Человек, который смотрел на Бога

Юлия Кулакова

Заспанное солнце спешит вверх по синему, безупречному небу. Еще немного – и оно отразится сразу в двух океанах,  обнявших с двух сторон  маленькую жаркую страну. В ней есть горы и низины, вулканы и медленные зеленоватые речки. Поэтому на ярмарку-ферию везут и высокогорный кофе, и тающие во рту сладчайшие фрукты, что растекаются медом и вызывают изумленные восклицания у приезжих. Везут на стареньких, дребезжащих автомобилях, доставшихся еще от дедов, везут в грузовичках, везут, к удовольствию туристов, в деревянных тележках на высоких колесах, и жалобно мычат впряженные в них волы.

Ярмарки открываются в пять утра: во сколько же начинают спускаться продавцы-сельчане с дальних склонов, на которых пасутся худые длиннорогие коровы? Нил – сын городского рабочего с точностью до минуты не может этого знать. Его отец всегда жил и трудился в городе. Вставал не позже любого крестьянина, ложился спать на истертый матрас, оставшийся от прежних хозяев их домика,  никак не раньше. Заработал на этот домик, выучил в школе двоих сыновей, а они уже научили грамоте и его, и даже деда.  Старик никак не мог взять в толк, почему на бумаге нужно выписывать столько сложных букв: ведь когда он не произносит и половину обозначаемых ими звуков! Отец тогда усадил его в  зеленое плетеное кресло, включил телевизор, который дедушка никогда прежде не смотрел, уходил и ворчал, что это для лентяев. Теперь же старик во все глаза глядел в экран на модно одетых мужчин и женщин, которые, вроде как, и граждане той же страны – но и привычные с детства слова выговаривают совсем иначе. Нил хихикал над удивленными восклицаниями деда, старший брат дал ему подзатыльник. «Не трогай», – покачали головой вместе дед и отец. Нил знал: они считают его дурачком и жалеют. И немножко боятся.

Он неплохо учился, закончил начальную школу. Одноклассники старались держаться поближе к родителям и учиться всему, что те умеют, а в школу и в церковь ходили только потому, что так было принято. Церковь посещали в их районе почти все, и переполнялась по воскресеньям церквушка, отстроенная после пожара под руководством молодого архитектора – нынче уже любимца президента – была серой, похожей на огромный бетонный шалаш с крестом наверху. Мальчишки стояли на мессе с такими лицами, будто сейчас вознесутся на небо и точно об этом знают, а по окончании в два счета выскакивали на улицу и с воплями неслись по улице.

С Нилом было всё наоборот. Он вслушивался в слова службы. Чему-то смеялся, где-то всхлипывал, и на него смотрели чаще, чем на священника. А вот после мессы Нил на улицу не спешил. Он подходил поближе к алтарю, за которым на стене висело единственное в храме  распятие, и – и отпускал любые мысли. Он просто стоял рядом с Тем, Кто на кресте. Так он объяснил однажды священнику. Священник не понял. Не понимали и родные. Но и не мешали. Как же гражданину их страны да не молиться Христу? Это нужно, никто никогда не сомневался. Вот мальчишка и молится. Атеистов семья Нила не знала. Прадед рассказывал когда-то деду, что творилось, когда стало известно, что далекая-далекая, где-то на севере, огромная страна Россия совершила революцию и стала безбожной. Люди, многие из которых в глаза не видели и географической карты и впервые произносили слово «русский», осторожно, будто пробуя его на вкус, – обсуждали на улицах: «Как так – русские теперь не верят в Бога? А кому же они молятся?» Они понимали язычников, унаследовавших поклонение солнцу и воде от предков, многие из рабочих и сами вели род от крестившихся выходцев из этих племен. Но не верить, не понимать, что есть Бог, что это Его мир, и что такое безумие вдруг пришло на ум целой заснеженной стране – никак не укладывалось в их головах.

Нил всегда смотрел на Бога. Что это значит – он не смог бы объяснить.  Мог остановиться для этого посреди улицы. Мог забыть, куда его послали с поручением, и оказаться просто смотрящим в небо. Потом, опомнившись, бежал куда сказали, расторопно выполнял веленное. Вырос, выучился ремонтировать технику («лучше инженера заводского соображает, хоть и не учился!» – хвастался отец на улице), и когда брат уходил с отцом на завод, а мать, вздыхая, начинала убирать дом – он отправлялся в свою маленькую комнату, где раньше жил дед, и там трудился до вечера над заказами. Он любил быть один – чтобы смотреть на Бога почаще.

Войдя в возраст, он с удивлением начал ощущать, что ему лучше смотрится на Бога дома, чем в церкви. Почему? Бог не отвечал. Ну, или Нил не слышал его ответов.

Нил вдруг понял, что никуда никогда и не выезжал в этой жизни из своего маленького райончика. Стал отправляться по воскресеньям в другие районы, в их храмы. Вот – совсем старый храм, огромный, построенный еще европейцами, что высадились на этих берегах и были встречены мирными аборигенами. А вот – небольшой, украшенный, как рождественская елка. Люди каждый раз удивленно смотрели на молодого бородатого незнакомца с растрепанными буйно вьющимися волосами и запыленным лицом, входящего в их церковь. «Наверное, тоже считают меня дурачком», – думал Нил и улыбался, его это смешило. Бог-то знает, что Нил не дурачок. А остальное – просто весело, пусть будет.

В одной из церквей, совсем новой, он встретил до сих пор невиданные иконы. Яркие и в то же время неброские. Будто не человек их написал. Что-то шевельнулось в сердце Нила. Он стал приезжать именно туда, к этим образам, которые чудились ему окошками, открытыми с неба.

