не дождавшись, что ответит женщина, спросила:
– А кто вот эти два стареньких нарисованы?
– Вот это – святой Иосиф, – начала женщина.  – Он охранял Пресвятую Богородицу и Ея девство. Ты же знаешь…
– Понимаю, понимаю, – сказала Лена так, как говорят о большом секрете.  – Конечно: Дева Мария, так ее и называют. И Она родила Божьего Младенца. А вот этот?
– А это дьявол внушает святому Иосифу сомнения в целомудрии Богоматери и в чуде Рождения Христа. Видишь, и сам кривой, и клюка кривая, потому что лживый он, враг.
– Разве у святых бывают сомнения? – удивилась Лена.
– Всем нам приходится бороться. Со страстями, да и просто с сомнениями, с греховными мыслями. Святые умеют их и на самых подступах поражать, но и они борются с тем, чем лукавый смутить пытается.

О таком Лена не слышала. Ничего себе! Вот так зайдешь свечку поставить, а тут, оказывается, люди какую-то борьбу ведут. А главное – выясняется, что и святые в чем-то такие, как мы. Но, наверное, не совсем. Вот, например, Матерь Божия – Дева. И вон те святые тетеньки, наверное, тоже. А Лена, прямо скажем, давно уж не дева, да и кто сейчас ждет до свадьбы? Как-то и мысли не было о таком, начали встречаться – да и все. У Лены жених порядочный, достаточно быстро заговорил о браке. Еще полгода подождать – и его родители им квартиру купят, обещали. Тогда и свадьбу сыграть можно.

– А вот это кто, старая и молодая? – спросила Лена у женщины, которая терпеливо ждала, пока девушка очнется от своих размышлений.
– А! – заулыбалась та. – Это повитуха – ну, акушерка по-нынешнему – и ее ученица. По легенде, святой Иосиф пошел в селение звать повитуху, и смогла прийти только одна – старая, с больной рукой. В народных сказаниях ее называют бабушка Соломонидушка. Они не успели, Младенец родился без их помощи.

– Ой, бедная Дева Мария, – покачала головой Лена.
– Не волнуйся, детка, Матерь Божия разродилась безболезненно и сама повила младенца. Знаешь, как повивают-то? А за доброе сердце Соломонидушки Богородица позволила ей взять на руки Дитя.
– Она же Его уронит, – недоверчиво отозвалась Лена, вглядываясь в образ.
– Нет, рука ее исцелела в тот же миг, и Младенцу было безопасно на ее руках. А простые люди даже праздновали день после Рождества в честь Соломонидушки-повитухи, день повитух считался.
– Да, интересно, – сказала Лена. – А свечки здесь можно поставить?

Вдвоем они дошли до важной продавщицы свечей, купили душистые, восковые. В углу, прислоненное к стеклу, стояло изображение в рамке, надписанное сверху, насколько Лена могла понять, по-гречески.

– Кто это? – изумленно спросила девушка свою спутницу. На картинке две беременные женщины заключали друг друга в объятия, а в их чреве самые настоящие младенцы будто бы тоже касались друг друга.

Вместо ответа женщина проводила Лену к лавочке, и когда они сели, достала из сумки маленькую книгу с золотой надписью «Евангелие» и прочла:

«Встав же Мария во дни сии, с поспешностью пошла в нагорную страну, в город Иудин, и вошла в дом Захарии, и приветствовала Елисавету. Когда Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее; и Елисавета исполнилась Святаго Духа, и воскликнула громким голосом, и сказала: благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего! И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне? Ибо когда голос приветствия Твоего дошел до слуха моего, взыграл младенец радостно во чреве моем.»

– Это что же – опять про Деву Марию? – спросила Лена. Как-то всегда казалось, что все просто: вот есть иконы Христа и Богородицы, им свечки ставят, ну и всё. А тут столько приключений, как выясняется.

Женщина начала рассказывать. О святой Елизавете и Иоанне Предтече, о встрече ее с Всепречистой. О том, как Иоанну уже во чреве дано было стать Пророком и узнать Спасителя.

– Я что-то читала про то, что малыши там, в животе, уже все понимают, – сказала Лена. «Только не знала, что это и в церкви рисуют», – мысленно добавила она и направилась к подсвечнику. Свечи ставились легко, фитильки красиво загорались один за другим.

Она обернулась к своей рассказчице, все так же сидевшей на лавке, вежливо кивнула ей и направилась к выходу. Из головы не шло: вот Родившая возлежит, глядя на Младенца, а вот Дева и просто святая женщина, ждущие ребенка, – и их тоже изображают на иконах. И над Богом новорожденным – животные склонились. Скот, попросту говоря. Как-то не строго, неожиданно. Как-то… интимно даже. Как будто бы всё-всё в нашей жизни важно Богу. А может – так и есть?

Дома девушка все вспоминала свой поход в храм.

– Да хватит мечтать, ешь скорее! – хлопотала мать.
– Не хочу, – отвечала она.
– Что-то ты на себя не похожа, – мать, пожав плечами, продолжала греметь тарелками в раковине.

А наутро Лене стало плохо.

– Отравилась? – на матери лица не было от волнения, Лена росла болезненным ребенком – и мать всегда очень переживала за нее.  – Да, вроде ж, и не ела почти ничего!
– Не знаю, мам. Да не бойся, уже лучше.

«Уже не первый день муторно как-то», – хотела сказать она… и тут все поняла.

* * *

– Это точно? – спросил Сергей. В любимом лице – беспокойство и еще что-то незнакомое.
– Точно, – выдохнула Лена. – Два теста уже сделала. Мы ребеночка ждем, Сереж.
– Нет-нет-нет, подожди, – замахал он руками перед ее лицом так, что она отступила на шаг.  – Никого мы не ждем. Ты как себе это представляешь? Нам работать надо, на жизнь зарабатывать. Что мы пока имеем-то – зарплату курам на смех? Сами еще не жили, только начинаем. Батя нам хоть и обещал квартиру – но не буду же я у него на шее сидеть? А с ребенком сейчас – только так и получится. Родители нам медовый месяц на море устроить хотели. Куда ты беременная поедешь? Нет уж, так не делается. Вот когда запланируем…
– Но ведь он уже есть, – робко поправила Лена.
– Кто есть? Нету никого. Ладно, ты все равно замерзла, пойдем-ка ко мне, погреемся, там и поговорим, – Сергей аж заикаться стал от волнения.  – Ты иди вперед, мне позвонить надо.

Лена думала, что они окажутся одни в квартире и, действительно, спокойно все обсудят. Но дверь открыла будущая свекровь, Наталья Михайловна. И по ее лицу было ясно: Сергей только что звонил именно ей. Обычно ее взгляды, слова, жесты были подчеркнуто вежливыми, Наталья Михайловна и ее дочь Света принимали выбор сына – но и не скрывали, что хотели бы для Сережи «чего-то большего», Лена мирилась со всем этим ради жениха. Что же будет теперь?

Сергей помог Лене снять куртку, подождал, пока она поставит сапожки у обувной стойки. Поморщился, наклонился, переставил их ближе друг к другу. Взял девушку за руку, провел в гостиную и усадил рядом с собой на диван. В кресле уже сидела Света и разглядывала Лену, как интересного зверька.

– Вы меня разочаровали, – начала Наталья Михайловна.  – Не ожидала.
– Прости, мама, – едва ли не всхлипнул Сергей.
– Но… – начала Лена. Сергей дернул ее за руку.
– Разумеется, никаких детей сейчас быть не может, еще не хватало, – заговорила Наталья Михайловна. Она села на стул и начала обмахивать полные плечи журналом. – Светочке спасибо, она пару месяцев назад провожала одну свою подругу в клинику – вы, молодые, совсем про ответственность не знаете, похоже, – и запомнила адрес. Лена, ты сейчас сядешь к Светочке в машину, съездишь к врачу. И забудем об этой истории. Надеюсь, впредь вы будете осторожнее. Уж… дождитесь хотя бы свадьбы, – сказала она и засмеялась над собственной шуткой низким, грудным смехом.

Лена сидела, вжавшись в диван. Что эта женщина способна влезть в их с Сергеем самое личное, что Сергей будет покорно кивать – такого девушка не ждала.

Однако вышла вместе со Светланой в подъезд и начала спускаться по лестнице. Другого выхода она не видела. Сергей остался с матерью и на прощание даже не взглянул на невесту.

Пока в окне машины мелькали дома, люди и деревья – Лена вспоминала статью, которую ей недавно в соцсетях прислала подруга. Как раз про аборт. Слово-то какое холодное, плоское. В статье говорилось, что аборт – это такое средство раскрепощения женщины, ее свобода. Не хочешь рожать – сделала аборт и живи дальше припеваючи, а раньше так было нельзя.

Но – какая же это свобода? Вот сейчас ее усадили, пристыдили и выпроводили в клинику. Три человека – Сергей, его мать и сестра – решили, что ей нельзя рожать. Что ребенка, ее ребенка, быть не должно. Где же свобода, где же тут ее, Лены, собственное решение?