А когда в страну пришла заморская диковинка под названием Интернет, Нил скопил денег и купил подержанный компьютер у Хорхе-соседа. И сел читать, что в Интернете про Бога пишут. Сердце запрыгало дворовым мячиком, когда он увидел знакомые контуры и знакомые цвета, взятые с Неба: иконы Господа и Девы Марии, которые, как он думал к тому времени, написали ангелы.

Оказывается, это  были иконы из России. Так, значит, Россия не безбожная? Нил не знал, какими буквами спросить об этом в Интернете. Он часто вставал в тупик от простых вещей, в то время как лучше окружающих понимал сложные, он знал за собой это и не испугался, а просто пошел и спросил у священника.

 – Нет, Россия уже не безбожная. Но, – падре поднял вверх руку, будто ища подтверждения с неба, – и не католическая, конечно, и никогда такой не была. Они называются «православные».

Забыв поблагодарить, Нил помчался домой – набирать в поиске новое слово.

В ближайшее воскресенье, еще до света, он схватил велосипед, что обычно держал прямо на креплениях на стене, поближе к антресолям, и поехал. Вниз по круто спускающейся дорожке к границе района, мимо церкви – бетонного шалаша, мимо ферии, где просыпались тучные охранники, встречая первых поспешивших торговцев, мимо вывесок, написанных от руки красками, мимо…мимо…мимо… Адрес, найденный в интернете, указал очень далекую точку на карте. Нужно было торопиться, Нил не жалел ног. Только бы не пошел дождь: обычно ливни проливались в их краях в послеобеденное время, но в нынешний сезон дождь мог обрушиться и поутру, превратиться в непроглядную стену. Нил был готов промокнуть до нитки, а если размоет дорогу – то ползти, если обрушит в реку часть дорожного полотна, как на прошлой неделе – то Нил поплывет и выплывет. И не может быть иначе, потому что сегодня он едет в настоящий русский храм.

Люди с чисто белой кожей, стоя на парковке у машин, разглядывали мужчину непонятного возраста: в рубахе и простых брюках, одна штанина задрана, галстук – на плече, темные  волосы растрепаны, тяжело дышит, лицо красное от жары. А глаза – голубые, детские.

Он почти на цыпочках вошел под белые своды. И ахнул. Его окружали иконы, много тех самых икон, которыми он столько любовался. Столько окон в небо! Вот где можно безотрывно смотреть на Бога! Вот где Небо прямо над тобой!

Нежно, как усталая старая его мама, взирала на Нила с самой большой иконы Дева Мария. Её окружали святые, хрупкие, но сильные, он буквально осязал свет от них. В уголке священник склонился над аналоем вместе с каким-то человеком, потом накрыл его блестящей лентой, спускающейся к полу от шеи – и человек тоже просиял тем светом. Нил подбежал к аналою. И выговорил на родном языке четко, как люди из телевизора: «Меня зовут Нил!»

После службы Нила позвали к столу, в особую комнатку-трапезную. Но он не знал, как идти, его ноги забыли, как сделать шаг. И маленькие дети, смеясь, подхватили его, невысокого, под руки и повели. «Angelitos», – шепнул он им. Они засмеялись. За столом дети сидели рядом и то на русском, то на его родном языке объясняли, что это за блюда стоят на столе. Нил пробовал пищу из вежливости, восхищался и благодарил, но на самом деле не чувствовал ни голода, ни даже жажды.

Потом они долго говорили со священником, Нил жадно слушал ответы на свои вопросы. Старался запомнить каждое слово: ведь все это он расскажет маме и папе (брат вряд ли будет слушать).

Священник предложил довезти его до дома. Нил аккуратно уложил велосипед в багажник и сел рядом с водителем – посмотреть дорогу, которую он не смог разглядеть утром, ведь было совсем не до этого. И каждый километр дороги теперь был новый и Божий. Такой, каким его нарисовал Истинный Художник. По дороге они, правда, разок заблудились, ведь русский падре впервые был в этих краях. Но тем больше было Божьего пути.

Семья была в шоке. Их глупого сына привез домой священник! Соседи вышли посмотреть – и на улицу, и на едва ли не касающиеся друг друга балконы. Радостно прыгала собачка-спаниэль брата по кличке Байоли. «Она не кусается», – на всякий случай сказал Нил, когда Байоли пыталась лизнуть священника в нос. Отец и мать Нила чуть ли не бегом принесли кофейные чашки и печенье, усадили гостя за стол в уютной гостиной. Открыли шторы: пусть соседи видят! Всё сегодня было новым, обновленным для Нила: гостиная, родители, Хорхе и другие соседи, даже звонко лающая собачка.

 – Какой грамотный падре, – сказал уважительно отец, когда гость отбыл.

 – Потому что Бог, – сказал Нил. И, кажется, на этот раз его поняли.

***

Идут годы. И уже совсем другие люди живут в домах рядом с жильем Нила. Уже не мама, чье лицо улыбается с фотокарточки на стене, а жена брата, вздыхая, провожает супруга на завод и приступает поутру к домашним делам. Гостиная до обеда отдыхает от громких голосов племянников. Постарели те люди, что встретили когда-то Нила на стоянке у храма с синими куполами, появились новые лица, а кто-то уехал на родину. Отозвали и прежнего священника, и служат теперь в храме то приезжающий батюшка, то священники из братских Сербской и Греческой Церквей.

Неизменно лишь одно: каждое воскресенье в двери русского храма входит мужчина с вьющимися волосами и бородой. На его груди – православный крест и образ преподобного Нила. Мужчина радостно улыбается каждой иконе и каждому человеку. Кто-то из прихожан, бывает, и поморщится, и отойдет. Кто-то поклонится приветственно. Кто-то перешепнется. А вот дети – дети всегда к нему бегут.