– Клиника уже скоро. Не тошнит, надеюсь? – Света по-своему поняла напряженное выражение лица девушки. – Если срок маленький – просто таблетками накормят, никаких операций, все очень удобно будет.
– Останови, – тихо сказала Лена.
– Все-таки плохо? Тогда вылезай скорее, мне машину мыть неохота, – Света тормознула у обочины.

Лена открыла дверь – и бегом побежала вперед.

Звонки от Сергея начались уже через пять минут. Но она не собиралась на них отвечать.

Ведь Иоанн Пророк уже во чреве матери узнал Бога.

А ее ребенку вовсе незачем узнавать, как боится его появления на свет собственный отец.

– Мама, – закричала она с порога, – мама, я жду ребенка!

Мать медленно повернулась к ней:

– А Сергей знает?

Лена села на стул в прихожей и расплакалась. И плакала, пока мать не положила ласково на ее голову свою руку.

– Ну ничего, дочка, – сказала она. – Вырастим!

* * *

Света и Наталья Михайловна звонили ей с требованиями, а потом и с угрозами постоянно. Даже где-то раздобыли номер телефона ее матери. «Не хватало, чтобы Максим Петрович узнал!» – кричала несостоявшаяся свекровь, и Лена понимала, что отцу, занимавшему не последнюю должность в известной фирме, Сергей тоже не собирается ничего рассказать. «Денег наших захотела? Не выйдет!» – вопила Света – и никак не хотела слышать о том, что Лена не собирается предъявлять никаких претензий. «Не сейчас – так потом предъявишь, знаем мы вас, нищебродок, уже не одну выставили!»

Последняя фраза позволила Лене перестать плакать ночами оттого, что Сергей больше не хотел ее видеть. Одна из нищебродок? Значит, она совсем не знала собственного жениха?

Однажды Лена увидела в окно Светину машину. Не выдержала, собралась, вышла. Светлана опустила стекло автомобиля.

– Я сделала аборт, – сказала Лена, судорожно сглотнув. Она никогда не умела обманывать.
– Ну наконец-то! – всплеснула руками неудавшаяся родственница.  – А то всё нервы нам трепала! Надеюсь, после этого ты не надеешься на компенсацию? Тебе предлагали когда – ты не взяла, теперь сиди как хочешь.

И Света укатила, подняв волну снежных катышков из-под колес.

А Лена отправилась домой, запахиваясь в широкую куртку, благодаря которой пока даже соседи ничего не знали. Она вспоминала двух Женщин, тех, что приветствовали друг друга в далекой «нагорной стране», имея во чреве. И дивную Богоматерь, царственно – и в то же время попросту, как молодая мать, – возлежавшую в центре иконы и с любовью смотрящую на Чадо. А ведь не увидь Лена те образы тогда…

– Знаешь, Елена, – сказала ей мать, – не подстроили бы тебе эти люди какую пакость. Давай-ка номера телефонов сменим. Да и квартиру снимем другую. У меня на работе коллега сдает, цена разумная, да и рядом с парком, тебе гулять надо, а не нервничать. Я сегодня уже хотела в полицию пойти, заявление оставить.

– Какая ты у меня, оказывается! – Лена обняла мать.  – Хорошо, давай так и сделаем. А пока я, действительно, схожу погулять, – ладно?

Лена направилась в знакомый храм. У икон не было никого, и она всмотрелась в образ на аналое: на этот раз Младенца держал какой-то святой дедушка, а Матерь Его и Иосиф смиренно стояли рядом. Лена не стала пока ничего спрашивать у важной бабушки за стеклом. Подумала только, что ее собственный дедушка будет очень счастлив взять на руки своего правнука.

* * *

– Это ж Рождество! – удивилась мать, когда Лена, устраивая в своей комнате иконостас, поставила в его главу образ Рождества Христова.  – Ты ж сама говоришь: пост уже, весна духовная. Рождество-то давно было!
– Так надо! – улыбаясь, ответила дочь, гладя рамку иконы и аккуратно прикладываясь губами к стеклу.  – Ой! Ой, я же совсем забыла! Мамусик, целую, не опоздать бы мне!
– Да куда ж ты, беременная, бегаешь-то все? – покачала головой мать. – Куда не опоздать-то?
– А к… бабушке Соломонидушке! У меня на три назначено! – хохотнула Лена и побежала одеваться.
– Чудные же бывают имена у врачей-то, – вздохнула мать и подошла поближе к образам, чтобы внимательно их рассмотреть.

РУКА ДАЮЩЕГО НЕ ОСКУДЕВАЕТ!